Васек Трубачев и его товарищи. Книга 1 (с иллюстрациями Фитингрофа)

* * *

В пионерской комнате шла оживленная работа. Ребята складывали по порядку номера журналов и подшивали «Пионерскую правду», чтобы передать в школьную библиотеку.

Васек покрывал лаком рамку для стенгазеты.

«Вот это по мне», — думал он, с удовольствием макая кисть в густой лак.

Митя сидел за столом, просматривая заметки для стенгазеты.

— Это все у тебя? — спросил он Одинцова, приглаживая пальцами светлые волосы. — Маловато, плохо шевелитесь!

— Многие только сегодня дали, — виновато сказал Одинцов. — Вот Лида Зорина дала заметку, и Трубачев, и еще несколько ребят… — Он подвинул к Мите новую пачку бумаг.

— А, еще есть! — обрадовался Митя. — Давай, давай!

Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист.

— Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели!.. — затрещала, размахивая руками, Синицына.

— Стоп, стоп! — остановил ее Митя. — Экая ты мельница!

— Вот она всегда так! — возмущенно сказал Одинцов. — Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала.

— «Что написала, что написала»!.. — передразнила его девочка.

— Сядь и помолчи! — потянул ее за рукав Митя. — Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща.

Васек оставил работу и подошел к столу.

— Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! — сердито сказал он.

— Неплохо попасть в такое соседство! — засмеялся Митя. — Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел:

— Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.

— Тьфу! — не выдержал Одинцов.

— Вот он всегда на меня нападает! — пожаловалась Синицына.

— Да потому нападаю, что глупо! Противно…

— Потише, потише, — сказал Митя. — Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.

Одинцов замолчал.

Митя начал читать сначала:

— Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
Белеет школа одиноко
В тумане неба голубом,
Идти мне в школу недалеко —
На крайней улице мой дом.
Мои родители давали
Мне на прощание совет:
«Учись ты, Нюра, хорошенько —
В награду купим мы конфет».

— М-да… — задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. — Плохо. Очень плохо!

— А почему плохо? Рифма есть, все есть, — забормотала Синицына, поглядев на всех.

Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:

— Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:

А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла…

А родители тебе за эту учебу обещали конфет.

Ребята фыркнули.

— А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!

— Вот уж ничего подобного! — сказала Синицына.

— Ну как же ничего подобного? — улыбнулся Митя. — Вот смотри:

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…

Чье это?

Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.

— Постой. Дальше посмотрим:

Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…

Это чье?

— Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…

Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:

— Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень — и не умеешь себя в руках держать. Ступай!

Одинцов нехотя отошел от стола.

— А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.

Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.

— Что она там — все спорит? — спросил Одинцова Булгаков.

За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.

Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.

— Поняла наконец, — улыбнулся Васек.

— Сейчас мне нахлобучка будет, — сказал Одинцов.

— Ребята! — Митя постучал по столу. — Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… — Он строго посмотрел на присмиревших ребят.

— А чего ж она… — вспыхнул Одинцов.

Васек вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».

Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал:

— У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.

— Сейчас будем читать, — сказал Митя. — У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.

Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел — «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».

Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так:

«Многие мальчики говорят: «Мы, ребята, между собой всегда поладим — кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь — и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя». А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные — это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.

Звеньевая Зорина».

Читая, Митя все время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять».

Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васек делал вид, что совершенно поглощен своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: «Принять».

Потом подозвал Сашу:

— Кто переписчик?

— Я, — сказал Саша.

— Вот еще три статьи. Кто нарисует заголовок?

— Малютин.

В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич:

— Работаете?

Митя засмеялся:

— Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем.

Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васек тоже хотел обратить на себя внимание учителя.

— Рамка готова! — громко сказал он, деловито собирая кисти. — Булгаков, какую заметку пишешь?

— Четвертую, — ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель.

Остальные ребята один за другим подходили к столу с кипой журналов и газет.

— Подшито!

— Готово!

Сергей Николаевич пробежал глазами Лидину заметку.

— Нужный вопрос… Лида Зорина… А… черненькая такая, с косичками! — сказал он, припоминая, и взял вторую заметку.

— Мою читает, — шепнул ребятам Одинцов, прислушиваясь, что скажет учитель.

