Комсомолец

* * *

— Это правда, что ты живёшь в общежитии вместе с нашим старостой? — прозвучал у меня над ухом тихий грудной женский голос.

Я повернул голову. Лишь сейчас заметил, рядом с кем уселся.

Крупная девица. Неплохо смотревшаяся бы рядом со мной… прошлым. Повыше меня нынешнего. Не полная — скорее, крепкая. С румяными щеками, похожим на небольшой шарик подбородком и длинными кукольными ресницами. Она смотрела на меня в упор, словно вела допрос. То и дело поправляла свою стрижку (должно быть, безумно популярную в это время: похожие сооружения я видел на головах двух третей сидевших в автобусе девчонок). Её тёмно-русые локоны упрямо не желали лежать «правильно».

Вынырнул из пучины воспоминаний и рассуждений. Мысленно повторил вопрос соседки. Потому что в изложении девицы я его услышал, но не понял.

— Правда.

Девчонка прикоснулась к моей руке.

— А куда его ранили? — спросила она.

Вспомнил её фамилию: Боброва.

— Кого? — переспросил я.

— Нашего старосту, конечно, — сказала Боброва.

— Кто его ранил?

Девица одарила меня презрительным взглядом, точно я только что доказал ей свою умственную неполноценность.

— Китайцы, кто же ещё, — сообщила она. — На Даманском. Нам на Ленинском уроке об этом говорили!

— Славку?

Боброва нахмурилась. Поджала губы.

Я понял, что она не поверила в искренность моего удивления.

Девица бросила мне в лицо:

— Ну и ладно! Не больно-то и хотелось знать.

Отвернулась к окну.

Но тут же, словно невзначай, взглянула на тёмную макушку Вячеслава Аверина, сидевшего через два ряда кресел от нас. Посмотрела на неё с нескрываемым интересом.

Я огляделся: на Славу поглядывала не только моя соседка.

«Вот значит, почему Аверина назначили старостой, — подумал я. — Отслуживший в армии. Раненый в самом настоящем бою. Герой. Хороший образец для подражания. Всё правильно».

Думать об Аверине я сейчас не мог.

Вернулся к воспоминаниям о Комсомольце.