Царство

– Ну вот, собственно, и денарии – лови!

Практически поднявшись наверх, я ненадолго замер, ожидая, когда толмач ко мне приблизится, а после швырнул ему кошелек, коий тот с трудом и восторгом успел поймать…

А в следующий миг, сделав еще один шаг навстречу, я резко схватил пальцами правой руки его длинные волосы и рывком дернул на себя, приставив к горлу засапожный клинок.

– Где Микула, тварь?! Отвечай!

Немец испуганно замер, ничего, однако, не сказав вслух. На время замерли и его соратники, меряя меня злыми, прямо-таки обжигающими ненавистью взглядами.

Но плевать мне на их взгляды – мне нужен мой друг!

Нервно сглотнув, ощущая при этом пугающую легкость во всем теле, я во весь голос заорал, так и не дождавшись ответа толмача:

– Микула! Микула! Где ты, друг?! Микула!!!

Мне послышалось или после моего крика в трюме как-то подозрительно звякнули цепи?!

Ну, цепи, может, звякнули и случайно, или все же действительно послышалось, а вот скрип плечей и тетивы взводимого арбалета прямо над моей головой, с кормовой надстройки, я расслышал совершенно точно.

В следующий же миг чересчур резко дернулся толмач, наконец-то выпустивший из рук мешочек с серебром и схватившийся за рукоять тесака, покоившегося в ножнах на его поясе.

Отлично наточенное, загнутое полумесяцем внутрь лезвие засапожного ножа с легкостью вскрыло горло ублюдка – или причастного к пропаже Микулы, или решившего просто нагреться на моих денарах. На руки обильно хлынуло липким и горячим, а я, оттолкнув от себя убитого, метнулся к кривому, одновременно с тем рванув меч из ножен. Он также оголил оружие – широкий тесак в добрый локоть длиною. Но парировать прямой выпад уже не смог. Не хватило то ли сноровки, то ли просто не успел среагировать, и узкое острие капетинга» вонзилось точно в «солнышко» моего противника. Как кажется, бывшего старшим не только по возрасту, но и по положению среди этих выродков…

В следующий же миг все мое существо, вся приобретенная в зимних боях чуйка буквально сиреной взвыли от острого ощущения опасности, ледяной волной обдавшего спину. И я, как видно, на адреналине успел отскочить на пару шагов вправо, заодно срубив испуганно шарахнувшегося в сторону моряка – тот рухнул на палубу с перерубленным шейным столбом. А позади раздалось сразу два глухих удара по дереву.

Выходит, и стрелков двое!

– А-а-а-а-а!

Ко мне бросается третий выродок из компании толмача, меченый шрамом, – бросается, высоко занеся секиру для удара.

Шаг ему навстречу – и клинок в коротком выпаде погружается в живот германца, рванувшего навстречу моей же атаке. Примерно до середины погружается. И одновременно с тем блок предплечья левой (прострельнув болью от резкого движения) встречает над головой древко топора, уже потерявшего силу удара.

Сделав еще один шаг вперед, я уже по рукоять вогнал меч в живот охнувшего, окатившего меня кровью из открытого рта ворога, после чего вместе с ним развернулся к стрелкам, чуть присев. Спустя всего удар сердца один болт ударил немца в спину, заставив тело его дернуться, а другой впился в доску палубы в вершке от моей стопы.

Все!

Рывком отталкиваю убитого от себя, бросив настороженный взгляд назад, но на носу противников не осталось. Однако и оставшиеся на палубе моряки, испуганно жмущиеся к кормовой пристройке, агрессии не выказывают и ввязываться в драку не пытаются.

Уже хорошо!

А между тем в трюме ведь раздается уже отчетливый звон цепей.

– Ну, поехали…

Стряхнув мертвеца с меча, за несколько ударов сердца я добегаю до лестницы, ведущей к арбалетчикам, и едва успеваю отпрянуть в сторону, увидев прямо перед собой мужской силуэт. Очередной болт вновь ударил в доски палубы, а я стремглав ринулся наверх.

Чтобы поймать второй арбалетный болт. Хорошо хоть успел пригнуться, заметив нового стрелка.

Ощущение, будто в плечо кто-то очень сильно ударил, и одновременно с тем словно его что-то обожгло изнутри. Сильно обожгло! И ведь жжение усиливается, а вместе с ним приходит и тупая, острая боль. Но она же дает силы пролететь последние шаги по лестнице и от души рубануть по шее арбалетчику, подавшемуся назад и попытавшемуся перекрыться самострелом.

Его соратник оказывается чуть удачливее: он успевает натянуть тетиву руками, вставив правую ногу в стремя, и вложить очередной болт в желоб. И даже вскинуть оружие по направлению ко мне. Но, шагнув к новому противнику, я со всей возможной силой и скоростью ударил по арбалету, попав в ложе, и сорвавшийся с тетивы болт ушел в сторону. Еще шаг – и последний противник оказывается нанизан на меч.

Все!

– Эй, вы! Кто там в трюме?! Ну-ка, откройте его! Да быстрее!!!

Мой рев вряд ли понятен двум уцелевшим морякам. Но, как кажется, они все равно очень хорошо понимают главный посыл, как и окровавленное острие меча, указывающего на люк в палубе, из-под которой по-прежнему разносится лязг цепей.

Вдвоем они бросаются к люку, быстро спускаются вниз. Я жду их, неприязненно косясь на торчащее из плеча древко болта и стараясь при этом не обращать внимания на боль, трансформирующуюся в тупую и изводящую. Болт сейчас доставать никак нельзя – обильно хлынет кровь, и кровопотеря может меня добить. Пока он закупорил рану собой, словно пробка. Но и оставить насовсем тоже ведь не выйдет!

Между тем все то время, пока я предавался размышлениям о том, как бы мне извлечь «инородное тело» и при этом не сдохнуть (хорошо, что вспомнил про прижигание!), под ногами по-прежнему звенели цепи. Но в какой-то момент звон оборвался, зато послышались какие-то глухие удары и приглушенные вскрики. После чего по сходням, ведущим в трюм, раздались скрипучие (из-за ступенек) шаги, и, наконец, в открытом люке показалась голова крайне виновато посмотревшего на меня Микулы.

– Зараза… Как же я рад тебя видеть!