Твердые орешки

Будут, не будут…

С самого рассвета на главной аллее стучали молотки. Стук то удалялся, то приближался. Слышался голос Нин-Вас: «Эти — сюда!.. Те — туда! Ровнее, еще правее!..»

Это к деревьям прикрепляли восстановленные щиты и плакаты. Краски на них сверкали ярко, весело, и все вокруг тоже было новым, словно свежевыкрашенным: и голубое небо, и трава, и деревья. Даже солнце казалось до блеска начищенным.

День удался на славу. С самого утра у забора стали появляться родители. Первые поезда приходят задолго до подъема, и за оградой образовалось что-то вроде весеннего базара. На лужайках лежали цветные коврики с продуктами, а вокруг них сидели родители, бегали младшие братишки и сестры.

Встречу разрешат только после завтрака, поэтому гости терпеливо ожидают.

Лагерь зашевелился, как муравейник. Девчонки то и дело бегают за утюгом, гладят юбки, кофточки, галстуки. Дежурные уже побывали у главного входа и радостно сообщают:

— Павка, к тебе!..

— Ры́жина, уже приехали!..

— Сенька, тебе мяч привезли!..

Главврач все еще ходит по палаткам и щупает головы: не простудился ли кто-нибудь после вчерашнего? Но все оказались здоровыми. Болеть некогда и незачем: теперь в лагере столько интересных дел, что никому неохота сидеть в изоляторе с перевязанной шеей и смотреть на лес через марлевые окна…

Я проснулся с чувством тревоги. Придумывал что угодно, только бы отдалить мысль о родителях. Неужели никто из них не приедет? Я даже начал гадать: будут, не будут…

Поэтому после завтрака пошел не к воротам, а в наш «ракетный штаб». Ни Павлика, ни Веньки здесь не было, и я, побродив минут пятнадцать вокруг домика, все-таки пошел к главному входу, где толпились ребята. Венька бегал вдоль забора и кого-то высматривал. Валерий тоже был здесь. Он выглядел празднично: брюки выглажены, рубаха белая. Ободряюще подмигнув мне, Валерий вышел за ворота.

Наконец Нин-Вас и Валентина Наумовна разрешили встречу. Ребята зашумели, бросились к калитке и образовали пробку. Все громко разговаривали и шутили, потому что радовались встрече с родными.

Я отошел в сторону. «Неужели ко мне никто не приедет?..»

Скоро ребята стали заводить родителей на территорию. Появился и Венька. Он шагал важно, как гусь, и вел за собой пожилого симпатичного дяденьку. Тот держал в руке кепку и небольшой пакетик и с любопытством рассматривал лагерь. Венька выступал впереди и сиял, как бутылка на солнце, а взгляд его говорил: «Эх, если бы вы знали, кто ко мне приехал, немедленно сбежались бы сюда!»

Я, может, и не узнал бы этого, если бы Венька не подвел гражданина ко мне и торжественно не представил его:

— Василий Ефимович!.. Ну, в общем мой сосед! А это, — он указал на меня, — Соколов Дмитрий, наш председатель.

— Очень приятно, — сказал Василий Ефимович и крепко пожал мне руку.

— У них на авиазаводе сегодня выходной! — солидно объяснил Венька, чтобы напомнить, кто его сосед. И тут же с важным видом добавил: — Понимаешь, Митяй, я решил проконсультироваться с Василием Ефимовичем насчет ракеты. Мы сейчас с ним туда пойдем. — Он показал на домик. — Айда с нами!

Я промолчал.

— Ладно, — понимающе пробасил Венька. — В общем встречай, а мы сами…

«Очень симпатичный этот Василий Ефимович, — подумал я. — Добрый, должно быть… Ну, раз к Веньке сосед приехал, то родители мои обязательно должны быть!»

Возле волейбольной площадки стояла Мая. Когда я проходил мимо, она вопросительно посмотрела на меня. Сама она сегодня никого не ждет. Отец-геолог всегда в разъездах, мать у нее нездорова, а дома еще две младшие сестрички. Значит, ее волнует, приедут ли мои родители?.. Конечно, ведь она теперь все знает!.. «Спасибо тебе, Майка!» — мысленно произнес я и посмотрел на нее. Майка повернулась на каблучках и побежала к девчонкам. Не поднимая головы, я подошел к забору.

— Почему ты не приезжала? — услышал я знакомый голос. Прямо передо мной за оградой стоял Валерий и держал за руку девушку. Он увидел меня, отпустил ее руку и немного смутился.

— Здравствуйте, — промямлил я и хотел уйти, но не успел.

— Знакомьтесь, — сказал Валерий и через решетку поймал меня за рукав. — Зоя, это мой боевой помощник Митя Соколов. Помнишь, я тебе писал?

— Да, да, — Зоя улыбнулась и протянула мне руку.

Озорная, с лукавым взглядом, она была похожа на Валерия и манерой разговора и движениями.

— Иди к нам, — сказал Валерий. — Смотри, у меня что! — и показал кулек с домашним печеньем. Я не спеша пошел к ним, но вовсе не из-за печенья. Просто было как-то одиноко, а рядом с Валерием мне всегда хорошо.

— Ешьте! — сказала Зоя. — Берите звездочки, я сама их пекла.

— Ешь, да не верь, — улыбнулся Валерий. — Я ее с пятого класса знаю. Это Ольга Владимировна, ее мама, мастерица.

