Легенда о земле

Бабушке Бамбы и Бемби очень не хотелось ложиться, но приказ хозяина был для неё законом. Легла и она рядом с другими. Шонтаев прошёлся по рядам.

— Плотнее закройте глаза! Тому, кто откроет хоть краешек, непоздоровится!..

Молодая была тогда бабушка, а молодость всегда любопытна. Она слышала тяжёлые и торопливые шаги двух мужчин и думала: «Куда же они богатство носят?» Не удержалась, открыла глаза. И в это время кто-то будто огнём хлестнул по ним.

— Ой, мама, больно!..

Она вскочила, закружилась от невыносимой боли и в ужасе вдруг поняла, что свет для неё померк, померк навсегда.

— Ой, мама, горе мне, горе!.. — и, упав на пыльную дорогу, забилась раненой птицей.

Джалджи Шонтаев ударил её по глазам восьмихвостной плетью, и для неё на всю жизнь наступила темнота…

Слепая старуха закончила свой страшный рассказ. Все сидели молча, подавленные тем, что услышали. Молчание прервал Харцха.

— Мама, сколько лет было тогда мне? — спросил он.

— Полтора года, сын мой.

— Почему ты ни разу не рассказывала об этом?

— Зачем? Мне хотелось одной заглушить своё горе, а у вас и без меня были дела и заботы.

— Поэтому ты и не хотела ехать в Хар Булук?

— Да, сын мой. И я поняла, что ошибалась. В одиночку и зрячий станет слепым, а со всеми вместе даже слепой прозреет. Ты увёз меня в Хар Булук, и я всё время ожидала, что тут нас постигнет горе. Но вы оказались сильнее — вы нашли воду, вдохнули жизнь в эту проклятую богом и людьми степь. Теперь я вижу это. И не осуждай меня, сын мой, за моё упрямство. Мы, люди прошлого, одной ногой ещё остались стоять там, а вы… — Старушка, не договорив, заплакала.

Не выдержали и Болха с Людмилой Ивановной, а раз потянулись за платками они, то размокли глаза и у Бемби. А Харцха и Наран сидели молчаливые, угрюмые, посуровевшие.

К свекрови подошла Болха, погладила её сухую, жилистую руку:

— Мама, спасибо… Я не знала… а ты… ты молчала…

— За что спасибо, дочка? За то, что я слепая?

— Нет, мама, за то, что ты сберегла для нас Харцху, за то, что ты помогаешь нам воспитывать и растить сыновей, за то, что ты добрая и сильная…

— Нет, дочка, я слабая. Но теперь, — и голос её окреп, — я тоже, как и вы, стану сильной. Ведь врач-то правильно сказала: я — человек здоровый. Я и без неё знала это, вот только душа у меня болела…

Она перевела дыхание, успокоилась и продолжала:

— Виновата я перед вами. Я знала, что Харцха с Нараном первыми из колхоза приезжали сюда искать воду. Я знала, где её искать, но не хотела этого говорить, потому что боялась Хар Булука. А теперь не боюсь! Воду нашли без меня, и степь не виновата, что раньше хозяином её был Джалджи Шонтаев. Людям приносят зло люди, и люди же делают людям добро. А воды в этой степи очень много…

— Где же её искать, мама?

— Ищите, сынок, в балке Гахан Сала. Там раньше был очень сильный родник, и вода была пресная… Водой из родника пользовался только Шонтаев. Я видела, как однажды молоденький пастушок случайно пришёл к роднику, и ему, бедному, всыпали двадцать пять плетей. Ищите там воду, дети мои…

Когда к кошу Харцхи подъехала машина с красным крестом на дверце, бабушка в окружении внуков, сына и снохи стояла на пороге дома.

— Мамаша, да вы уже поднялись? — удивилась врач.

— Здорова, здорова я, дочка, и теперь долго ещё буду жить, потому что выгнала из души свою хворь. Пусть её двери будут раскрыты для добра, для хороших людей, для света…

— Правильно! А проверить вас, раз уж я приехала, всё равно надо. Хотя бы для курортной карты.

— Это ещё что такое? — удивилась бабушка.

— На курорт вас отправить хотим, на Чёрное море… Председатель сказал — за счёт колхоза.

А Бамба с Бембей, не дожидаясь ужина, побежали к балке Гахан Сала, где, по словам бабушки, был когда-то родник и где богач Джалджи Шонтаев закопал своё золото.