Сергей Николаевич прочитал про себя, потом улыбнулся и прочитал Мите вслух:

— «Сергей Николаевич увидел, что на полу валяются бумажки и вообще сор. Он не начал урока, заложил руки за спину, отошел к окну и не повернулся к нам, пока мы все не убрали. А потом сказал: „Чтобы это было в последний раз“. Теперь ребята стараются вовсю. Редакция надеется, что такой случай больше не повторится».

Последние слова Одинцов списал со взрослой газеты. Учитель засмеялся и громко сказал:

— Совершенно точно и честно! А относительно надежд редакции — просто солидно получается!

Он крепко пожал руку Мите, кивнул головой ребятам и вышел.

— Что он сказал? Что он сказал? — заволновались ребята.

— Ты слышал? — спросил Одинцова Саша.

Одинцов сиял.

— Сергей Николаевич сказал «Точно и честно. И просто солидно», — взволнованным голосом сообщил он окружившим его ребятам.

— Честно и точно! Это значит — не наврано ничего!

— Ну еще бы, Одинцов вообще никогда не врет!

— Молодец! — радовались ребята.

— Молодчага! — сказал Васек, хлопнув Одинцова по плечу. Он был рад за товарища.

Саша тоже был рад, но он не понял, что значит «солидно».

— Одинцов! Как это понять — «солидно»? — спросил он. — Ты знаешь?

— Нет, — сознался Одинцов. — А как по-твоему? — Он улыбнулся. — Это, наверно, самая главная похвала. Давай спросим у Мити!

Но Митя стоял уже в дверях и, крикнув ребятам: «Не задерживайтесь долго!» — исчез.

— У него комсомольское собрание сегодня, — сказал Трубачев. — Сами разберемся.

— А ты тоже не знаешь? — допытывался Саша.

— Да я знаю, только объяснить не могу. Это о старых людях говорят: солидный! — догадался Васек.

— А какой же я старый? — растерянно спросил Одинцов, обводя всех удивленным взглядом.

Ребята прыснули со смеху.

Из соседней комнаты — читальни — прибежали девочки.

— Тише! Читать мешаете!

— Ребята, я «Пионерскую правду» в библиотеку относила, а вы так кричите, что даже там слышно, — сказала, входя, Лида Зорина. — Что у вас тут такое?

Ребята, смеясь, рассказали ей.

— Солидный — это толстый. Сейчас только в библиотеке про один журнал сказали, что он солидный, — объяснила Лида.

— Но какой же я толстый? — обтягивая свою курточку, расшалившись, крикнул Одинцов. — Я спортсмен, человек без веса!

Он действительно был тоненький и на редкость легкий.

Ребята опять закатились смехом:

— Одинцов, Одинцов! Это он тебя с Мазиным спутал! Это Мазин у нас солидный.

— Попадет вам сегодня! Лучше уходите скорей, — кричала Лида, — сейчас из читальни прибегут! И Сергей Николаевич еще не ушел. Он с Грозным в раздевалке разговаривает и, наверно, все слышит.

— Тише! — крикнул Васек. — Булгаков! Одинцов! Пойдем к Сергею Николаевичу! — Он обнял товарищей за плечи и пошептал им что-то.

— Не посадит он нас вместе — лучше не просить! — с сомнением сказал Саша.

— А может, и посадит. Попросим!

Все трое побежали в раздевалку. Сергей Николаевич, надевая калоши, разговаривал с Грозным.

— Еще эта школа семилеткой была, как я сюда пришел, еще Красным знаменем нас не награждали… — рассказывал старик.

— Сергей Николаевич! — запыхавшись, крикнул Одинцов. — У нас к вам просьба.

— Мы просим… — начал Саша.

— Разрешите нам сесть вместе! — возбужденно блестя глазами, сказал Васек. — Мы друзья.

Сергей Николаевич нахмурился:

— Я разговариваю с Иваном Васильевичем, а вы скатываетесь откуда-то сверху, перебиваете разговор взрослых… Что это такое?

— Простите, — покраснел Одинцов, — мы нечаянно… Мы боялись, что вы уйдете…

— А что вам нужно?

— Мы вот товарищи, мы хотели сесть в классе рядом, — запинаясь, пояснил Васек.

— Зачем? — строго спросил Сергей Николаевич. Мальчики оробели.

— Чтобы дружить втроем, — сказал Васек.

— Дружить втроем? — переспросил учитель. — Разве ваш класс делится на такие дружные тройки? А остальные в счет не идут?

— Да нет, мы просто друзья… ну, закадычные, что ли, — пояснил Одинцов.