Пучеглазая фея

Пучеглазая фея

У Эльзы была гувернантка ирландка, отличавшаяся странностями. В сущности, это была милейшая особа, но, неизвестно почему, она питала непреодолимое отвращение к некоторым животным, доводившее ее чуть ли не до припадков. Если вечером в комнату случайно забиралась летучая мышь, то гувернантка кричала не своим голосом и возмущалась теми, кто не бросался выгонять несчастного зверька. Ввиду того, что многие боятся летучих мышей, никто не обратил бы на это особенного внимания, если бы ее отвращение не распространялось также на прелестных птичек: ласточек, малиновок, красношеек и других насекомоядных, не исключая даже соловьев, которых она считала хищниками. Звали ее мисс Барбара, но ей дано было прозвище „пучеглазая фея“ — „фея“ потому, что она была очень знающая и очень таинственная; „пучеглазая“ — оттого, что у нее были большие серые глаза навыкате, которые насмешница Эльза сравнивала с пробками от графина.

Эльза вовсе не питала дурных чувств к своей гувернантке, которая относилась к ней ласково и терпеливо. Ее только забавляли выходки мисс Барбары и утверждение, будто она видит лучше всех, тогда как она была в высшей степени близорука. Она не различала предметов, пока не натыкалась на них носом, который, к несчастью, у нее был маленький и вздернутый. Однажды она так стукнулась лбом об дверь, что мать Эльзы сказала ей:

— Право, вы когда-нибудь расшибетесь насмерть! Уверяю вас, мисс Барбара, что вам необходимо носить очки.

Барбара ответила с живостью:

— Очки? Никогда! Я боюсь испортить себе зрение.

Когда ее уверяли, что уж хуже видеть невозможно, то она с убеждением отвечала, что ни с кем не поменяется „сокровищами своего зрения“. Она простым глазом видела мельчайшие предметы, которые другие люди могли рассмотреть лишь через самую сильную лупу. Ее глаза, как увеличительные стекла, показывали ей предметы, недоступные взору других. Она могла даже считать нитки тончайшего батиста и петли самой густой ткани, где Эльза, отличавшаяся хорошим зрением, ровно ничего не видела. Сначала Эльза прозвала ее „мисс фрог“ (лягушка), потом „мисс мэйбаг“ (майский жук), потому что она натыкалась на всякие предметы. Наконец, прозвище „пучеглазая фея“ получило преобладание, потому что гувернантка была слишком умна и развита, чтобы ее сравнивать с каким-нибудь животным. Кроме того, при виде ее удивительных работ и великолепнейших вышивок все говорили:

— Да это настоящая фея.

Барбара не без удовольствия выслушивала эти комплименты и отвечала:

— Почем знать? Может быть, может быть!

Однажды Эльза спросила ее, действительно ли она волшебница. Мисс Барбара с лукавой улыбкой ответила:

— Может быть, дитя мое, может быть!

Любопытство Эльзы было очень задето. Она уже не верила в волшебниц, потому что считала себя большой: ей исполнилось целых двенадцать лет. Однако она очень жалела о том, что утратила эту веру. Стоило лишь хорошенько попросить ее, и она опять охотно стала бы верить в своих сказочных друзей.

У мисс Барбары были странные особенности: она очень мало ела и почти не спала. Иные даже сомневались, что она вообще когда-нибудь спала, так как никто не видел ее постель смятой. Она говорила, что застилает постель рано утром, когда встает, потому что никто не может ей в этом угодить. Вечером, когда Эльза уходила в детскую, где спала со своей няней, мисс Барбара тотчас же удалялась в беседку, где она выговорила себе помещение, и люди утверждали, что там виднелся свет до утра. Иные уверяли даже, что она ночью гуляет с фонариком в руке и громко разговаривает с невидимыми существами.

Няня Эльзы столько об этом рассказывала, что в один прекрасный вечер у девочки явилось непреодолимое желание заглянуть к гувернантке в беседку и узнать, что там делается.

