Операция «Аурум»

VII

Часа через два Махмудов собрался домой. Он решил пройтись пешком. Захотелось размяться, поразмышлять в одиночестве. Проходя через парк, увидел пустующую скамейку. Сел, любуясь фонтаном, на струе которого почти чудом крутился и подпрыгивал мячик.

«Ситуация не так уж сложна, — размышлял он. — Мансуров взят под строгий контроль. Никуда он не денется. Выждем, когда он все же встретится с главарем — и дело в шляпе! Васюков по-прежнему у своей дальней «родственницы» поджидает гостя. Рахимов вцепился мертвой хваткой в Мансурова. Вопрос времени, не более».

Он поднялся со скамейки и зашагал домой.

Жена ждала его. Сыновей не было — младший у соседа, старший — в институте. Халима ласково взъерошила волосы усталого мужа.

— Ну и муженька аллах послал! Домой является только спать, и то не всегда. Небось и не ел еще. Садись, — сразу же обедай, завтракай и ужинай.

— А что Хамид в институте делает? Сейчас же каникулы.

— Какой-то вечер готовят, посвященный предстоящему кинофестивалю.

— Вечер, — заворчал Махмудов, — чего, спрашивается, в стройотряд не поехал, здоровый парень...

— Ты еще скажи: «Я в его возрасте!..» — улыбнулась жена.

— А ты еще скажи: «Мой сын устал, перезанимался, у него нервы!..».

— Ему, Фаридджан, очень хочется побывать на кинофестивале.

— Ладно уж, как-нибудь стану посвободней, доберусь до него. Не годится это, когда все делом заняты, по городу болтаться. Кстати, недавно Сабиров, ну тот, кто занимается с подростками, видел Хамида в компании подростков, лет шестнадцати, очень беспокойных мальцов.

— Хамид сам мне говорил о них. Хочет в боксерскую секцию залучить, все делом станут заниматься, а не безобразничать.

— Хм... — Фарид Абдурахманович улыбнулся. — Скажи, пожалуйста! Воспитатель. Это какие же подростки?

— А помнишь, мы на старой квартире жили?

— А-а...

Махмудов вспомнил старый двор. Уютный, тихий. Но трудных подростков там хватало. Значит, Хамид по собственной инициативе ведет работу? Кто бы мог подумать!.. А может, призвание? Все может быть. Учится на юридическом. А вдруг — смена растет?

Они только недавно переехали сюда, в большой новый дом. Махмудов новое свое жилище не жаловал. Хоть и просторно, и все удобства. Но там, на старой квартире, прошла лучшая часть жизни. Молодая! Даже о мангалке он вспоминал с умилением.

«Старею!» — решил он. Халима только недавно перестала удивляться, что Махмудов мало с кем из соседей здоровается. «Ты что, не соображаешь? — шутливо ворчал он. — Я же с ними на работе восемь раз раскланивался». — «Но все равно нужно говорить «добрый вечер». — «Ну да, человеку, с которым только что приехал со службы на одной машине...»

Выпив чаю, перекусив, Фарид Абдурахманович вышел на балкон, наслаждаясь прохладой. Из комнаты послышался телефонный звонок. Халима сняла трубку и, волоча за собой длинный шнур, появилась на балконе.

— По Махмудову соскучились.

— Товарищ полковник, — докладывал дежурный. — Рахимов передал телефонограмму из Самарканда. Вам лично... Читаю: «На дороге Самарканд — Бухара в автомобильной катастрофе погиб Мансуров. Случайное столкновение с бульдозером, стоявшим на обочине. Мансуров скончался по дороге в больницу, не приходя в сознание».

Дежурный умолк.

— Всё? — спросил Махмудов глухим голосом.

— Всё. Но передавал не сам майор — через дежурного.

— Спасибо. — Он положил трубку и стал медленно мерять балкон шагами. — Дела, — произнес он вслух.

Снова зазвонил телефон. Теперь уже длинными протяжными звонками. На проводе был Самарканд.

— Здравия желаю, товарищ, полковник! Рахимов говорит.

