Покорители шторма. Бриз

Глава 1

Карась был уверен, что после смерти отца кто-то наложил на него проклятие, кто-то такой же гнусный и мелкий, как трущобный крысёныш. Во всяком случае, еще год назад, когда родители были живы, Карась не помнил, чтобы с ним творилось нечто подобное, а вот теперь…

Его проклятием стал чуткий нос.

Запахи — какая мелочь, честное слово, если только ты не живешь на улице. Если тебе не приходится ночевать в тех же трущобах, окутанных вонью сточных канав, грязных тел и тухлых тряпок. Если днем ты не ходишь клянчить работу в рыбном порту, смрад которого становится невыносимым за два квартала. Если вечером ты не поджидаешь пьяненьких растяп подле таверны, откуда доносятся запахи жареной мойвы и луковых лепешек.

Последнее было особенно невыносимым, потому как в порту редко находилась работа для одиннадцатилетнего мальчишки, и к вечеру Карась обычно умирал с голоду.

— Эй! — через раскрытое окно донесся весёлый хмельной голос, слышно было, как проехалась лавка по доскам пола. — А щщас всем пива за мой щщёт! Э-эх!

Десяток голосов грянул вразнобой что-то одобрительное, а Карась едва не заскулил от тоски. В животе было пусто аж до колик, а вечер, как назло, выдался прохладным, и таверна с её тёплыми желтыми окошками, сияющими в десяти шагах, выглядела маяком среди серых колючих волн.

Карась очень хорошо представлял, что ощущает корабль, идущий ко дну в приветливом сиянии маяковых огней. Впрочем, какой там корабль. Потрёпанная шлюпка. Детская поделка из коры и обрывка половой тряпки.

— Не-е, — дверь таверны распахнулась, выплёскивая на улицу еще больше света, и с той стороны на ней повис мужчина средних лет.

Обернувшись внутрь, он твердо, хотя и очень неразборчиво заявил:

— Йа-а всё! Всё! Мне надо! Мне домой! Я и так… у-у!

Выдав эту решительную речь, он погрозил кому-то внутри пальцем, в ответ на что раздался громовой хохот, и закрыл дверь. Постоял какое-то время, шатаясь, вглядываясь в темноту перед собой.

Карась узнал этого мужчину: университетский профессор, кажется, Марель дель Бриз. Говорят, человек уважаемый, хотя, если бы кто спросил Карася, он бы поведал, что бессчётное число раз видел профессора в состоянии, не слишком подобающем его положению. И не однажды Карасю доводилось «провожать» Мареля дель Бриза до его дома. Жил профессор недалеко от Центра — островной части Бризоли, где обитали самые знатные семейства клана. Эта таверна на улице Гулящей находилась примерно на полпути между домом Мареля дель Бриза и Академией.

Бормоча и размахивая руками, профессор шёл по улице. Чтобы не упасть, он ставил ноги широко, словно матрос, многие месяцы не сходивший на сушу, а Карась, прячась в тени домов, крался перед ним. Он знал маршрут и знал несколько закоулков, где точно никто не увидит, как он «пройдет» мимо Мареля, заботливо «придержав» его за плечо.

Интересно, что удастся добыть из его карманов сегодня? Однажды Карась после встречи с профессором обзавелся сургучным шариком, а в другой раз вытащил кусок подсохшего сыра, обернутый тканью. И деньги, конечно. Не так чтобы много, но Карасю их хватало, чтобы два-три дня засыпать сытым.

Еще у него была мечта — вернуться домой, туда, где он не будет чужаком, приблудышем среди представителей верховного клана, потому как тут даже самый последний оборванец и пьянчуга был куда выше, чем он, Карась, давно зарекшийся произносить вслух своё настоящее имя.

Сарм дон Сирокко.

Скопить на путешествие к мечте, конечно же, пока не стоило и пытаться.

