Человек, который умер смеясь

— Вы Стюарт? — повторила она.

Я кивнул. Солнце светило мне прямо в глаза — приходилось щуриться.

— А я Ванда.

Мы обменялись рукопожатием. Рука у нее была худая и загорелая. Ванда Дэй выглядела выше и стройнее, чем на фотографиях. Когда-то ее светлые волосы были длинными и прямыми, но теперь она носила короткую стрижку с косым пробором, а одна прядка завивалась на лбу как запятая. На ней было свободное красное платье-футболка, перетянутое широким поясом, и босоножки на высоком каблуке. Ноги и щиколотки у Ванды до сих пор были потрясающие — никто так здорово не выглядел в микро-миниюбке, как она. И необыкновенно пухлая нижняя губка, которой она прославилась, снимаясь в рекламе блеска для губ «Ярдли», тоже никуда не девалась. Тогда она красила губы в белый, а теперь вообще никак. Ванда обходилась почти без макияжа и вообще без украшений, и вид у нее был малость потрепанный. Наверное, это неизбежно после двадцати лет жизни на всю катушку и двух нервных срывов. У нее были морщинки на шее и вокруг темно-карих слегка раскосых глаз, в которых сквозила настороженность.

Ванда села рядом со мной в складное парусиновое кресло с надписью «Санни» на спинке.

— Нам надо поговорить, Стюарт.

— Стюартом меня только мама зовет.

— А остальные как?

— Хоги.

— Как Кармайкл?

— Как сэндвич.

Ноздри у нее раздулись.

— Должна вас предупредить — у детей знаменитых комиков обычно плохо с чувством юмора. Мы слишком много плачем, чтобы смеяться.

— Почему тут все разговаривают будто цитатами из песен Барри Манилоу?

— А вы не очень приятный тип.

— Лулу я нравлюсь.

— Это ваша жена?

— Я разведен.

— Подружка?

— Единственная.

Лулу лежала рядом со мной на мощеной дорожке, задрав лапы вверх и высунув язык. Я почесал ей живот, и она застучала хвостом.

Ванда слегка оттаяла.

— А, поняла. — Она наклонилась погладить Лулу и поворковать с ней, потом скорчила рожицу. — Слушайте, у нее как-то неприятно из пасти пахнет…

— У Лулу странные вкусы в еде. — Я заметил на коленях у Ванды толстый учебник. — Я слышал, вы учитесь на агента по недвижимости?

— Да. Может, даже доучусь. Вы никогда не завидовали людям с неизлечимым раком, а, Хоги?

— Да нет вообще-то, не приходилось.

— А я завидовала. Какое потрясающее ощущение, какая свобода — не беспокоиться о том, как провести оставшуюся жизнь. Нет никакой оставшейся жизни. Времени осталось совсем немного, можно просто расслабиться и наслаждаться. А потом умереть. Как прекрасно.

— Это может оказаться не так уж прекрасно.

— Почему?

— Ну, из вас могут трубки торчать. И может быть больно.

— Да уж не хуже, чем вот это все, — тихо сказала она, глядя на окружавший нас мемориальный парк знаменитых комиков пятидесятых годов имени Санни.

— Я думал, вы помирились или что-то в этом роде.

— О да, помирились.

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

— Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Сказать вам, что я против этой книги. Это его идея, не моя. Я не хочу в этом участвовать. Я была бы вам очень благодарна, если б вы вообще меня не упоминали.

— Это невозможно. Вы слишком большая часть его жизни.

— Я могу вам заплатить.

— Нет, спасибо. Я уже подписал контракт. Но почему?

— Почему? Ванда достала из сумки сигареты и спички и закурила. — Есть вещи, которые лучше не трогать. — Она глубоко затянулась и медленно выпустила дым. — Понимаете, Хоги, я совершила много сомнительных поступков с множеством сомнительных людей. Не то чтобы я этого стыдилась, но все-таки не хочу, чтобы весь мир читал, с кем я там трахалась. Это не их дело. Вы меня понимаете?

— Конечно. Я не собираюсь вас эксплуатировать, и Санни тоже не собирается. У нас не какая-то там низкопробная книжонка про шоу-бизнес. Даю вам слово.

