Негатив. Аттестация

Заявление это неприятно удивило, но не растерялся, легко нашёлся с ответом.

— Удивляюсь, как курсант Маленский ещё не заявил, будто всё собственными глазами видел.

Комиссар улыбнулся, покивал и постучал пальцем по бумаге.

— Вскрытие показало, что органы убитого тобой в конце августа диверсанта и внутренности курсанта Мышека повреждены аналогичным образом.

На миг прошиб холодный пот, собраться с мыслями помогло осознание того простого факта, что игра в кошки-мышки затеяна комиссаром явно неспроста. Он легко мог отдать меня под трибунал, но не отдал. А значит, есть все шансы выкрутиться и сейчас.

Я на миг задумался, потом сказал:

— Столкновение с диверсантами произошло в конце августа, а Друза ознакомил меня с материалами дела в самом начале месяца. Естественно, я заинтересовался упомянутой там возможностью применения техники открытой руки для поражения противника и начал практиковаться.

— Правильно! — скривил уголок рта Хлоб. — Вали всё на покойника, вали! — Он немного помолчал потом пробормотал: — Сослать тебя на пару с Остроухом к жандармам, что ли, от греха подальше?

Вариант был не самым плохим, но и не из лучших, и я рискнул заметить:

— И всё же настаиваю на том, что в умышленном убийстве курсанта Мышека я не повинен.

Хозяин кабинета покачал головой.

— Молодо-зелено! — заявил он, полистал моё дело и хлопнул ладонью по папке. — Ты вот лучше скажи, как получилось, что характеристика из мотовзвода у тебя положительная, а лейтенант Зимник непригодным к оперативной работе счёл? Пишет: «не проявляет инициативу, не заинтересован в результате, отсутствует коммуникабельность».

Я аж покраснел от стыда.

— Ну? И что молчишь?

— На зачёты упор делал, — выдавил я из себя через силу.

— На зачёты он упор делал! — возмутился комиссар. — А практику завалил! Только взводный штурмовиков и похвалил в итоге. Что — оживился? Думаешь, в том деле хорошо себя показал? Хрена лысого ты там показал! Володе Ельне ты бы и даром не сдался без умения незаметно перемещения операторов отслеживать! Тоже мне, ясновидец выискался!

Тут уж я счёл за благо промолчать. И поступил верно: комиссар Хлоб выпустил пар и махнул рукой.

— Бог с тобой, учись! — Он захлопнул моё личное дело и объявил: — Даю добро на второй семестр. У тебя четыре месяца. Будут успехи — отработаешь лето на Кордоне и вернёшься к обучению в сентябре. Нет — останешься в мотовзводе. Всё ясно?

— Так точно, господин комиссар! — выпалил я и вскочил со стула, но с этим поторопился.

— Занятия станешь посещать в первой половине дня, — оповестил меня Хлоб. — С трёх до семи будешь заступать на дежурство. Георгий Иванович расскажет, что и как. Зайди к нему прямо сейчас.

— Слушаюсь! — отрапортовал я и спешно покинул кабинет.

Повезло? Да ещё как!

Ни на третьем, ни на втором этажах никого из сослуживцев не увидел, заглянул в кабинет Городца, спросил:

— Разрешите, Георгий Иванович?

— Заходи! — сказал тот, поднялся навстречу и протянул руку. — Хорошо сегодня выступил. Хвалю!

Поединок с Барчуком уже казался чем-то далёким и неважным, и я поблагодарил капитана, после чего сразу выложил причину своего визита:

— Комиссар мне обучение в институте согласовал!

— В курсе, — подтвердил Георгий Иванович, вернулся за стол и передвинул стопку каких-то бумаг. — Ставь автографы!

Я опустился на стул, откинул крышку медной чернильницы и макнул в неё перьевую ручку, попутно изучил содержимое верхнего листа. Это оказался приказ о нашем выпуске — расписался за ознакомление с ним, а потом и с направлением на очное обучение в РИИФС. Заминка вышла с учебным планом, в котором оказалось множество совершенно ненужных мне дисциплин.

