Белые ночи Казани

28 июня 2023 года

Казань, Россия

Петропавловский Собор

— Эта улица ведет к храму?

— Нет. Это улица Варлама. Не эта улица ведет к храму. Тенгиз Абуладзе Покаяние

С Ринатом Рашидовичем мы встретились в самом конце улицы Баумана, там где она ведет к Кремлю. Я сидел на скамейке, пил энергетик и пытался прийти в себя после очередной бессонной ночи. От нечего делать ловил солнце стеклышком часов и смотрел, как прыгают солнечные зайчики

Ринат Рашидович приехал первым поездом метро, в руках у него был большой пакет, как оказалось с куриными крылышками. Он сел рядом, поставил пакет между нами

— Угощайся…

…

— Что нового?

Я кратко рассказал о произошедшем, о том, что мы нашли и идентифицировали турецкого ликвидатора, но уже поздно.

— Трупы кстати нашли? — спросил я

— Нашли.

— И?

— Пока числятся как неопознанные…

…

— Не до них.

— А до чего?

— Контора работает по делу, которое похоже имеет самое непосредственное отношение к Белому.

…

— Он пытался закупить несколько десятков баранов и устроить сегодня их массовый публичный забой, для чего привлечь мигрантов.

— И?

— Что — и?

— А потом то что?

— А этого что — мало? Каждый год из-за этих баранов чуть не чрезвычайное положение объявляют. Потом скорее всего массовые беспорядки были бы.

— Нет

— Что — нет?

— Вы уверены, что это именно Белого работа?

Вместо ответа — Ринат Ращидович достал сложенный в несколько раз распечатанный фоторобот.

— Вот фоторобот, крайний. Теперь он кстати разыскивается официально по подозрению в убийстве. Так что тебе пора сворачиваться.

— Убийстве кого?

— Крупного бизнесмена и авторитета среди гастарбайтеров. Кличка Устаз. Перевозил сюда своих, устраивал им тут ночлежки, столовые, сдавал в аренду строителям, прочим, кому нужны разнорабочие. Рабочих рук не хватает

— И зачем он его убил? Это точно он?

— Для того чтобы получить доступ к крупным, организованным силам, еще и индоктринированным исламом

Слова то какие. Индоктринированным

— … С этим убийством не все ясно, то ли оно изначально планировалось, то ли возник какой-то конфликт. Сейчас там работает контора, более сотни гастеров задержали. Они показывают, что некий бородач произнес перед ними проповедь, что мол неверные угнетают правоверных, государство неверных не дает правоверным пойти и зарезать барана в день жертвоприношения, что мы должны пойти и показать что для нас значит вера… тыры пыры

В ж… дыры

— А потом?

— А потом он свалил. Надо сказать вовремя — там через несколько минут группа захвата была.

— А откуда контора узнала то?

Ринат Рашидович цокнул языком

— Тайна следствия, да… Как я понял, фермер, у которого кто-то решил срочно купить несколько десятков баранов перед днем жертвоприношения — испугался и позвонил в контору.

— Как то вовремя он свалил.

— Это неважно, там разберутся. Сейчас его будут искать в официальном порядке… думаю, мы его планы сорвали. Не Бог весть, но хоть что-то.

— Его план — несколько десятков баранов зарезать?

— А что ему оставалось? Его группу уничтожили. Турки, как ты говоришь. Он остался без исполнителей, без оружия.

— Оружие у него есть. Не может не быть

— Много он все равно не сделает.

— Я не верю, что он свалил. Он не отступит.

— Как знаешь. Хочешь — поработай сегодня, лишние глаза и руки не помешают.

Ринат Рашидович встал.

— Пароль на сегодня — Эшелон

И на том спасибо…

Зная Белого, я совсем не был уверен в том, что все закончилось. Скорее наоборот. Что его отличало среди прочего — упертость. Он никогда не отказывался ни от данного слова ни от задуманного дела, чем бы ему это не грозило. Для разведчика это минус, кстати. И большой.