Другие люди проходили по этой улице навстречу или обгоняли профессора, их серые силуэты мелькали в свете окон и фонарей. Никто не замечал Карася, жавшегося в тень, но Карась видел каждого из них и еще пуще того замечал их запахи: морилка, пиво, рыбьи потроха, краска для лица, прогорклый жир… Были еще шаги, которые от самой таверны следовали за Марелем дель Бризом, шаги тихие и спокойные, они не ускорялись, не замедлялись и не пропадали в боковых улочках. Меж тем первая темная подворотня приближалась, и оставалось лишь надеяться, что этому второму человеку вот-вот потребуется свернуть куда-нибудь, иначе… Ну, иначе он, Карась, напрасно покинул свой пост у таверны.

Стараясь ступать на цыпочках и не выходить из тени, он ускорил шаг и скользнул в темный проулок. Дома тут стояли так близко друг к другу, что почти можно было коснуться стен, если раскинуть руки.

Карась скрючился в самом темном углу и горячо пожелал, чтобы Марель дель Бриз свернул сюда один, а второй человек пошел дальше по улице Гулящей.

Но они возникли почти одновременно. Профессор, кажется, немного протрезвел от прохладного вечернего воздуха, во всяком случае, шагал он заметно ровнее. А второй человек… сначала Карась обрадовался, подумав, что тот обгоняет профессора, а потом две тени слились в одну, сверкнул металл, раздался удивленный возглас, удар, хрип и…

Карась зажал себе рот, чтобы не завизжать как девчонка.

Он знал этот звук, с которым клинок пронзает тело, этот мерзкий хрустяще-хлюпающий звук, который…

Он зажмурился.

…с которым год назад совсем другой клинок пронзил тело его отца. Карась слышал это из-под кровати, куда отец велел ему забраться и сидеть тихо. Наверное, именно тогда что-то случилось с его носом, потому что кровь пахла так горячо, тошнотворно и сильно, этот запах заполонил всю комнату, залез в его нос, горло, разорвал его грудь и не давал дышать долго-долго, а потом Карась чувствовал, как меняется этот запах, когда лужи отцовской крови на полу остывают и высыхают. Он пролежал под кроватью почти сутки, наедине с запахом крови, потому что знал: пока он будет лежать так, от его мира остаются какие-то призрачные ошметки, а когда он выберется и увидит — его мир рассыплется на куски окончательно и навсегда.

Кровь, льющаяся на холодную землю, пахла иначе, острее, и этот запах тоже обволок весь Карасий нос, по горлу добрался до груди и заметался там кашлючими пузырьками.

Карась сглотнул раз, другой, зажал рот так сильно, что ногтями впился в щеки. Его колотила дрожь, но он этого не понимал, только в отчаянии соображал, что руки плохо закрывают рот, и это паршиво, потому как тот вот-вот начнёт орать. Карась смотрел на лежащее тело профессора широко открытыми глазами, но почти не сознавал, что именно видит. Вот второй человек отирает об одежду Мареля длинный кинжал и возвращает его в ножны на бедре, начинает шарить по карманам профессора, шарит там так бесконечно долго, и Карась всё боится вдохнуть и понимает: вот-вот пузырьки в груди окончательно расцарапают его грудь, и он зайдется кашлем, который услышит вся Бризоль. К горлу подкатывает, и Карась пытается сделать глубокий вдох ртом, но не может, потому что зажимает рот руками.

Наконец убийца издает восклицание, которое Карась слышит словно сквозь толщу воды, и поднимается. В руке у него тонкая кожаная трубочка, в каких всякие умники носят важные бумаги. Лежащий на земле Марель дель Бриз хрипит, он еще жив, убийца коротко и сильно бьет его каблуком в висок и идет, кажется, прямо на Карася. Тот снова хочет заорать, но снова не может, потому что всё еще зажимает себе рот руками, а убийца проходит мимо него, обдавая запахом кожи и солёного ветра, проходит и пропадает в темноте, как и не было.

Карась, тут же отмерев, бежит в другую сторону, к улице Гулящей, откуда пришел, кажется, десять лет назад. Но не добегает — его колени подламываются, и он, сам не понимая как, оказывается сидящим перед телом профессора, и тот держит его за руку своей большой ледяной рукой, на губах у него пузырится чернота с запахом крови, эти губы что-то шепчут, но Карась не понимает. Второй рукой он держит откуда-то взявшийся увесистый кошель.

