Аромат империй. «Шанель № 5» и «Красная Москва». Эпизод русско-французской истории ХХ века

Аромат империи. Как «Любимый букет императрицы Екатерины II» (1913) превратился в «Chanel № 5» (1921) и в советские духи «Красная Москва» (1927)

На первый взгляд все произошло случайно. Осенью 1920 года Коко Шанель во время своей поездки в Канны познакомилась с парфюмером Эрнестом Бо. По всей вероятности, их встречу устроил тогдашний любовник Шанель, кузен последнего русского царя великий князь Дмитрий Павлович 1. И Дмитрий Павлович, эмигрировавший во Францию после своего изгнания, и его друг князь Юсупов, организовавший в 1916 году убийство Распутина, и Эрнест Бо принадлежали к одному кругу: миру роскоши и моды русской аристократии. Бо был старшим парфюмером и членом правления Московской фабрики «Товарищество A. Rallet & Со», владелец которой Альфонс Ралле был поставщиком Российского императорского двора. После революции и Гражданской войны Эрнест Бо вернулся во Францию, в Грасс, где стал акционером парфюмерной компании «Chiris», купившей фирму «Rallet». Еще в 1913 году, к 300-летию династии Романовых, он составил духи «Любимый букет императрицы Екатерины II». В 1914 году они были переименованы в «Rallet № 1», так как во время войны с немцами русскому покупателю могло не понравиться название в честь царицы, родившейся в Анхальт-Цербсте. Рецепт этого парфюма Бо привез с собой во Францию и пытался скорректировать его формулу с учетом новых французских обстоятельств. Из десяти проб серии Коко Шанель выбрала пробу под номером 5, которая и получила впоследствии знаменитое название «Chanel № 5».

Тилар Дж. Маззео, автор книги «The Secret of Chanel № 5: The Biography of a Scent», так описывает эту сцену: «Там они и стояли, десять маленьких стеклянных флаконов с цифрами от 1 до 5 и от 20 до 24. Разрыв между рядами чисел показывал, что это были две разные, хотя и дополняющие друг друга, серии, различные „подходы“ к новому аромату. В каждом из этих маленьких стеклянных сосудов находилась совершенно новая композиция на основе прованской розы, жасмина и синтезированных всего несколько лет назад ароматических молекул, названных альдегидами. Согласно легенде, одна неосторожная лаборантка, ответственная за альдегиды, нечаянно или нарочно влила в один из флаконов изрядную дозу новой, почти еще не изученной, субстанции. Влила в чистом виде, вместо того чтобы накапать десятипроцентный раствор.

Коко Шанель, принюхиваясь и размышляя, провела целый день в лаборатории, среди аптечных весов, мензурок и пузырьков. Она вертела перед носом каждый флакон, медленно, с шумом вдыхая и выдыхая каждый запах. Лицо ее ничего не выражало — все, кто был с ней знаком, упоминают, что она умела казаться совершенно бесстрастной. Но вдруг один из этих ароматов нашей такой отклик в ее ощущениях, что она улыбнулась и без малейшего колебания произнесла: „Номер пять“. „Да, — подтвердила она позже, — это было то, чего я ожидала. Духи, не похожие ни на какие другие. Духи для женщин с запахом женщины“. И насчет названия она, казалось, не испытывала сомнений. „Я представляю свою коллекцию пятого мая, — сказала она Эрнесту. — Май — пятый месяц года, и пусть проба сохранит тот номер, который у нее уже есть, номер пять. Это принесет нам удачу“» 2.

Сам Эрнест Бо много лет спустя, 27 февраля 1946 года, так описал момент появления на свет легендарных духов. «Меня спрашивают, как мне удалось создать „Chanel № 5“. Во-первых, я создал их в 1920 году, когда вернулся с войны. Некоторое время я служил на севере Европы, за полярным кругом. Там, когда светит полярное солнце, озера и реки излучают особую свежесть. Этот характерный запах я сохранил в памяти, и ценой большого напряжения и усилий мне удалось воспроизвести его, хотя первые альдегиды были нестойкими. Во-вторых, почему такое название? Мадемуазель Шанель, владелица весьма преуспевающего Дома моды, попросила меня создать для нее духи. Я показал ей серию с номерами от 1 до 5 и серию с номерами от 20 до 24. Она отобрала несколько проб и выбрала из них пробу номер пять. „И как мы назовем этот аромат?“ — спрашиваю я. „Я представлю свою коллекцию одежды пятого мая, — отвечает она. — Май — пятый месяц года. Давайте оставим этим духам их номер. Он принесет им удачу“. Смею утверждать, она не ошиблась. Эта новая ароматическая композиция пользуется огромным успехом. Пожалуй, ни один парфюм в мире не приобрел больше поклонников и не породил больше подражаний, чем „Chanel № 5“» 3.