— Дело не только во мне. Могут пострадать и другие люди.

— Кто?

Ванда мне не ответила. Она опустила взгляд на сигарету, которую держала в руке. Пальцы у нее дрожали.

— Я надеялся, что вы мне поможете, Ванда. Поделитесь вашей точкой зрения.

— Не выйдет. Даже не думайте.

— А Санни знает?

— Да, но про папу вам нужно вот что запомнить: он большой эгоист. Если для него что-то важно…

— То это важно!

— Именно.

Мне жаль, что вы так к этому относитесь. Надеюсь, вы передумаете. Для него эта книга имеет очень большое значение.

— Да пошел он! — внезапно яростно воскликнула она. — Он просто чертов манипулятор, которому только и нужно, чтобы все плясали под его дудку.

Она вскочила на ноги и умчалась в дом, стуча каблуками по дорожке. Я смотрел ей вслед и думал: если это они так помирились, хорошо, что я не застал их ссоры.

— По-моему, просто замечательно, что вы с Артуром за это взялись, — сказала мне Конни Морган в гостиной перед обедом. Мы сидели на тахте, потягивали белое вино, жевали сырую цветную капусту и слушали, как журчит ручей. — Он прошел очень долгий путь.

— Да, он явно приложил много усилий, чтобы измениться, — сказал я, вежливо улыбаясь.

Конни Морган была из тех женщин, с которыми любой неизбежно ведет себя вежливо. Она происходила из состоятельной вирджинской семьи со старыми корнями и получила прекрасное воспитание. Конни и Санни познакомились на съемках «Первого парня университета», второго совместного фильма Найта и Дэя, она там играла шикарную блондинку — местную королеву красоты. В фильме она досталась Гейбу, а в жизни — Санни. Вскоре после свадьбы Конни оставила съемки, чтобы растить Ванду. После развода она вернулась к работе и сейчас была популярна как никогда — играла гордую мать и бабушку семейства в одной из успешных мыльных опер. Ей уже было явно за шестьдесят, но она по-прежнему оставалась стройной, ухоженной и стильной, такой же, какой была всегда — образцовой голливудской «хорошей девочкой». На ней было сафари-платье цвета хаки и голубой шелковый шарф.

— Мне не терпится поговорить с вами о прошлом, — сказал я.

— Я найду для вас время, — отозвалась она. — Знаете, наверное, лучше всего на съемках. У меня там много свободного времени, поскольку моему персонажу не нужно постоянно прыгать к кому-нибудь в постель. Обычно я собираю всех за плотным завтраком. И много вяжу.

Санни поставил альбом Эррола Гарнера — он его очень любил. Когда я вспоминаю наше сотрудничество, звуковым фоном к нему всегда служат нежные звуки гарнеровского рояля.

— Ты только посмотри на нее, Хоги, — сказал он, садясь рядом со мной на тахту. — Она до сих пор первая красотка в городе, разве нет?

Конни покраснела.

— Ну, Артур…

— Чистая правда. Другим до тебя далеко. Кого ни вспомнишь — малышку Мишель Пфайффер, малышку Джейми Ли Кертис, — они просто куколки Барби. А это настоящая женщина, Хоги. Особенная. Я тебе скажу, чем именно. Понимаешь, я комик. Я актер. Я привык прятаться за образом, который использую при работе. За маской. Я вообще-то так и хотел назвать свою книгу — «Что скрывает маска». Но издатель сказал, лучше «Единственный». В общем, эту маску не так-то легко сбросить перед кем бы то ни было, особенно перед женщиной. У меня получилось только перед Конни. Больше ни перед кем. Она единственная знает настоящего меня, единственная, кому хотелось узнать настоящего меня.

— Артур, ты меня смущаешь.

— Да чего тут смущаться, это же правда. Ты всегда меня поддерживала, детка. Всегда. Это я все испортил.

Она сглотнула и отвела взгляд. Я решил, что он имеет в виду Трейси Сент-Клер.

— А когда-нибудь, — продолжил он, — я снова завоюю твое доверие, Конни. Это все, чего я хочу. — Он взял кусочек цветной капусты. — Как тебе Хоги? Он парень талантливый. Знаешь, у нас с ним много общего.