— Риторика? Логика? Экономическая теория? Понимаю ещё — введение в право и криминалистика, но остальное зачем? А философия и психология? Вы серьёзно?

Капитан Городец откинулся на спинку кресла и нахмурился.

— Встань и глянь на себя в зеркало. Встань и глянь, сказал! Знаешь, что ты видишь? Видишь ты безусого юнца и мямлю, который совершенно не умеет общаться с людьми! Убивать уже научился, а где отношения наладить нужно — там плывёшь. И с логическим мышлением у тебя тоже огромные проблемы!

Я отвернулся от зеркала и раздражённо засопел, вспомнив данную лейтенантом Зимником характеристику, но спорить не стал, только сказал:

— Тут из спецпредметов только Общая теория сверхэнергии. О составлении энергетических конструкций вообще ничего нет!

— Окстись, Петя! Кто же на первом курсе энергетические конструкции изучает? — осадил меня Георгий Иванович. — А спецпредметами тебя обеспечим, не сомневайся даже.

— Это как? — насторожился я.

— Следующий лист глянь, — распорядился капитан.

Я так и поступил и не поверил собственным глазам, поскольку в приказе говорилось о моём зачислении слушателем на курсы младшего начальствующего состава от контрольно-ревизионного дивизиона.

— А чему ты удивляешься? Обещали тебя к делу пристроить, если зачёты сдашь? Обещали. Мы слов на ветер не бросаем. Получи и распишись!

Но всё же ставить подпись я повременил.

— А как с институтом совмещать?

— Заниматься будешь по вторникам, четвергам и субботам с трёх до семи вместо стажировки в комендатуре, — заявил Георгий Иванович. — Подписывай! Всё решено уже!

Пришлось поставить автограф.

— А «кандидат» — это как? — справился я о новом звании, приказ о присвоении которого лежал ниже.

— Соответствует младшему сержанту, — пояснил Городец, раскрыл удостоверение и позволил им полюбоваться, но в руки не дал. — Полежит пока в сейфе, для всех ты — ефрейтор из автобронетанкового дивизиона, на время обучения в институте прикомандированный к комендатуре. По бумагам официально всё так и проведём. Усёк?

— Так точно, — подтвердил я, не видя, впрочем, в такой секретности никакого смысла.

Но — начальству видней. Тем более что распоряжение о назначении денежного довольствия в сто пятьдесят рублей без учёта доплат, с которым также ознакомился под роспись, отбило всякое желание спорить и задавать неудобные вопросы. Без малого две сотни в месяц выходить станет — плохо разве?

— Отучишься, получишь сержанта, — пообещал Георгий Иванович. — По твоему профилю это либо ассистент ревизора, либо помощник контролёра.

Тут я заинтересовался.

— А какая разница между ревизорами и контролёрами?

— Первые в кабинетах штаны просиживают, вторые в поле работают.

— Альберт Павлович из первых, вы из вторых? — решил прояснить я давно интересовавший меня вопрос.

Скуластое лицо капитана скривилось в ухмылке, он повёл рукой и спросил:

— Кабинет наблюдаешь? — Потом вздохнул. — К нашему дорогому Альберту Павловичу мы ещё вернёмся, а пока продолжим по твоему расписанию. По понедельникам, средам и пятницам будешь отрабатывать полсмены, тоже с трёх до семи. Два дня в патруле, день на институтской проходной. Нам поручено вахтёров своими людьми усилить, а тебе надо больше с людьми общаться. Идеальная работа.

Меня так и перекосило всего, и капитан не сдержался, хохотнул.

— Дальше! С половины девятого до десяти — тренировки. Спецпропуск на перемещение по городу получишь в канцелярии. Учёба у тебя начинается с первого февраля, до конца месяца потрудись пройти все инструктажи. Если решишь снимать жильё в городе, новый адрес сообщи мне и в комендатуру.

Я захлопал глазами.

— То есть я теперь не на казарменном положении?

— С завтрашнего дня — нет. Никаких построений и перекличек, главное — на дежурства и занятия не опаздывай.