Но как пройти туда ночью? Дорога к беседке вела через сиреневую рощу, около которой рос огромный кедр. Надо было пройти, по крайней мере, двести шагов по узкой, извилистой, совершенно темной дорожке.

„Никогда у меня на это не хватит смелости“, думала Эльза.

Глупые россказни нянек сделали ее трусихой. Пойти в беседку она не решилась, но наутро спросила мисс Барбару, как она проводит время вечером.

— Я занимаюсь, — спокойно ответила „пучеглазая фея“. — Весь день я нахожусь при тебе, а вечер остается в моем распоряжении, и я работаю для себя.

— Разве вы еще не все знаете, что продолжаете учиться? — Чем больше учишься, тем больше убеждаешься в несовершенстве своих знаний.

— А что же вы изучаете? Латинский? Греческий?

— Я знаю латинский и греческий. Теперь я занимаюсь другим.

— Чем же? Вы не хотите сказать?

— Я наблюдаю то, что только я одна могу видеть.

— Что же именно?

— Позволь мне не отвечать тебе, а то ты тоже захочешь смотреть и ничего не увидишь или плохо разглядишь, и только будешь огорчаться.

— Значит, то, что вы видите, очень интересно?

— Интереснее всех снов на свете!

— Милая мисс Барбара, пожалуйста, позвольте и мне посмотреть!

— Нет, дитя мое, никогда! Да это и не от меня зависит.

— А я все-таки увижу! — воскликнула раздосадованная Эльза. — Я ночью приду к вам, и вы меня не выгоните!

— Я этого не боюсь. Ты никогда не осмелишься прийти!

— Видно, нужно много смелости, чтобы присутствовать на вашем шабаше?

— Нужно терпение, а у тебя его совсем нет.

Эльза надула губки и заговорила о чем-то другом. Потом она опять вернулась к прежнему и стала так приставать к мисс Барбаре, что та обещала взять ее с собой в беседку, хотя предупредила, что она ничего не увидит, а если и увидит, то вряд ли поймет.

Видеть! Видеть что-то новое, как это заманчиво для любопытной девочки! Эльза потеряла всякий аппетит, за столом все ерзала на стуле и с нетерпением считала часы и минуты. Наконец после вечерних занятий мать позволила ей пойти с гувернанткой в беседку.

Когда они вышли в сад, мисс Барбара вдруг заволновалась. Между тем, навстречу им шел человек, по-видимому, совершенно безобидный, учитель братьев Эльзы, Бэт. Он не был красив собой; худой, смуглый с остроконечными ушами и крючковатым носом, всегда одетый во все черное, с длинными, тоже остроконечными фалдами [1], он не производил приятного впечатления. Он был застенчивым, даже робким. Окончив уроки, он спешил уйти, как бы чувствуя потребность скрыться. За столом он никогда не разговаривал, а вечером, в ожидании того часа, когда придется вести учеников спать, кружился по террасе. Он никому этим не мешал, но такое времяпровождение, казалось, свидетельствовало о бессмысленной праздности. Мисс Барбара не выносила Бэта. Раньше всего ее отталкивало его имя, означающее в переводе с английского „летучая мышь“. Она уверяла, что когда человек имеет несчастье носить такое имя, то должен покинуть свою родину, чтобы переменить его в чужой стране. Затем ей не нравилось, что у Бэта хороший аппетит: она его считала алчным и ненасытным. Мисс Барбара уверяла также, что его странные кругообразные прогулки изобличают пагубные наклонности и злостные намерения.

Вот почему, увидев его на террасе, она вздрогнула. Эльза чувствовала, как трепетала ее рука, за которую она держалась. Между тем, вполне естественно было, что Бэт, любивший подышать свежим воздухом, гулял до того времени, пока ему надо было идти к своим двум ученикам, которые ложились позже Эльзы, самой младшей в семье. Мисс Барбара не могла скрыть своего неудовольствия и, проходя мимо Бэта, спросила сухим тоном:

— Уж не рассчитываете ли вы пробыть здесь всю ночь?

Бэт сделал движение, чтобы убежать, но одумался и, чтобы не показаться невежливым, поспешил что-нибудь ответить.

