Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны

* * *

Дом на улице Эпинет был многоэтажным и многоквартирным. Они нашли нужный подъезд, в нём был домофон. Поль уже собирался звонить и говорить что-нибудь, но им повезло — дверь открылась изнутри и вышла стайка молодёжи обоего полу. Конечно же, этим воспользовались.

Подъезд был чистым и совершенно обычным, без затей, дверь в квартиру — тоже. Поль позвонил в дверь и велел остальным выйти из зоны видимости в глазок.

— Кто там? Я никого не жду, — сообщил женский голос из-за двери.

— Госпожа Перонне, я хочу поговорить с вами о некоей тайне. Меня зовут Поль де Шатийон.

Дверь открылась на цепочку.

— Слушаю вас, — раздалось из недр квартиры.

— Извините, госпожа Перонне, но о тайнах через дверь не разговаривают.

— Вы можете вообще не разговаривать, а просто дать денег и уйти, — сообщила она. — Вы ведь про ваших родственниц поговорить пришли, так?

— Не вполне. Да, сначала я занялся их вопросом. А потом меня заинтересовал ваш вопрос, ваша тайна. Вы вообще в курсе, кто я?

— Ну да, — пробормотала она. — NS26, «Новости Парижа», «Мадам Ф», что-то ещё.

— Тогда вы представляете, что я могу сделать с информацией о том, что вы и Изабель Молин — один и тот же человек? — ласково спросил Поль.

За дверью сдавленно охнули.

— Ничего вы не сможете. Кому до этого какое дело? Я не дочка политика.

— Но репутация бывает не только у дочки политика, у журналиста тоже, — пожал плечами Поль. — Вас не возьмут ни в одно поле из тех, на которых вы сейчас кормитесь. В вашу серьёзность не поверят ни в глянце, ни в феминистских пабликах. И в политике вам будут не рады, поверьте. Да и вашим соседям сейчас любопытно, как я думаю.

— Идите к чёрту! Вы не посмеете этого сделать, я выложу фото ваших родственниц в сеть прямо сейчас! — она начала заводиться.

— Кажется, пора переходить к следующему этапу, — пробормотал Себастьен.

Он протянул руку, взялся за цепочку, надавил пальцами, и она распалась на две половинки. Мгновенно Поль поставил ногу в щель, не позволяя захлопнуть дверь у них под носом. Себастьен легко преодолел сопротивление девушки и открыл дверь, после чего они вошли и закрыли её изнутри.

Селин Перонне оказалась невысокой, ниже Элоизы, хрупкой и изящной, похожей на куклу — если бы не обритая голова, покрытая ежиком тёмных волос. Резкие движения тоже не соответствовали кукольному облику. На помертвевшем лице видны одни глаза — огромные и прозрачно-голубые. Она в белоснежном топе-майке и коротких джинсовых шортах, и босиком.

Прихожая у неё была маленькая, и в ней сразу же стало тесно.

— Госпожа Перонне, если вы будете благоразумны — то лично вам ничего не грозит. Мы поговорим с вами и уйдём, — сказала Элоиза.

— Элоиза дело говорит, советую прислушаться, — кивнул Поль.

А Себастьен молча прислонился к стене и сложил руки на груди.

— А что мне вообще может грозить? Я не делала ничего, за что меня можно официально преследовать! — девушка пришла в себя и начала защищаться.

— Вы считаете, что шантаж — это «ничего»? Или, может быть, что это хорошо и правильно? — продолжал интересоваться Поль.

— Селин Перонне никого не шантажировала, — выдала она.

— Вы бы тогда хотя бы с разных айпишников заходили, что ли, — усмехнулся Себастьен. — Или на разных жёстких дисках данные держали, если уж не на разных компьютерах. А то стоило копнуть — и вся ваша тайная жизнь под всеми именами — как на ладони. И это зафиксировано, — спокойно добавил он.

— Поэтому отвечать за шантаж будет-таки Селин Перонне, — констатировал Поль. — К слову, распространение этой информации также может специфически сказаться на вашей репутации — кто даст вам откровенное интервью, если будет известно, что вы практикуете шантаж?

— Вот так всегда — когда мужики гадят, то им всё сходит с рук, а когда женщина борется за себя и свои права, то она кругом виновата!

— Это вы вообще о чём? — рассмеялась Элоиза. — Каким образом вы отстаиваете чьи-то права? И права на что? Права на шантаж, раз уж вам стала известна какая-то приватная информация? К слову, есть ещё вопрос о том, как именно она вам досталась, то есть — мы предполагаем ответ, но желаем получить его непосредственно от вас.

— А с чего вы взяли, что я скажу? Вломились в квартиру, и угрожаете, и надеетесь, что я прогнусь? Не будет этого!

— Ну положим, угрожать-то начали вы. И лично мне очень интересно, для чего вам это понадобилось. Не припоминаю, чтобы мы с вами где-то пересеклись. Вам вообще сколько лет? — поинтересовалась Элоиза.

Селин молчала.

Себастьен достал телефон, что-то в нём нашёл.

— Судя по документам, барышне двадцать шесть лет, в Париже она последние восемь, а до того жила в Амьене.

— Тогда нам вообще негде пересекаться. Восемь лет назад я уже работала в Лозанне. Госпожа Перонне, я в самом деле не понимаю — зачем. И вам придётся рассказать. Где мы можем с вами нормально поговорить? Обращаю ваше внимание, что мы всё ещё предлагаем поговорить. Если та информация, которую вы угрожаете опубликовать, увидит свет, то за дело возьмётся Жан де Шатийон. Он терпеть не может шантажистов, кроме того, для него обезвредить шантажиста — это вопрос поддержки репутации. И если вы сейчас не готовы нас услышать — мы уйдём, вы всё опубликуете, а дальше уже как сложится. В этом случае вы потеряете не только работу и возможность карьеры, но как бы не деньги и свободу — вы ведь понимаете, что нарушаете закон о неприкосновенности частной жизни, — Элоиза уже устала быть вежливой и уговаривать.

Ещё немного — и она взорвётся. И тогда точно кое-кому мало не покажется.

— Хорошо, пойдёмте, — буркнула под нос Селин и пошла в недра квартиры.