Мне не давало покоя что-то… какое-то слово. Что-то, что Ринат Рашидович сказал — привлекло внимание…

Копаясь в себе, я все же нашел его.

Это слово — проповедь!

Точкой сбора — мы назначили берег озера, рядом со зданием Татэнерго, там сейчас все в порядок привели. Берег был как бы двухуровневый на верхнем уровне поставили памятник, какому то татарскому национальному герою. Вот, около него я увидел Алсу…

Нико был чуть дальше у национального театра и там же, у припаркованной машины был Игорь…

Кто мы такие? Мы те, кто решает проблемы, неважно, как и какие. Каждый из нас должен уметь действовать в одиночку не ожидая ни поддержки ни помощи. Мы не военные и близко — военному нужен тыл, кто-то должен привезти ему патроны, пожрать, вывезти убитых и раненых. Нам такая роскошь не светит. С другой стороны — у нас нет и не может быть придурков-генералов с их приказами. Придурки в нашей системе не выживают.

Мы — иммунитет государства. Клетки, атакующие вирусы, больные клетки и вредителей. И часто — погибающие вместе с ними.

Но каждый из нас — по своим причинам — выбрал свою судьбу сам.

— Резня баранов — с недоброй усмешкой сказал Нико — я уверен, что это не всё.

И я уверен. У него больше нет людей — но остался он сам и осталось оружие. Достаточно щмальнуть всего один раз — неважно, в того идиота что будет на улице резать овцу, в полицейского который будет его задерживать — и пойдет расширяться трещина между христианами и мусульманами, между татарами и русскими. Сейчас ведь как — время обиженных. Все любят быть обиженными, если ты пострадал — тебя по телеку покажут, книгу напишут про бедненького-несчастненького, денег может дадут. Это раньше модно было быть сильным и люди — гиганты — перекрывали Ангару. А сейчас модно быть слабеньким…

Может, потому то мы в такой…

— Речь не о баранах — сказал я — его надо найти и остановить. Сегодня он забьется в щель, вряд ли он решит переть на рожон — на улицах полно полиции, бараны так и не приехали, другие бараны депортации ждут. Гляньте…

Я достал фоторобот, передал сидящему за рулем Игорю. Листок бумаги пошел по рукам

— Кого вы видите?

— Бородатого — сказал Нико

— Не совсем. Духи такие бороды не носят, у них либо ухоженная борода, либо такая во все стороны торчащая. Тут борода длинная, скорее средняя и ухоженная. Дай-ка.

Карандашом я дорисовал требуемое

— А теперь…

— Е…

Игорь тоже посмотрел.

— Ну…

— Священник. Его даже не решатся останавливать, скорее всего. Кто будет проверять православного батюшку?

— А почему не мулла? — спросила Алсу

— По двум причинам. Первая — мулл здесь много, они все в общем то знают друг друга. Про незнакомого муллу могут сообщить, либо просто подойти и спросить — кто ты такой? Сегодня Курбан-байрам, муллы должны быть в своих мечетях с прихожанами. Мясо есть

…

— Вторая — он не мусульманин, я думаю. А если и мусульманин, то экстремист. Пара минут разговора с любым верующим — да просто кто-то подойдет и спросит что-то из Корана — и он разоблачен. Играть православного священника намного проще…

…

— Потому — давайте, распределим самые посещаемые храмы и православные святыни центра. Уверен, он прячется в одной из них.

— А если в какой-нибудь церквушке на окраине? — сказал Игорь

— А что ему там делать? Ему нужно место, где таких как он много, где можно затеряться, где постоянно бывают самые разные священники, и могут быть такие, которых не знают в лицо. В церкви на окраине он будет как бельмо на глазу. К тому же, если у него база в центре, ему проще наблюдать…

Белый сразу понял — все провалилось.