— Спасибо тебе за «добрые» вести, Рахимов, — сердито ответствовал Махмудов. — Еще чем-нибудь порадуешь?.. Как же это ты опростоволосился? Для этого тебя я в Самарканд посылал, чтобы ты сомнительные реляции передавал по телефону?

— Товарищ полковник! — взволнованно докладывал Рахимов. — Ну кто мог подумать?.. Мансурова мы взяли под наблюдение. Никуда бы не ушел. Каждый его шаг был нам известен. И вот... Произошло вот что... Мансуров позвонил некоему Собетову, пригласил в гостиницу. Тот приехал. Оба пошли в ресторан. Сели обедать. Почти не разговаривали. И пили мало. После обеда распрощались. Я подумал: а вдруг Собетов заполучил золото где-нибудь по дороге в ресторан?.. Все может быть. А вдруг злоумышленники просто отметили в ресторане счастливое окончание «золотой аферы»? Нашли предлог остановить машину Собетова. Задержали. Собетов перепугался. Но ничего не мог сообщить нам из того, что нас интересовало.

— Почему Собетов приехал к Мансурову?

— Говорит, что Мансуров предлагал купить золото. Обещал привезти очень много золота. И просил: если все купить Собетову не под силу, пусть рекомендует других надежных покупателей. Собетов утверждает, что он отказался и от золота, и от посредничества. Но, по-моему, врет. Личность темная: зубной техник, неоднократно имевший неприятности по «золотой части».

— Так... А гибель Мансурова?... Не могли ему заинтересованные лица помочь отправиться на тот свет?

— Исключается. Трагическая случайность. Из ресторана Мансуров вернулся в свой номер. Поговорил с дежурной по этажу. Затем спустился этажом ниже, в буфет, за чаем. Туг я, честно признаться, чуточку утратил бдительность. Подумал: коли чаевничает, то можно и мне малость расслабиться. Отправился на тот же этаж, спросил зеленого. А в это время, оказывается, — надо же такому случиться! — Мансуров быстренько вышел, сел в своего «Москвича» и помчался по шоссе!.. Пока мои ребята оповестили меня, время прошло. Кинулись в погоню. Уже совсем было догнали... Он, надо полагать, понял, что за ним не праздные туристы катят, прибавил еще скорости... На вираже не справился с управлением и врезался в бульдозер, стоящий у обочины... Скончался, как уже вам докладывали, не приходя в сознание. В машине его ничего интересного нами не обнаружено. В костюме погибшего нашли сто сорок шесть рублей деньгами, расческу и импортный нож с автоматически выскакивающим лезвием. Экспертиза установила, что Мансуров находился в состоянии легкого опьянения.

— Скажи-ка, а мог Мансуров до погони заподозрить, что за ним ведется наблюдение?

Икрам до того разволновался, что Махмудову его даже жалко стало.

— Исключено, товарищ полковник. Он же за чаем ходил. Значит, хотелось ему спокойно посидеть.

— А может, он нарочно так поступил, чтобы тебя ввести в заблуждение. Ты ведь тоже решил почаевничать. А он тем временем... А когда он заметил погоню, то и вовсе уверился. Газанул — и ушел от нас, раз и навсегда.

Рахимов молчал. Затем, вздохнув, согласился:

— Может быть, вы и правы, Фарид Абдурахманович. Все, казалось бы, предусмотрел. Однако, видимо, чем-то раскрыл себя. Надо было его раньше задержать. Ведь так и не дождались «третьего», главного преступника.

— Да нет. Это мало что дало бы нам. Ладно, приедешь, напишешь объяснительную на имя Ткачева. Что теперь делать, не переживай, — сказал Махмудов, хотя сам испытывал при этом чувство величайшего разочарования. — Кстати, этот вот Собетов. Где он был, когда произошло ограбление сейфа?

— Алиби у него железное. Отдыхал в Международном доме отдыха журналистов в Варне.

— Он что, не только зубной техник, но еще и журналист?

— Зубному технику, товарищ полковник, всюду дороги открыты и двери нараспашку — в Варну, в писательские дома творчества. И это до тех пор, пока у людей будут выпадать зубы, которые необходимо заменить протезами. Блат — короче говоря.