— Разве мое присутствие кого-нибудь стесняет? — сказал он. — Может быть, угодно, чтобы я вошел в комнаты?

— Мне не поручали передавать вам никаких приказаний, — ответила Барбара, — но я думаю, что вам лучше было бы сидеть в гостиной со всей семьей.

— Я себя плохо чувствую в гостиной, — робко ответил учитель. — Мои бедные глаза страдают от жары и от яркого света лампы.

— А! Ваши глаза боятся света? Я так и знала! Вам нужен мрак? Вы, может быть, хотели бы кружиться целую ночь?

— Разумеется, — ответил учитель, стараясь любезно улыбнуться. — Разве я не оправдываю своего имени?

— Есть чем хвастаться! — воскликнула Барбара, задыхаясь от гнева.

Она увлекла озадаченную Эльзу в тенистую аллею.

— Его глаза, его бедные глаза, — повторяла Барбара, нервно передергивая плечами. — Жди, чтобы я тебя пожалела, хищное животное!

— Вы очень строги к бедному Бэту, — сказала Эльза. — У него, действительно, такие слабые глаза, что он при свете почти ничего не видит.

— Еще бы, зато как он видит в темноте! Он никталоп [2], и притом дальнозоркий.

Эльза не поняла этого эпитета и сочла его оскорбительным, но не решилась спросить объяснения. Они еще были в тени аллеи, которая Эльзе совсем не нравилась, и видели перед собой чудную рощицу, на фоне которой выделялась беседка, освещенная восходящей луной, как вдруг девочка попятилась и потянула за собою мисс Барбару.

— Что случилось? — спросила пучеглазая гувернантка, которая ничего не видела.

— Ничего особенного, — смущенно ответила Эльза. — Я заметила вдали какого-то черного человека. Теперь я вижу, что это Бэт гуляет в вашем цветнике, около беседки.

— В самом деле! — с негодованием воскликнула мисс Барбара. — Этого можно было ожидать. Он подстерегает и преследует меня и хочет разрушить мое счастье. Но не бойся, милая Эльза, я разделаю его, как следует.

Она бросилась вперед.

— Послушайте, милостивый государь, — обратилась она к толстому дереву, стоявшему около аллеи, — когда же вы перестанете меня преследовать?

Она готовилась произнести обличительную речь, но Эльза перебила ее и, увлекая к двери беседки, сказала:

— Вы ошибаетесь, мисс Барбара. Вам кажется, что вы обращаетесь к Бэту, а вы разговариваете с собственной тенью. Бэт уже далеко. Я его не вижу и думаю, что вряд ли он пошел за нами.

— А я именно думаю, что пошел! — возразила гувернантка. — Иначе как объяснить, что он очутился здесь раньше нас, когда мы оставили его около дома, а между тем, не видели и не слышали, чтобы он прошел мимо нас?

— Вероятно, он прошел по грядкам, — сказала Эльза. — Это кратчайшая дорога. Я по ней тоже хожу, когда садовник меня не видит.

— Нет, нет! — с волнением сказала мисс Барбара. — Он пробрался по-над деревьями. Ты видишь хорошо, взгляни-ка вверх. Я уверена, что он где-нибудь около моих окон.

Эльза взглянула в указанном направлении, но ничего особенного не заметила. Однако через несколько минут она увидела движущуюся на стене беседки тень огромной летучей мыши. Она не хотела говорить об этом Барбаре, чтобы не отдалить обещанного зрелища, и уверила гувернантку, что все спокойно: ни летучая мышь, ни учитель не следят за ними.

— Впрочем, если вы беспокоитесь, — добавила Эльза, входя в маленькую гостиную, — то мы закроем окно и спустим занавески.

— Это невозможно, — ответила Барбара. — Я даю сегодня бал, и приглашенные должны явиться ко мне через окно.

— Бал! — с изумлением воскликнула Эльза. — В этой-то маленькой комнатке? И приглашенные должны войти через окно? Вы шутите, мисс Барбара!