Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Другими источниками песни Высоцкого могли послужить, во-первых, стихотворение Бориса Пастернака «Русская революция» (1918): «Он, — “С Богом. — кинул, сев; и стал горланить: — К черту! — / Отчизну увидав, — черт с ней, чего глядеть! / Мы у себя, эй жги, здесь Русь да будет стерта! / Еще не всё сплылось, лей рельсы из людей!”» ~ «Ну что ж, вперед! А я вас поведу, — закончил дьявол. — / С богом, побежали!»; а во-вторых, известный анекдот: «Почему черти боятся впускать коммунистов в ад? — Потому что они обязательно поднимут народ, чтобы построить там рай»[180].

Этот «рай на земле» обещали построить все большевики, начиная с Ленина, который еще в статье «Социализм и религия» (1905) писал: «Единство этой действительно революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе…»[181].

Кроме того, строка «В Аду решили черти строить рай» отзовется в стихотворении «Наши помехи — эпохе под стать» (1972), которое заканчивается саркастическим вопросом: «Это при том, что мы строим вовсю / С невероятным размахом?!».

Высоцкий же в этот «рай» никогда не верил: «Я никогда не верил в миражи, / В грядущий рай не ладил чемодана — / Учителей сожрало море лжи / И выплюнуло возле Магадана» (1979). Поэтому в стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных…» (1975) он ироничееки ооращался к одному из таких учителей: «…Но гдд ты, гдд, учитель мой, зануда? <…> Зря вызывал меня ты на завал — / Глядишь теперь откуда-то оттуда» /5; 36/. «Оттуда» — то есть из лагерей, в которые их «выплюнуло море лжи». Позднее эти «учителя», погибшие в лагерях (правда, уже не в магаданских, а в казахстанских), будут упомянуты в черновиках песни «Летела жизнь» (1978): «Да вот и склон, уставленный крестами. / Издалека покажется — стою, как ротозей. / Знакомых нет — остались в Казахстане / Учившие меня любить друзей» (АР-3-190).

По поводу отношения поэта к «грядущему раю» можно процитировать и фрагмент из его интервью журналисту Николаю Салькову в 1973 году в Донецке: «…мне хочется выступать перед простым народом, чтобы вдохнуть веру в себя, и кричать, что мы еще по-человечески не живем: “Люди, берегите в себе доброту. Не верьте обещаниям политиканов о грядущем рае...”»[182].

В том же году эта мысль нашла отражение в «Мистерии хиппи»: «Как знать, что нам взять взамен неверия!». И в этой же песне под маркой обличения «язв капитализма» говорилось о тех самых политиканах и об обещанном «рае»: «Долой / Ваши песни, ваши повести! / Долой / Ваш алтарь и аналой! I Долой / Угрызенья вашей совести! / Все ваши сказки богомерзкие — долой!».

Тема грядущего рая поднималась и в «Баньке по-белому» (1968), где лирический герой, выступавший в образе бывшего зэка, с горькой иронией вспоминал о своем лагерном прошлом: «Эх, за веру мою беззаветную / Сколько лет отдыхал я в раю! / Променял я на жизнь беспросветную / Несусветную глупость мою». Этим же словом характеризуется советская жизнь в набросках к «Песне мужиков», написанной в 1967 году для спектакля «Пугачев»: «И это жисть? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись и помирай!» (АР-11-126).

Данной теме также будут целиком посвящены «Райские яблоки» (1977), где лирический герой воскликнет: «Да не рай это вовсе, а зона!». Сравним с воспоминаниями Сергея Хрущева: «“Мы построим рай на земле”, - повторял отец и однажды добавил: “Но что это за рай, окруженный колючей проволокой?”»[183][184].

Интересные детали привел Михаил Шемякин: «Каким-то образом Володе удалось прочесть “Град обреченный” братьев Стругацких и, часто беседуя со мной о рае, аде и чистилище и развивая идею Стругацких, он делал предположение, что, может, и наш благословенный социалистический рай является чистилищем или каким-нибудь филиалом ада. <.. > “А если там, куда уйдем после смерти, найдем, как в зеркале — нами же сотворенное?” — высказал он тогда страшную догадку, которая стала основной философской идеей его “Райских яблок” — глубочайшей и трагичнейшей из его песен, которую он посвятил ожидающей его из “рая” Марине»В9.