— Мама только тесто готовила. Понял? — сурово сказала Зоя и забрала у Валерия кулек. — Ешь сам, не давай ему! — И всунула кулек мне в руки.

— Вот так, подержи, пожалуйста, — сказал Валерий и набрал полную горсть печений.

— Не смей! — запротестовала Зоя и тоже взяла горсть.

Я тоже схватил несколько. Потом опять Валерий, потом Зоя, и так, пока не порвали кулек.

Мне стало весело, и я начал вместе с Зоей гоняться за Валерием.

— Стойте, стойте, хватит! — запыхавшись, кричал Валерий. — Зоя, пойдем лучше, я покажу тебе, где живу, — свою палатку…

В эту минуту из-за деревьев выскочили несколько парней и, зажав Валерию рот и глаза, повалили на землю. Я хотел броситься на помощь, но посмотрел на Зою и опустил руки. Зоя хохотала.

Скоро все выяснилось. Оказывается, Валерия приехали навестить ребята из общежития, товарищи. Привез их Ваня Шумилов. Он командовал всеми и рассказывал, как Валерию от нас достается… «Надо его сегодня же забрать домой, иначе он тут зачахнет! Глядите, кожа да кости остались!..» Я посмотрел на Валерия и только теперь заметил, как он изменился. Лицо стало смуглым, обветрилось, щеки запали, и скулы резко выступили вперед… Да, нелегко ему с нами пришлось!

Зоя расстелила на траве коврик. На нем, как на скатерти-самобранке, появились огурцы, редиска, котлеты и бутылка вина. Компания зашумела и расселась вокруг коврика. Обо мне сразу забыли, и я незаметно ушел за ограду. Я ни капельки не обиделся, но только очень завидовал их веселью и дружбе. Сейчас для меня Валерий и все эти крепкие веселые парни были пришельцами из какого-то другого, большого, заветного мира, имя которому «самостоятельность». Если бы я был таким, как они, то не сидел бы здесь в лагере, а тоже работал бы на заводе. У меня был бы свой паспорт. А с ним ты полноправный человек, и все дороги тебе открыты… Я об этом мечтал не раз и однажды даже собирался бежать на целину…

— Митя, Митя! Скорей! Нина Васильевна зовет!

— Пора начинать! Пора начинать! Надо ехать за хворостом!

Это кричали Мая и Сашка Кикнадзе. Они бежали ко мне и размахивали руками.

— А тебя зовет Нина Васильевна. Ты ей не для хвороста нужен. Идем скорей! — сказала Мая, и мы втроем побежали на хоздвор.

На хозяйственном дворе вокруг старшей вожатой вертелся весь костровый актив. Бригада с телегой отправлялась в лес за хворостом, гладились какие-то костюмы, а сама Нина Васильевна бегала и командовала, как заводная. Костры были ее коньком, и распоряжения она отдавала уверенно и весело.

— Соколов, у меня для тебя важное поручение! Ты человек серьезный и справишься. Вот сейчас… — Она стала писать что-то на листке бумаги. — Сходи на ту сторону поселка, в лагерь «Лучистый», и возьми у киномеханика коробку с кинолентой. Я обо всем договорилась. А это тебе доверенность. — Нина Васильевна вручила мне записку и подтолкнула в спину, чтобы быстрей шел.

Я забыл, что я «человек серьезный», и побежал галопом, с прискоками. Возле столовой меня кто-то догнал и коснулся рукой плеча. Это была Мая. Я нисколько не удивился. Майка бегала быстрей всех в лагере. Прикусив нижнюю губу, она смотрела на меня и, видимо, не решалась говорить.

— Чего тебе? — спросил я.

— Митя, я хотела сказать, что, если… если приедут твои, я велю им ждать… Хорошо?

— Да, да, конечно!.. Пожалуйста! Я скоро вернусь!..

— Поскорей возвращайся! — крикнула вдогонку Мая, и я еще быстрее помчался вперед.

За обедом я все время думал о том, что теперь мне уже не страшно говорить с Маей и хорошо было бы посоветоваться с ней насчет моих стихов. Тетрадки у меня здесь не было, но многое я знал на память. Я уже давно хотел почитать ей стихи. И вдруг у меня мелькнула мысль: а что, если написать ей записку и в ней об этом сказать; только о стихах, ничего больше? Я ведь еще никогда не писал записок, считал, что это чепуха и никому они не нужны. А теперь захотелось написать.

В столовой было шумно, все говорили о предстоящем костре, и никто не обращал на меня внимания. Я достал из кармана тетрадь, в которой записывал отрядные дела, оторвал четверть листа и написал:

«Мая, хочу посоветоваться с тобой насчет одного важного дела. Жди после полдника возле летней эстрады. Митя».

Потом свернул записку вчетверо и тут лишь призадумался. Как ее передать? Если сейчас и прямо в руки, то зачем эта записка? А мне очень хотелось, чтобы она именно ее получила. И я нашел способ, как передать.

Когда Мая на меня посмотрела, я показал записку и положил ее под ящик с цветами, который стоял на барьере, окружавшем столовую. Мая закивала головой. Она, конечно, поняла, что ей нужно сделать.

Во время «мертвого часа» я с разрешения Валерия дописал еще две частушки и каждый куплет переписал на отдельный листок. Мая и Оля должны были размножить песню «Про Васю». Они оказались находчивей, чем я, и побежали в бухгалтерию печатать на машинке.