Номер пять был абстрактным, не вызывал никаких ассоциаций с роскошными традиционными ароматами розы, жасмина, иланг-иланга или сандалового дерева. Он намекал на новизну, на химическое производство запаха, на работу с альдегидами, на ингредиенты, «которые изменят обонятельный мир целого столетия и сделают „Chanel № 5“, возможно, великим ароматом нашей эпохи». Альдегиды применялись здесь не в первый раз, но впервые использовались в производстве уже известных духов и в таком большом количестве. «Это вызвало к жизни целое семейство новых благовоний, так называемых цветочных альдегидов, когда запах альдегида играет столь же важную роль, как и цветочный букет» 4.

В начале XX века альдегиды были новинкой в парфюмерной промышленности. Почтенное старинное парфюмерное искусство, уходящее своими корнями в алхимию, столкнулось с химией индустриальной эры. Что такое альдегиды? Это молекулы с особым расположением атомов кислорода, водорода и углерода. Они представляют собой ту стадию естественного процесса, когда при окислении, то есть под воздействием кислорода, спирт превращается в кислоту. Альдегиды — синтетические молекулы, отщепляемые и стабилизируемые химиками в лаборатории. Они продуцируют множество запахов: могут пахнуть корицей, напоминать кисловатую свежесть апельсиновой корки, благоухать лимонным сорго и пр. Проблема в том, что альдегиды — летучие вещества, они быстро испаряются и полностью исчезают. Они усиливают ароматы духов и таким образом запускают реакции в нервной системе. «Вы испытываете как бы покалывание свежести или легкую дрожь от электризующей искры. „Chanel № 5“ действует на ощущения как холодные сверкающие пузырьки шампанского». Этого эффекта и добивался Эрнест Бо, вспоминая свое бегство от русской Гражданской войны, дорогу через Кольский полуостров, снежные пейзажи тундры за полярным кругом. «В снегу альпийских высокогорных ландшафтов и в безлюдной тундре альдегиды встречаются сегодня в такой концентрации, которая в десятки раз выше, чем в других покрытых снегом регионах нашего мира, так что воздух и лед ощущаются там отчетливей и интенсивней». К строгому запаху снега и шуги Бо подмешал изысканный аромат жасмина из Грасса, этой столицы цветов и парфюмерии. И получил роскошный сладкий аромат, за который, кстати, получал столь же прекрасную цену. «Эссенциальный, если угодно, сущностный контраст между чувственным цветочным ароматом и аскетичными альдегидами — вот в чем, пожалуй, секрет огромного успеха „Chanel № 5“» 5.

Итак, существуют несколько гипотез относительно происхождения «Chanel № 5». Против гипотезы «ошибка лаборантки» говорит тот факт, что пропорции роз и жасмина идеально сбалансированы с комплексом альдегидов, то есть являются результатом систематических исследований. Ссылка на «особую свежесть полярного воздуха» неубедительна, так как Бо, вдохновленный успехом аромата «Quelques Fleurs» Робера Бьенема[1], применил альдегиды уже в 1913 году.

Вероятнее всего, «Chanel № 5» — это модифицированный ремейк композиции «Любимый букет императрицы» 6. Говорят, что в композиции был использован 31 ингредиент. На изощренном языке экспертов, соответствующем изысканному предмету описания, перечень ароматов представлен так. «В верхней ноте доминирует комплекс альдегидов С-10/С-11/С-12 (1:1:1,06 %) — пронзительно свежий запах металла, воска и дыма с характерными призвуками восковых лепестков розы и апельсиновой цедры. Вечерние цитрусовые оттенки усиливаются маслами бергамота, ириса и иланг-иланга, линалола и птигранола[2]. Так как мадемуазель Шанель настаивала на насыщенной жасминовой компоненте, Бо применил имевшуюся в продаже жасминовую основу „жасмофор“ и основу собственного изобретения „роза Э.Б“. Это кроваво-цветочное сердце нюансировано иононом иралией[3] с ее выразительной фиалковой нотой, которая подхватывает и продолжает тему ириса. Другие составные части — майская роза, эссенция флердоранжевого масла и бразильские бобы то́нка. Необычным для женских духов элементом здесь выступает яванский ветивер[4]. Он вводит мужской контрапункт в начале базисной ноты и таким образом свидетельствует о почерке Бо. Пряные акценты китайского коричника и изоэвгенола[5] создают точки напряжения и ведут к опорным слоям композиции.

Эта древесная нота нюансирована маслом сандала и пачулей. А ванилин, кумарин и сторакс[6] создают подчеркнуто чувственный мускусный фон. В заключительном акте композиции он-то и определяет тему. В оригинале 1921 года применялся раствор настоящего мускуса и циветты[7] в сочетании с нитромускусными телами мускусного кетона и мускусной амбретты[8] и едва заметными вкраплениями дубового мха и коричного дерева. Поскольку позже добыча мускуса была запрещена правилами охраны окружающей среды, а применение нитромускусов ограничено из-за их фототоксичности, формула с течением времени снова и снова адаптировалась к новым нормам безопасности» 7. Молекулярный анализ позволил «стопроцентно» проследить тайную линию происхождения «Chanel № 5». С другой стороны, утверждается, что эта формула засекречена по сей день 8. И если ее дальнейшее развитие окружено множеством неясностей, то такова уж глубинная специфика парфюмерного ремесла. Оно не может обойтись без умолчаний, без сохранения в строжайшей тайне формулы ароматов.