Процитируем также воспоминания Юрия Соколова, подвозившего Высоцкого на концерт на Томилинском заводе полупроводниковых приборов 26 декабря 1978 года: «Настроение у Высоцкого было отличное, дорогой шутил. Говорили об экологии, о трубах ЗИЛа, мимо которых проезжали. Рассказывал Высоцкий, какой у нас социализм: люди дохнут, дети уроды в пыли. Мы помалкивали»[185].

А фраза «Рай, только рай — спасение для Ада!» из песни «Переворот в мозгах из края в край…» — это очевидная пародия на лозунг Ленин «Вся власть — Советам!», брошенный им, когда он «влез на трибуну», то есть на броневик. Да и призыв «Даешь производительность труда!» пародирует коммунистическую риторику: «В обязательстве бригады коммунистического труда лауреата Сталинской премии Марии Ивановны Рожневой на Купавинской тонкосуконной фабрике в первом же пункте говорится: “Даешь самую высокую производительность труда — вот наш девиз!”»[186].

А в рукописи песни «Переворот в мозгах из края в край…» имеется следующая концовка: «Каков конец? — Наивен ваш вопрос: / И тут, и там растет боеспособность, / В Аду дошли до сотни душ на нос, / В Раю — террор и первая готовность» /2; 519/.

В самом деле, 9 августа 1918 года Ленин пишет «Телеграмму Пензенскому губисполкому»: «Получил Вашу телеграмму. Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Экспедицию пустить в ход. Телеграфируйте об исполнении. Пред-совнаркома Ленин»[187].

Первое исполнение песни «Переворот в мозгах из края в край…» датируется 07.06.1970 (запись у коллекционера Валентина Савича) — за три недели до заполнения той самой анкеты! А написана она была, очевидно, еще раньше, и одним из побудительных толчков к ее написанию наверняка послужило столетие со дня рождения вождя российской революции, которое пришлось на 22 апреля 1970 года[188][189].

И в том же году будет написана песня «Не заманишь меня на эстрадный концерт…», формально посвященная футбольному матчу (сохранилась единственная домашняя фонограмма песни, сделанная в мае 1971 года у того же Валентина Савича), и в ней встретится такая фраза: «Шлю проклятья Виленеву Пашке…».

Когда-то автор этих строк предположил, что фамилия «Виленев», происходящая от имени «Вилен», образована от инициалов «В.И. Ленин»[189]. Действительно, если вспомнить, что Центральная спортивная арена, на которой происходит действие в песне, носила имя Ленина (полное название: Центральная спортивная арена стадиона имени В.И. Ленина), то становятся понятными «проклятия», которые главный герой шлет «Виленеву Пашке»[190]. Между тем, исходя из воспоминаний коллекционера Михаила Крыжановского (1990), Высоцкий употребил эту фамилию, скорее всего, неосознанно: «У Вали [Валентина Савича] он керной поет “Не заманишь меня…”. <…> Валя очень горд тем, что в песне про футболиста, посвященной Яшину[191], он сделал Володе замечание про Ленина. Там был Виленин, Виленин Пашка или что-то вроде этого. Получалось В(ладимир) И(льич) Ленин. И Высоцкий сказал: “Надо же, я про это даже не подумал”»[192].

Но почему же именно «Пашке»? Можно предположить, что здесь присутствует — опять же подсознательная — отсылка к Павлику Морозову — одной из знаковых фигур коммунистической мифологии. «Пашка» — то есть «предатель», поскольку, как гласит легенда, тот донес в ОГПУ на своего отца, председателя сельсовета. Здесь можно упомянуть и более раннее «Письмо из Москвы в деревню» (1966), герой которого пишет своей жене: «Будет Пашка приставать — с ним как с предателем!». Также неслучайно в пьесе Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги командора» (1985) комсорг Еремин носит имя «Паша», а в частушках 1971 года, написанных Высоцким для спектакля «Живой», встретятся такие строки: «Воронку бы власть — любого / Он бы прятал в “воронки”, / А особенно — Живого, — / Только руки коротки! <.. > Пашка-Ворон, зря смеешься…».