— Сала-мандру, — выдыхает Марель дель Бриз, глядя на него невидящим взглядом, — найди, най…

А потом он закашливается черными пузырями, и его рука больше не держит руку Карася.

***

Бризоль с утра выглядела как разъяренный пчелиный улей — Аэртону дель Бризу доводилось наблюдать такие на старой ферме у дядюшки Бартона в Сарксе. В распахнутых окнах дома напротив виднелись силуэты погруженных в повседневность людей, по брусчатой мостовой катили кареты, пассажирские дилижансы, да изредка появлялись груженые различным товаром повозки, развозящие поставки со складов по лавкам и магазинчикам Счастливой улицы. По тротуару спешили по своим делам господа в деловых сюртуках, погруженные в свои проблемы, под ногами у них крутились уличные мальчишки — разносчики «Вестей Бризоли», серого газетного листка, лоточники с пирожками и просто попрошайки, последним доставались пинки и тычки от ровесников, находящихся при деле, и всем одинаково перепадало тростью по спине от потерявших терпение бризольцев.

С улицы пахло свежей выпечкой из пекарни «Троттса», что находилась на первом этаже дома, где снимал апартаменты Аэртон, и горячим брусничным отваром, что любила заваривать по утрам вдова Камилла, хозяйка пекарни. Эти запахи мешались с ароматами конского навоза и черного дыма из печных труб.

Вернее, Аэртон знал, что улица заполнена этими запахами. Он отчетливо помнил их. Только вот сам уже давно ничего не чувствовал. Издержки профессии. По роду деятельности ему доводилось бывать в таких смрадных дырах, что нос давно уже утратил способность воспринимать запахи.

Аэртон захлопнул окно и прошел к письменному столу. Ему предстояло прочитать корреспонденцию, что поступила за последние дни, и ответить на нее. После чего он собирался спуститься в таверну, неспешно позавтракать и нанести старым друзьям и родственникам несколько визитов вежливости, которые все последние месяцы откладывал из-за большой загруженности по службе. Да что там говорить, иногда даже спать некогда было. Но, похоже, судьба имела на него другие виды.

В дверь кабинета осторожно постучали, и, не дожидаясь приглашения, на пороге возник Кортон дель Бриз, его верный помощник и секретарь. Большого роста, крупного телосложения, внешним видом он больше напоминал боцмана с пиратского судна, чем столичного жителя, к тому же находящегося на службе в Тайной канцелярии. Разбойничья морда, одним словом. Если бы Кортон не приходился сыном любимому дядюшке Бартону из Саркса, то Аэртон не пустил бы его на порог своего дома. А так вот уже третий год они работали вместе, и Аэртон не мог нарадоваться на своего верного, пускай и недалекого помощника. Лучшего компаньона для агента по особым поручениям Тайной канцелярии найти трудно. Малоразговорчивый, зато с крепкими кулаками и острым клинком. Что еще нужно на улицах Бризоли сыщику.

Как всегда собранный и невозмутимый, Кортон дель Бриз отчеканил:

— К вам прибыл курьер из Тайной канцелярии с пакетом. Спустить с лестницы или просить?

«Началось», — подумал Аэртон.

Спустить с лестницы — заманчивая перспектива. В конце концов, сегодня у него был свободный от службы день, и Аэртон имел на это полное право. Но все же приказал:

— Проси.

Старый командор Жайкоб дель Бриз, его непосредственный начальник, возглавлявший кабинет и отвечающий за надзор за кланом Бриз и Академией мореходства, просто так не стал бы выдергивать его на службу. В особенности после успешного раскрытия дела Высоких отравителей, которым Аэртон занимался последние несколько месяцев. Старик Жайкоб сам уговаривал его отдохнуть, съездить на недельку-другую в провинцию к родственникам, понюхать цветочки, попить старого винца да поволочиться за провинциалочками из соседних поместий. Мол, без него столицу не разнесут по кирпичику, по крайней мере за неделю. Так что если Жайкоб позвал, значит, случилось и впрямь что-то серьезное.