Никаких забоев баранов, никакого скандала, никаких возмущенных толп. Зато полно ФСБшных и милицейских оперов в толпе. Судя по тому, что он увидел в бинокль — подходили к мужчинам с бородой, проверяли документы — описание внешности у них было.

Значит, кто-то предал.

Кто — он не знал, и знать не хотел. Значит, в окружении Устаза, которого ему назвали как запасной вариант — работал крот. Он знал, как это делается, так как сам в свое время работал на тех, с кем сейчас сражается. Кому-то пообещали деньги, гражданство, сына в ВУЗ на бюджет устроили. Улучив момент, он позвонил куратору…

Он никогда не забывал с кем имеет дело. Широка ловчая сеть, бесчисленны легионы сексотов, стукачей. В народе лишенном чести, вербовать легко.

Сам же Белый был Базаровым. Этот бессмертный персонаж, созданный Тургеневым в его «Отцах и детях» — его четвертом большом романе (дальше будут Дым и Новь, а в целом серия дает картину жизни всей России с 30 до 80-х годов 19 века) — был зловеще точен в описании того, какие люди будут делать конец девятнадцатого века и начало двадцатого — и потом победят. Базаров, озлобленный сын полуграмотного доктора, который пошел в университет, закончил его и получил диплом врача — но Бог, да поможет тем, кому предстоит лечиться у такого доктора. Из университета он не вынес знаний, он вынес чего-то, чего нахватался по поверхности, на лекциях, которых он счел нужным посетить, и обязательный для студента того времени набор радикальных убеждений, отрицания всего и вся. Базаров не занимается регулярной врачебной практикой, не совершенствуется в своей профессии. Он говорит, что порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта — но сам он на этого порядочного химика не похож и близко, как не похожи его друзья. Базаров ведь погибает от неосторожности при попытке заняться своей профессиональной деятельностью — что говорит о том, чего в действительности стоит его вера в науку и его собственный вклад в нее. Базаровы ищут высшей правды в науке, но они ничего не найдут. Наука для них сводится к разглагольствованию о ней. Окончив свои университеты, базаровы ничуть не лучше своих полуграмотных отцов — и при этом намного опаснее…

В конце двадцатого века, трудная и кровавая история России сделала очередной неожиданный для всех, для себя, для всего мира — зигзаг. Появилась Россия — и отдельно от нее Украина. В отличие от России, с концом девяностых обменявшей свои свободы на некое буржуазное благополучие, у Украины это не получилось. Она бы и обменяла, да… не вышло. Путь Украины с девяносто первого — это путь от кризиса к кризису, от потрясения к потрясению. От Майдана к Майдану. Украинцы — целиком (за небольшим исключением типа Ахметова, Порошенко или Коломойского) стали обездоленными людьми. Все это — породило новую — и в то же время старую, до боли знакомую молодую поросль нигилистов — экспериментаторов, но не на лягушках, а на живых людях. Глубокая аморальность, понимание того что все дозволено, радикализм, отрицание, вера в то что надо все разрушить, а на руинах непременно прорастет нечто лучшее. Все вернулось на сто пятьдесят лет назад. Только Царь теперь сидел в Кремле, а народ в Киеве, Харькове, Одессе, Львове. Безгрешный народ. Народ ради которого с улыбкой можно идти на виселицу, на каторгу, в Сибирь. А все остальное было то же самое. Бесконечная вера в этот самый народ и в лучшее будущее при полном неумении и нежелании сделать хоть что-то для этого лучшего будущего. Дикая ненависть к твердыне царизма и безграничная вера в то, что эти твердыни падут. Потому что они должны пасть, потому что этого требует сам ход истории. Нерассуждаюшая готовность на все, готовность крушить и разрушать. Презрение к старшим поколениям, к их опыту и осторожности. Моральная нечистоплотность, лживость. Стойкое тоталитарное сознание, нетерпимость к иному мнению и неготовность терпеть иного рядом с собой.