Имя «Паша» с иронией упоминается и в «Песне попугая» (1973): «Турецкий паша нож сломал пополам, / Когда я сказал ему: “Паша! Салам!” / И просто кондрашка хватила пашу, / Когда он узнал, что еще я пишу, / Считаю, пою и пляшу»[193].

А об отношении Высоцкого к Ленину говорят и следующие саркастические строки из черновиков песни «Летела жизнь» (1978): «Объединили немцев и чеченов / В один совхоз “Заветы Ильича”» (АР-3-192). Причем про тех, кто их объединил (то есть про советскую власть), сказано: «А те, что их в совхоз объединили, / Давно лежат и корчатся в гробу. / Их всех свезли туда в автомобиле, / А самый главный вылетел в трубу» (АР-3-184). К тому же у строки «.Давно лежат и корчатся в гробу» имеются еще более выразительные варианты: «.Давно лежат истлевшие в гробу», «Давно лежат, съебурившись, в гробу» (АР-3-192).

В продолжение темы обратимся к песне «Через десять лет — всё так же», которую далее мы для краткости будет называть «Аэрофлотом»[194]. В самом начале ее герой описывает разговор со своим начальником: «Хотя бы сплюнул, всё же люди — братья, / И мы вдвоем, и не под кумачом».

Кумач — это разговорное (и часто негативное) название красного (советского) флага — вспомним хотя бы песню А. Галича «Кумачовый вальс» (1973): «Но, увы — но и здесь — над платформой, / Над антеннами сгорбленных дач, / Над березовой рощей покорной / Торжествует всё тот же кумач! / Он таращит метровые буквы, / Он вопит и качает права… / Только буквы, расчертовы куклы, / Не хотят сочетаться в слова».

Также и Высоцкий в 1973 году упомянет в негативном контексте красный цвет: «Ихний Дядька с Красной Пресни / Заорал: “Он пишет песни — / Пропустите дурака!”» («Сказочная история»; АР-14-152), — что восходит к песне «Нет меня — я покинул Расею!» (1969[195][196]): «Кто-то вякнул в трамвае на Пресне: / “Нет его — умотал, наконец! / Вот и пусть свои чуждые песни / Пишет там про Версальский дворец!”». Совпадает даже рифма Пресне (Пресни) — песни, что подчеркивает единство темы в обоих произведениях.

1973-м годом датируется еще одно высказывание Высоцкого, в котором отражено его отношение к «кумачу»: «Как-то написал я стихи под ноябрьские праздники. Хотел видеть их напечатанными. Совсем плохи дела были тогда. Там и красные знамена были, и Ленин. Утром перечел — порвал и выбросил. Понял — это не для ме-ня»151. Вскоре эта мысль нашла отражение в дневнике 1975 года: «Портреты Ленина во всех ракурсах, и всё красно от кумача. Господи, как противна эта клюква. Стыдно» /6; 285/. Далее эти кумач с клюквой будут упомянуты в черновиках «Райских яблок» (1977): «Ай да рай для меня — словно я у развесистой клюквы» (АР-17-202), «Мне не надо речей, кумачей и свечей в канделябрах» (АР-17-204)[197], и в стихотворении 1978 года: «Новые левые — мальчики бравые, / С красными флагами буйной оравою…». Сюда примыкает ироническая реплика Высоцкого во время видеосъемки Юрия Дроздова на факультете журналистики МГУ для американского режиссера Уоррена Битти 17 мая 1979 года. Показывая на свою рубашку и иронически улыбаясь, он говорит: «Красный цвет — лояльный» (связано это с тем, что Уоррен Битти собирался снимать фильм «Reds» — «Красные» — по повести Джона Рида «10 дней, которые потрясли весь мир», и то ли актриса Натали Вуд, то ли режиссер Милош Форман порекомендовали ему Высоцкого[198]; фильм вышел в 1981 году, уже после смерти поэта).