Ястреб над океаном

* * *

Они думали, что на площадке никого нет… Но на самом деле они были не одни. Свидетель их излияний стоял в темном углу площадки, ведущей с другой стороны в склады, которыми он заведовал.

Это был лейтенант Спарк.

Острая боль, точно ножом, поразила его сердце.

Неожиданно рассеялась его мечта именно в ту минуту, когда он считал близким ее осуществление.

Для этого достаточно было появления этого иностранца. Француз, незнакомец отнял у него счастье. Оно отнято безвозвратно – никогда Кэт не будет принадлежать ему – он видел это ясно. Ее горячее прощание, сверкающие глаза и придававшее ей еще больше красоты внутреннее волнение убедили его, что он должен отказаться от нее.

Невыразимая злоба овладела американцем, и глаза его налились кровью. Нет, он не позволит так издеваться над собой! Он сейчас же пошлет вызов этому обольстителю. Дуэль состоится немедленно, и убьет ли он или будет убит сам, но один из них должен исчезнуть.

Придя к такому решению, он, со сжатыми кулаками спускаясь с лестницы, громко повторял: «Один из нас исчезнет через час!»

Влюбленные разошлись. Кэт отправилась к больному отцу, а Морис спустился в грот, не подозревая, какая драма вспыхнула только что благодаря их прощанию.

Аэроплан был уже поднят на платформу и казался снизу хищной птицей с распущенными крыльями, вырвавшейся из своего гнезда и готовой ринуться в пространство.

Шесть человек удерживали его из боязни, чтобы аэроплан не соскользнул по скату в море, прежде чем будут приведены в движение его винты.

Широкие, красные лужи на досках площадки напоминали о недавнем избиении.

– Оставьте эти лужи, – спокойно сказал лейтенант Форстер. – Кровь склизка и поможет аппарату скользить.

Морис Рембо явился сюда с капитаном Бродвеем, пожелавшим присутствовать при отъезде для того, чтобы доложить обо всем майору.

Он быстро взглянул по направлению к морю.

– Торопитесь, – сказал лейтенант Форстер, – японские суда оповещены теперь о гибели их десанта. Нам сейчас, с минуты на минуту, пришлют сюда «чемодан».

И в самом деле на горизонте, по неподвижной, как озеро, поверхности моря скользили две волнистые полосы дыма.

Рассветало.

Через несколько минут светлые очертания крыльев аэроплана будут видны в японские подзорные трубы.

Нельзя было терять ни минуты.

Среди гарнизона в Мидуэе уже распространилась весть об отъезде смелых авиаторов, и это известие вызвало такое же сильное волнение, как и призыв к бою.

Из всех бойниц, из всех амбразур были устремлены взоры на платформу.

Там, в вышине, около башен, вышедшие из своих стальных колпаков артиллеристы смотрели во все глаза на большую птицу, созданную в шесть дней французским инженером.

Полетит ли он на самом деле?

Как же он поднимется, не коснувшись воды, спустившись по наклонной плоскости по направлению к морю?

Не разобьется ли он об скалы, остроконечные верхушки которых торчали в шести метрах под выступом места спуска? И успеет ли вовремя подобрать смелых авиаторов единственный моряк «флотилии» в Мидуэе, Гильт, снарядивший для этого свою моторную лодку и ожидавший в маленькой бухте?

Подобными вопросами обменивались, крайне заинтересованные, все обитатели Мидуэя. У них не было никакой надежды на скорую помощь без участия этого смелого и почти фантастического аппарата.

– В дорогу, Арчибальд! – кратко заявил инженер.

Лейтенант Форстер повернул рукоятку, и мотор стал сильно трещать. Отголоски этого короткого и чистого треска громко раздались среди скал, так как во избежание излишней потери части двигательной силы глушитель был снят и газы шумно вырывались в атмосферу.

Морис Рембо занял место у колеса, и глаза его тотчас устремились на маленький образок и стебель цикламена, которые будут напоминать ему в момент головокружительного полета о ней.

Когда он поднял голову, глаза его встретились со взором только что появившегося лейтенанта Спарка, и он был поражен выражением его искаженного лица.

Спарк также заметил голубую ленту и цикламен. Он понял, чья рука прикрепила их здесь, и его злоба удвоилась.

Он видел, как Морис Рембо занял свое место, слышал отданное им приказание снять деревянные подпорки, придерживавшие полозья, увидел, как он включил винты.

Лишь только они пришли в движение, как сильная воздушная волна пронеслась по платформе… Громадная птица вздрагивала…

Спарк, сделавший несколько шагов по направлению к инженеру, остановился, точно загипнотизированный.

