Как лягут кости (редакция 2019 г)

Но сейчас… Сейчас Саня уже вполне оправился от свалившейся на него ответственности и практически стал вновь тем самым балагуром и шутником, которого любило все наше РУВД. Только с одним маленьким отличием — теперь он был начальником...

— И все-таки скажите мне, дамы, почему это сложно? Или вы брезгуете бомжами? — спросил Саня.

— Сейчас все бомжи нашего города ходят под Валькой Кривым, — ответил я вместо девушек. — А этот ушлепок не особо горит желанием общаться с господами полицейскими…

— А кто в этом виноват? — усмехнулся Саня.

— Не я, это уж точно! — возразил я.

— Давай я тебе напомню… Цитирую: “Этот, ваш контуженный, Томин, кажется!” И это из материалов допроса Кривого, так что не отмажешься, — произнес Саня.

— Мало ли у нас контуженных, — ворчливым тоном отозвался я.

— Насколько помню, пока только один, — улыбнулась Наташа. — Еще скажи, что у нас тут Томиных много...

— И ты, Брут! — воскликнул я и по-ребячески отвернулся от товарищей. Даже сделал вид, что надулся.

Вообще-то, они правду говорят. Даже Валька Кривой. Я и правда контуженный. Что не делает мне чести в том, как именно я допрашивал того же Кривого. Его взял наряд на попытке ограбить газетный ларек. По сути, попыткой там и не пахло вовсе. Он едва успел разбить окно, когда рядом с ним нарисовались двое патрульных. Так что дело все могло закончиться хулиганкой, если бы Кривой внезапно не пошел в отказ. И он настолько меня тогда этим задолбал, что у меня не было другого выхода, как просто хорошенько ему объяснить. Без единого сказанного слова. В полном молчании. И тогда он запел, как соловей. Еще бы немного, и в убийстве Кеннеди сознался, да только опомнился.

Вот такое у нас с Кривым нехорошее знакомство вышло. Так что он не зря меня контуженным называет. Я такой и есть. То ли от того, что тогда, в самом своем первом серьезном деле, у меня пистолет взорвался в руке, то ли от общей несправедливости вокруг — не знаю.

Ладно, неважно. Прозвище есть прозвище. В чем-то оно и хорошее. Все уже знают, с кем имеют дело… А то было у меня прозвище в Академии, стыдно даже признаться. Паша Томный… Хорошо хоть товарищи о нем не знают. До сих пор не могу понять, почему меня так называли. Разве только из-за фамилии...

— Ну Кривой — это понятно, он бомжей держит. А мы что, не сможем его за что-нибудь потянуть? Чтобы он запел? — спросил Саня у девушек. Я все еще разговаривать отказывался, созерцая стену.

— Если Паша возьмется — Кривой нам Витаса изобразит… — сказала Наташа.

— А я все-таки не думаю, что это бомжи, — проворчал я. — Глупо же. Азарта нет.

— В чем-то ты прав, Паша, — произнес Саня. — Серийнику азарт нужен. Да повернись ты уже! — воскликнул он, обращаясь ко мне, и я с неохотой повернулся. — Ей-богу, не РУВД, а цирк. Шапито. И как я с вами раньше работал?

— Раньше ты главным клоуном был, — хмуро ответил я. — А теперь — шпрехшталмейстер.

— Ладно, ребята, хватит собачиться. Что у нас еще есть? — спросила Настя.

— У меня из головы не выходит эта арифметика, накорябанная на земле. “2+2=0”. Где-то я уже видел… — произнес я, задумчиво потирая бороду.

— А что-то подобное было на месте обнаружения первого трупа? — спросил Саня у Наташи.

— Дай подумать, — задумалась Наташа.

— Некогда, — проворчал Саня и, открыв рядом с ним лежавшую папку, достал несколько листков бумаги. — Читай. С выражением!

— Ага, — кивнула Наташа. — А еще с чувством, с толком и с расстановкой!

— Да блин. Прочитай уже, Наташа, а? — взмолился я.

— Ладно, ладно… “По улице Матроскина на пустыре был обнаружен обгоревший труп мужчины. Следов волочения не найдено. В одной из глазниц черепа трупа был найден один дайс, на второй крест-накрест налеплены кусочки синей изоленты… После поднятия санитарами трупа с земли, на ней была обнаружена надпись: 3-2=4…”

— Вот оно! — внезапно заорал я, подскочив со стула. — Вспомнил! “2+2=0”! Так было написано на ведре!

— Кто о чем, а Паше о ведре! — улыбнулся Саня, и они втроем рассмеялись.

— Да тьфу на вас! Нихуя вы не поняли! — рявкнул я и стремглав выскочил из кабинета, хлопнув дверью.