— Здорово, — обрадовался я. — А что с курсами?

Капитан Городец протянул листок.

— Вот адрес, телефон и контактное лицо. Созвонись заранее и договорись о встрече.

— Сделаю.

— На этом с официальной частью покончено и переходим к части неофициальной, — объявил Георгий Иванович, поднялся из-за стола и подошёл к двери, распахнул её, выглянул в коридор и закрывать не стал, так и оставил. После принялся отпирать сейф. — Чтоб ты знал — за тебя замолвил словечко наш общий знакомый, только поэтому Хлоб и согласовал направление на учёбу в институт.

— Альберт Павлович? — догадался я.

— Он самый, — подтвердил капитан, вынул из сейфа серую папку на завязках и вновь зазвенел ключами. — В институте будешь выполнять его поручения. Комиссар дал на это добро. Всё настолько официально, насколько может быть официальным неофициальное сотрудничество. По понедельникам жду отчёт обо всей проделанной для Альберта Павловича работе за предыдущую неделю. Если что-то покажется важным, сообщай немедленно. Вот мои рабочий и домашний телефоны, звони в любое время.

Я кивнул, но не сказать, чтобы очень уверенно.

Георгий Иванович опустился на стул, выложил перед собой тоненькую папку и с какой-то невесёлой улыбкой похлопал по ней ладонью.

— Допускаю, это может показаться неэтичным, но Альберт Павлович — человек непростой, свои действия планирует на полсотни ходов вперёд. И запасных вариантов продумывает не один и не два. Никогда не знаешь, в какую степь его занесёт. А знать надо. В первую очередь, тебе. Глянь вот.

Капитан развернул папку и передвинул её мне. Я немного повозился с ветхими завязками, кое-как распустил узел и открыл обложку, единственная надпись на которой гласила: «Личное дело 33/7490». С внутренней стороны оказались приклеены фотографии анфас и в профиль, а ещё — карточка с отпечатками пальцев.

Лицо барышни лет восемнадцати на вид невесть с чего показалось знакомым, кинул взгляд на имя, но то ничего не сказало. Некая Ольга Май. Первый раз слышу.

— И что? — поднял я взгляд на хозяина кабинета. — Кто это?

Вместо ответа Георгий Иванович вновь указал на фотоснимки. Я нахмурился и присмотрелся к ним внимательней. Снимок точно был старый, поэтому попытался отрешиться от причёски, сосредоточился на овале лица, форме носа, линии бровей и форме губ, а только в голове мелькнуло узнавание, Георгий Иванович это каким-то образом угадал и сказал:

— Ольга Май пятнадцатого года рождения, известная тебе под именем Ольга Мороз. Воспитанница специализированного детского дома, инициацию прошла в тридцать третьем году, после окончила фельдшерские курсы и поступила на медицинский факультет РИИФС. В тридцать пятом её отчислили за прогулы, дальше — ничего. Можешь убедиться сам.

Я полистал жёлтые ломкие страницы, спросил:

— И о чём это говорит?

— О том, что она работала на нашего дорогого друга как минимум три последних года. Это предполагает соответствующую подготовку и опыт. Согласен?

Вспомнилось, как уверенно действовала Ольга в больнице, и я кивнул.

— Согласен.

Капитан Городец слегка подался вперёд и спросил:

— Как же вышло, что опытный оперативник и оператор позволил себя зарезать? И не в пьяной драке, а на задании. Когда априори должен был пребывать настороже?

Я в изумлении уставился на собеседника, потом тряхнул головой и заявил:

— Друза мог загнать заточку телекинезом.

— Мог, — согласился с моим предположением Георгий Иванович. — Но это ясно даёт понять, что для Ольги он был лишь одним из обитателей Кордона, а никак не главным подозреваемым. Бьюсь об заклад, Альберт Павлович поручил распутать клубок, дав лишь одну-единственную ниточку — медсестру Валю. Об остальном умолчал. Не хотел, чтобы предвзятость исполнителя повлияла на вердикт суда. Предпочёл рискнуть чужой жизнью.