— Увы! — вздохнул полковник. — Понятно. Возвращайся, парень.

Махмудов положил трубку на рычаг, задумался.

«Да-а... Ситуация!.. Собетов, похоже, говорит правду. Он ведь не знает, что Мансуров погиб. А говорит, что тот предлагал ему золото... А что толку от этой его правды? Один лишь Мансуров мог открыть все. Неужели навсегда исчез главарь?.. Ну, уж это чёрта с два!»

Мечта Махмудова — хоть немного отоспаться — так и не сбылась. На заре к нему домой прибежал прибывший из Самарканда Рахимов.

— Ну, — вздохнул Фарид Абдурахманович, — что еще новенького?

— Товарищ полковник, Васюков, как известно, все еще пребывает в качестве «дальнего родственника». И вот час назад вдруг — стук в окно. Прибежал Камалов. Бледный, губы трясутся, сам не свой. Лепечет: «Только что звонили по телефону. Кто-то измененным, неестественным голосом произнес: «Принеси товар в условное место завтра в половине седьмого вечера». Камалов убежден, что говорил тот самый, «третий», или кто-то из его приспешников, по его поручению.

— А что Камалов?

— Он так перепугался, что брякнул, вроде никакой он не Камалов, что звонят не по адресу.

Махмудов, на ходу сбрасывая халат, отправился в спальню. Вскоре вернулся при полном параде, в штатском.

— Чаю, Икрамджан?

— Не отказался бы. Только нам скорее идти надо. Мало ли что может произойти?

— Думаешь все же, что Камалов прячет золото?.. Почти уверен, нет у него ничего. А вот как по-твоему, майор, почему именно к Камалову обратился Мансуров? Камалов ведь трус.

— У Камалова на складе можно было спрятать шланги, резак, инструменты. И еще он стяжатель. Вот сколько добра накопил. Зачем только — непонятно.

— Правильно говоришь. Трусость и жадность и погубили его. И еще, как выяснилось, Камалов тоже когда-то был сварщиком. Так что умение его было здесь нелишним. А ведь все на Мансурова валил — он-де сейф резал один. Да, звонок этот очень важен, можно только порадоваться: ведь если Камалову звонил «третий», значит, у него тоже золота нет. Так что надежда разыскать похищенное не утрачена. Если бы этот таинственный «третий» заполучил золото, зачем бы ему звонить, а?

— Интересно, знает ли этот таинственный «третий» о гибели Мансурова?

— Вряд ли. Но то, что у главаря грабителей золота нет, — совершенно очевидно.

— Я согласен с вами, иначе и вправду зачем ему звонить Камалову?..

— «Третий», как мы теперь его называем, видно, персона незаурядная, так сказать, преступный интеллектуал. Он не входил в контакт с Камаловым. И еще неизвестно, сам ли он звонил... Впрочем, звонил, пожалуй, сам, изменив голос. Ему невыгодно иметь лишнего свидетеля или соучастника. Несомненно, хитрый, осторожный субъект.

Халима молча принесла чай.

— Давай, майор, по-быстрому — и по коням... — полковник разлил ароматный напиток по пиалам и закончил: — Не исключено, что Камалов водит нас за нос. Эту версию тоже надо иметь в виду.

...Васюков осторожно снял телефонную трубку, протянул Камалову. Сам же приложил к уху подключенный к проводу наушник.

— Ну вот что, Камалов, — произнес неизвестный каким-то фальшивым, как у провинциальных трагиков, голосом, — ты тюльку не маринуй. Выкладывай товар, иначе ох как нехорошо тебе будет!

— Какой товар?.. Кто вы? — пролепетал Камалов, задыхаясь.

— Завтра же, слышишь? На площади Навои, ровно в три часа дня.

— Я не понимаю, о чем вы? — ответил Камалов, тараща глаза на Васюкова.

Дмитрий закивал: мол, соглашайся на встречу.

— Смотри, кореш, пожалеешь.

— Я!.. Если вы так... У меня ничего нет...

— Есть!

— Но как же я вас узнаю?

— Это другой разговор. Я тебя знаю. До завтра. И горе тебе, если стукнешь, спасая свою шкуру!