Котенок. Книга 1

* * *

Начало урока я воспринял, как некую обязательную к участию пьесу. Смущали меня и декорации: портреты Маркса, Энгельса и Ленина, что висели в классе на самом видном месте, будто иконостас. Не раз я ловил себя на мысли, что происходившее сейчас в школе действо (с моим участием) – чей-то розыгрыш. Вот только мои руки с гладкой молодой кожей розыгрышем не выглядели. Да и занимавшая рядом со мной место за партой Алина Волкова казалась серьёзной и даже слегка хмурой, но точно – живой. Я пристально посмотрел на профиль своей соседки по парте. Девица заметила мой взгляд – повернула ко мне лицо и вопросительно вскинула бровь, разрезанную тонкой белой полосой шрама.

Я улыбнулся ей. Но Волкова на мою улыбку не отреагировала. Она отвлеклась: резко распахнулась дверь.

Голоса учеников смолкли. По ушам резанул скрежет стульев. Я вытянулся рядом с партой (при появлении учительницы), добавил своё приветствие к нестройному хору десятиклассников.

– Присаживайтесь, – разрешила учитель физики.

Она взглянула на плохо намытую доску.

«Сейчас позовёт Громова», – подумал я.

– Кто у вас сегодня дежурный? – спросила физичка.

С первой парты ей ответила Сергеева.

– Громов! – повторила учительница озвученную Лидочкой фамилию.

Пробежалась подслеповатым взглядом по головам школьников.

Черноволосый Громов не без труда поднялся на ноги (испустил шумный недовольный вздох: при его почти двухметровом росте за партой Василию было тесновато).

– Вася, – сказала физичка, – вот ты где. Намочи, пожалуйста, тряпку. Приведи доску в порядок.

«Все остальные – откройте учебники на седьмой странице…» – мысленно произнёс я.

– Все остальные – откройте учебники на седьмой странице, – послушно повторила учительница. – Вступление мы пропустим. Темой нашего сегодняшнего урока будут…

«…Механические колебания», – мысленно опередил я физичку.

– …Механические колебания.

Я облокотился о парту. Наблюдал за тем, как учительница и ученики в точности повторяли всё то, что я ещё по пути в школу вспомнил о сегодняшнем дне. Вот физичка развернула бумажный свёрток, достала из него кусок мела. Лидочка Сергеева левой рукой поправила причёску (будто воспользовалась моей подсказкой). Вот громко зевнул около доски Громов. «Сейчас стрельнёт взглядом в сторону Кравцовой», – подумал я. И Василий тут же посмотрел в том направлении, где с идеально прямой спиной восседала за партой Наташа Кравцова (Принцесса, как завистливо обзывала её Сергеева). Принцесса Васин взгляд словно и не заметила – ожидаемо: согласно известному мне сценарию.

Я чуть напряг память – и тут же мысленно воспроизвёл первые абзацы первой главы учебника. Опустил взгляд на страницы книги и убедился, что вспомнил предложения дословно. Перед мысленным взором предстали и страницы второго параграфа учебника – стоило мне лишь послать «памяти» соответствующий запрос. Я поднял голову, взглянул на спрятанный в углу под потолком (внутри пластмассовой коробки) динамик. Припомнил, что в конце этого урока голос Полковника через систему оповещения объявит: первую репетицию концерта ко Дню учителя перенесли на понедельник, а все желающие в нём участвовать ещё могут подать заявки. «Раньше у меня такой памяти не было», – подумал я.

Снова посмотрел на Алину – вспомнил, что завтра (в свой день рождения) Волкова уйдёт с последнего урока. И сколько не напрягал извилины – причину, по которой она прогуляет английский, в памяти не нашёл. Потому что в «прошлый раз» Алина свой поступок мне не объяснила (да я её о нём и не расспрашивал). Не отыскал я в воспоминаниях и сведения о том, почему Волкова в воскресенье не пойдёт с классом в поход на берег озера. Сделал вывод, что возможности моей памяти всё же не безграничны. Я находил в ней лишь то, что уже знал (видел или слышал) – эту информацию легко извлекал из своих воспоминаний: будто считывал её из недр сервера, что находился в моём единоличном пользовании.

Учительница физики близоруко щурила глаза и пересказывала нам давно ею заученный наизусть параграф учебника (изредка я замечал в её монологе лишь небольшие отклонения от оригинального текста). Моя соседка по парте прилежно и аккуратно конспектировала слова физички – как и едва ли ни все ученики выпускного десятого «А». Я же в своих записях увековечил лишь сегодняшнюю дату: «Третье сентября». Потому что вести сегодня конспекты не входило в мои планы. Идея писать от руки (не печатать на клавиатуре) мне виделась нелепой, абсурдной и бессмысленной (к тому же, тексты учебников ещё с «прошлого» обучения в десятом классе сохранились в моей памяти). Я не удержался – зевнул (прикрыл рот ладонью).

Рисовал на клетках в тетради короткие чёрточки (изображал работу, чтобы не выделяться на общем фоне). Украдкой поглядывал на своих одноклассников (не вертел при этом головой, чтобы не привлечь внимание учительницы). Вспомнил, что во время воскресного похода на природу Наташа Кравцова упадёт в холодную воду озера и на две недели после этого случая сляжет с простудой. В подробностях воссоздал в памяти, как в конце сентября я дрался за школьной теплицей с Громовым (я отделался тогда разбитым носом и испачканной в крови рубахой). Не забыл я и как в ноябре уезжал из Рудогорска. Никто из одноклассников меня не провожал: десятый «А» тогда укатил в Москву на экскурсию.

«А вот после ноября этого года я никого из них ни разу не встретил», – промелькнула мысль. Но я тут же её опроверг: «Видел Лёньку Свечина. В июле восемьдесят восьмого года. В Ленинграде». Я взглядом отыскал давно нестриженый затылок парня: Свечин сидел сейчас за первой партой у двери, прилежно записывал слова физички. Со Свечиным я во время своей командировки столкнулся случайно, на Московском вокзале. Лёнька тогда меня узнал (сказал, что я почти не изменился). Я перекинулся с бывшим одноклассником парой фраз. Свечин похвастался, что с красным дипломом окончил физико-математический факультет Петрозаводского государственного университета, и что уже два года жил и работал в Москве.

– А как другие «наши» устроились? – спросил я у него. – Где сейчас Кравцова? Сергеева поступила на вышку? Громов пробился в МГУ, как собирался?

– Ты разве ничего не знаешь? – спросил Свечин.

Улыбка исчезла с его лица.

Я пожал плечами.

– Что именно?

– Солдаты их всех убили, – едва слышно произнёс мой бывший одноклассник. – Тогда: зимой. Нас пятеро осталось. Из всего десятого «А» класса. Троих отправили доучиваться в «Б» класс. А нас с Ерохиной – в «В».

Он плотно сжал губы.

– Не понял, – сказал я. – Какие солдаты? Кого убили?

Лёнька после моих слов воровато огляделся.

– Некогда мне с тобой разговаривать, Крылов, – сказал он. – Спешу: сейчас подадут мой поезд.

И шёпотом добавил:

– К тому же, я подписку давал «о неразглашении». Так что… не могу говорить, прости. Мне сейчас только проблем с КГБ не хватает… в довесок ко всему прочему.

Свечин устало вздохнул, похлопал меня по плечу.

– Рад был тебя повидать, Иван, – сказал он. – Прощай. Может, свидимся ещё… когда-нибудь.

С чемоданом в руке Лёнька поспешил в сторону перрона.