— Правда? — поинтересовался я.

— Ну да. Ты точно как я. Не даешь волю эмоциям. Прячешься за маской. Но я ее с тебя все равно сорву. Знаешь почему?

— Дайте угадаю… Потому что вы меня любите?

— Нуда.

Он потянулся сжать меня в объятиях. Я вздрогнул.

— Попался! — Он засмеялся.

Пришла Мария и объявила, что ужин подан.

— Нет, не так. Сколько тебе говорить, не «поода-а-ан», а скорее «под’н», — поправил ее Санни.

Она улыбнулась ему и повторила фразу с правильным бруклинским выговором.

— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся Санни.

Он подошел к лестнице и позвал Ванду. Та спустилась босая, в тунике с разрезом до бедра и села с нами на одном углу огромного обеденного стола. На обед были жареный окунь, рис и пареные овощи.

Ванда ела торопливо, избегая встречаться взглядом с остальными.

Конни спросила меня, о чем мой роман.

— Давай лучше я расскажу, — вмешался Санни прежде, чем я успел ответить. — Он о смерти маленького семейного медеплавильного завода в Коннектикуте. Понимаешь, семья уже пять поколений им владеет, и теперь заводом управляет отец, но хочет, чтобы дальше управление взял на себя сын. А сын ни в какую. Потому что у них с отцом паршивые отношения, всю жизнь были паршивыми. И вот завод умирает, потому что умерла семья. Это все как… метафора смерти американской мечты. Я прав?

— Да, — сказал я. — Хорошо сказано.

— Вот видите? — Он заулыбался как гордый ребенок. — Не такой уж я неуч.

Ему казалось важным, чтобы я признал его умным. Наверное, все дело было в том, что он считал умным меня.

— А роман автобиографический? — поинтересовалась Конни.

— Отчасти.

— Твой старик управлял медеплавильным заводом? — спросил Санни.

— Мой старик управляет медеплавильным заводом.

— В Коннектикуте?

— В Коннектикуте.

— Чертовски хорошая история. Фильм бы хороший вышел. Этот парень умеет писать, это вам не шутки. Эй, Ванда, ты знаешь такого писателя Генри Миллера?

— Еще бы не знать, я ему как-то отсосала.

Конни в шоке распахнула глаза, но тут же сделала вид, что ничего не произошло, и взяла бокал.

— Эй, ты же знаешь, что я не люблю таких разговорчиков, — рявкнул Санни.

— Тогда не задавай таких вопросов.

— Это неприлично и по-хамски. Извинись перед матерью.

— Папа, мне в этом году сорок, я буду говорить как…

— Это не повод вести себя невежливо. Немедленно извинись или выйди из-за моего стола.

Ванда закатила глаза.

— Извини, мама.

— И перед нашим гостем, — добавил Санни.

— Да ничего страшного, — успокоил я его.

— Она извинится, Хоги, — резко оборвал меня он.

Ванда посмотрела на меня в упор.

— Простите, если вас это задело, — сказала она тихо.

Закрыв вопрос, Санни снова повернулся ко мне.

— Нов одном я с тобой не согласен. По-моему, американская мечта еще жива. У нас великая страна. Я начал с нуля, и смотрите, чего я добился. Разве это не аргумент?

— Но это вышло вам боком, разве нет? — мягко возразил я.

Санни нахмурился.

— Ну да, не все было просто, но я снова вернулся на правильную дорогу.

— Как твое собеседование? — спросила его Конни.

— Полная хрень. Тупая дешевая комедия про какой-то там банкетный сервис в Грейт-Нек, штат Нью-Йорк. Меня они звали на роль пожилого старшего официанта. Три невнятные реплики на серию. Абсолютная картонка. Я ушел. В сериалах больше не пишут нормальные роли, они разучились. только постельные сцены и автомобильные погони. А еще удивляются, почему их никто не смотрит. Слушайте, Вик принес пару старых фильмов Фрэнка Капры. Сделаем попкорн, у меня есть тоник с сельдереем. Оставайся, Конни.