Парфюм и тайна неразрывно связаны друг с другом, как нам стало известно из книги Патрика Зюскинда — этой истории парфюмерного дела и триллера в одном флаконе. Композиция сама по себе еще не объясняет феноменального успеха «Chanel № 5». Ему способствовало множество привходящих обстоятельств, о чем речь пойдет ниже. Карл Лагерфельд ставит этот успех в заслугу русским связям Коко Шанель, но не только Эрнесту Бо и великому князю Дмитрию Павловичу. Русские связи Шанель были значительно шире 9.

Бо исходил из своей первоначально русской композиции, но создал более ясный и смелый аромат. «Он увековечил запах Москвы и Санкт-Петербурга и привилегированного детства Дмитрия, уловил изысканную свежесть Арктики, запечатлел последние дни гибнущей империи. Но полный спектр своих обонятельных воспоминаний предложила Коко Шанель. Она не забыла, как пахнут свежие льняные простыни и теплая кожа, воздух Обазинского аббатства и отеля „Рояль-Льё“, ее любовники Бой и Эмильен. Это был действительно ее аромат. Он, как и она, запомнил свое сложное, даже темное прошлое. Он „точно уловил дух „золотых двадцатых““ и повлек за собой не больше, не меньше как смену парадигмы в мире благоуханий» 10. Ничто не смогло бы выразить этот перелом лучше, чем дизайн флакона «Chanel № 5». Его послание гласит: время расцвета и цветочного великолепия, орнаментов и украшений миновало, началась новая эра.

Смена парадигмы в России произошла гораздо жестче. Десятилетие войны, революции и Гражданской войны было временем смуты, социального хаоса. Заводы закрывались или подвергались конфискации, служащих выгоняли или убивали. При изменении отношений собственности даже архивы погибали или рассеивались по всему свету. Парфюмерные фабрики стояли, так как работники разбежались по деревням, чтобы прокормиться. Из-за Гражданской войны и разрухи подвоз сырья был прерван, и шли разговоры о том, что парфюмерную промышленность следует в принципе ликвидировать как индустрию роскоши. Иностранные специалисты исчезли (немцы уже в 1914 году — как «враждебные иностранцы»), рабочие возвращались в деревни, трудовая дисциплина, как и производство, дышали на ладан, здания не использовались по назначению, мастера и специалисты эмигрировали. К примеру, персонал фирмы «Брокар и Ко», где до революции было занято 1000 человек, сократился до 200. А ведь фабрика Брокара была одной из самых современных в Москве и одним из крупнейших парфюмерных производств в мире, о чем свидетельствует роскошный юбилейный каталог, изданный в 1914 году к 50-летию фирмы. Но во время Гражданской войны и разрухи, когда не хватало бумаги, когда в печах-буржуйках сжигались целые библиотеки, об эффектной рекламе на всю империю, прославлявшей фирму до революции, не могло быть и речи. Цеха временно занял «Гознак», печатавший советские банкноты, и преемникам Брокара пришлось переехать в здание артели, изготовлявшей обои 11. Частные предприятиям национализированы и переименованы. Фирма «Брокар» сначала получает название «Замоскворецкий мыловаренный комбинат № 5», а потом становится фабрикой «Новая заря». Фирма «A. Rallet et Со» называется теперь «Мыловаренная фабрика № 4», а с 1924 года — «Свобода». Товарищество «С. И. Чепелевецкий с сыновьями» именуется «Профработник», фирма «Кёлер» превращается в «Фармзавод № 12» 12. Отныне все косметические и парфюмерные предприятия, как только они возобновляют свою деятельность, переходят на производство дефицитных предметов гигиены. Парфюмерная промышленность возвращается к своим истокам времен мыловарения (по крайней мере, на какой-то момент). Теперь на первом плане стоят нужды Красной армии. Ее снабженцы, добывая продовольствие у крестьян в опустошенных деревнях, обменивают мыло и предметы гигиены на хлеб. Мыло и одеколон были дорогим товаром: при натуральном обмене кусок мыла мог оказаться эквивалентом спасительной буханки хлеба 13. Как свидетельствуют русские источники, возобновление производства мыла и парфюмерии во многом было заслугой рабочих и служащих тех предприятий, которым угрожало закрытие. Евдокия Ивановна Уварова, назначенная — как работница и большевичка — директором Замоскворецкого мыловаренного комбината № 5 (бывшая фабрика «Брокар»), обращалась с письмом лично к Ленину 14. Остатки драгоценных эссенций могли частично сохраниться и быть использованы для восстановления парфюмерного производства, пусть в значительно меньших объемах.