Необычайное зрелище, ожидание чудесного, невиданного им полета человека на аппарате, который тяжелее воздуха и как бы не подчиняется законам тяготения, неожиданно остановили руку Спарка.

Его удержала мысль, что, быть может, он увидит, как аппарат вместе с пассажирами после нескольких поворотов винта исчезнет в море на глубине трех тысяч футов. Наконец его охватило волнение, овладевшее всеми защитниками Мидуэя, вся надежда которых была сосредоточена на этом хрупком и гениальном аппарате.

И снова красный туман закрыл его взор. У него явилось страшное желание сорвать цветок цикламена и бросить его в лицо своего соперника.

Вышел бы скандал: Морис Рембо отложил бы отъезд для того, чтобы ответить на вызов.

Офицер не пошевелился. Между двумя перекладинами, соединявшими крылья, лейтенант Форстер развернул американский флаг. И американский офицер ясно понял все величие миссии, совершаемой ненавистным ему человеком.

В нем проснулось сознание чести солдата. Как могла ему прийти в голову мысль мстить за личное оскорбление, убить человека, построившего этот чудесный аппарат, которым он один только и может управлять, человек, который обрекает себя на самые страшные опасности для спасения этого клочка американской земли!

Если один из них должен погибнуть, то никак не авиатор.

Если волею судьбы его соперник возвратится в Мидуэй с эскадрой, он, Спарк, исчезнет.

И скрестив руки, сохраняя внешнее спокойствие, он ожидал отлета «Кэтсберда», название, прочитанное помутившимся взором на корме лодки.

Морис Рембо отдавал спокойным голосом последние распоряжения.

Аэроплан держался еще на единственной веревке, продетой через ввинченное в скалу кольцо. Человек, вооруженный топором, должен был перерубить эту веревку в том месте, где она лежала на тяжелой деревянной перекладине, но не раньше, чем прикажет авиатор.

– Слушай! – крикнул инженер.

Он быстро потянул медную проволочку, соединявшуюся с задними ракетами.

Вдруг из-под лодки вырвались два пучка пламени и дыма, аэроплан сильно вздрогнул, его крылья заколебались со звуком, напоминающим трещотку, точно горя нетерпением ринуться против ветра Тихого океана.

Нажимая на педаль рычага движения, Морис Рембо сообщил винтам скорость 1800 оборотов.

– Руби! – крикнул он сильным голосом.

Топор опустился, и лодка сделала движение вперед. Она начала скользить с увеличивающейся скоростью. Менее чем через секунду лодка очутилась на краю платформы.

Затаив дыхание, все зрители вместе со Спарком увидели, как аэроплан спускался к морю с возрастающей скоростью, точно болид, появившийся из межпланетных пространств и готовый погрузиться в океан.

Но инженер привел в действие руль глубины. Аэроплан предоставил ветру наклонную поверхность своего переднего биплана, затем двойной изгиб своих крыльев и, пронесшись одно мгновение в нескольких метрах над водой, «Кэтс-берд» грациозно поднялся, достиг вышины в двадцать метров и повернул налево.

У одной из выходивших на платформу бойниц маленькая ручка махала длинным белым покрывалом.

Уже совсем рассвело. Там, на востоке, первые лучи солнца упали на желтые крылья поднявшейся птицы. Японские суда увидели аппарат, о намерении которого улететь, вероятно, Кердок сигнализировал в прошлую ночь.

Две молнии вспыхнули вдали, и заметившие их кричали «спасайтесь!».

Прошло несколько мгновений, и страшное шипение прорезало воздух. Два огромных снаряда пролетели, как молния.

Один из них упал в море, в десяти метрах от берега, подняв гигантский столб воды.

Второй долетел, скользя над водой, до платформы, только что покинутой аэропланом.

Артиллеристы, орудийная прислуга, механики, свыкшиеся с подобными тревогами, даже сам капитан Бродвей – все поспешили скрыться через вал в глубину грота.

Один только лейтенант Спарк продолжал стоять, скрестив руки и устремив свой взор вдаль.

Искромсанный, раздробленный, он как бы растаял в месте взрыва…

Лейтенант Спарк исчез раньше, чем он думал.

Пролетев несколько миль влево, аэроплан напоминал огромную чайку, парящую над морем. Видно было, как он снова сгибался, увеличивался, приближался к Мидуэю, для того чтобы описать условленный круг. Когда он проходил невдалеке, белое покрывало с увеличившейся лихорадочностью снова колыхалось, резко выделяясь на темно-коричневом граните.

Затем «Кэтсберд» повернул к востоку с согнутыми плоскостями крыльев, ход ускорился, шум мотора рассеялся в пространстве. Его длинный хвост уменьшился, из чайки он превратился в морскую ласточку, затем в маленькое белое пятно, которое исчезло в лучах рассвета.