Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину

Второй тур 10 июля превращается в столкновение административных ресурсов: чиновники из Западной Украины работают на действующего президента, начальники из Восточной поддерживают Кучму. Наутро после дня голосования радио и телевидение объявляют, что Кравчук выиграл. Но это блеф и попытка сотрудников Центризбиркома дотянуть количество голосов у Кравчука до нужного результата. На самом деле разрыв настолько велик, что потом избирательная комиссия вынуждена признать победу оппозиционера: за Кучму проголосовали 14 миллионов избирателей (52 процента), за Кравчука — 12 миллионов граждан (45 процентов).

Сам Кучма не верит в свой успех до последнего: в день голосования он возвращается в Днепропетровск и едет на дачу, и, когда назавтра глава штаба звонит ему сообщить о победе, тот думает, что это шутка, — ведь по телевизору уже сказали, что выиграл Кравчук.

Однако первый президент признает поражение и не пытается его оспорить. Позже он будет говорить, что его главная ошибка — послушная команда: «Меня окружали люди, которых я знал давно и доверял им. Но каждый прошел компартийную школу. Значит, все они не были способны на нестандартные шаги. Им хватало прилежности и старания, но им катастрофически не хватало инициативы, новых подходов. Советская привычка — начальник умнее… Вот они и во время выборов в основном сидели и молча меня слушали. На самом деле я должен был слушать их советы, их идеи. А мои многочисленные советники и консультанты боялись меня лишний раз потревожить…»

После отставки Леонид Кравчук выглядел совсем не как отец-основатель государства. Я несколько раз встречался с ним в Киеве. В нем не было ни пафоса, ни спеси. Он шутил и смеялся, как хитрый дедушка. Однажды мы с ним разговаривали, запросто гуляя по Софийской площади Киева, — и первый президент совершенно спокойно чувствовал себя в толпе.

Он умер в мае 2022 года. Почти одновременно с ним ушли из жизни два других архитектора Беловежских соглашений: Станислав Шушкевич и Геннадий Бурбулис. Зная привычку путинских спецслужб показательно травить людей, я не могу отделаться от ощущения, что три смерти подряд трех могильщиков СССР на третий месяц войны — не случайное совпадение.

Крым и КГБ

Украинская президентская кампания 1994-го — момент первого обострения крымского вопроса на постсоветском пространстве. Крым в 1994-м — русскоязычная часть Украины. После распада СССР власти полуострова подумывали отделиться и стать независимым государством. Руководил тогда Крымом глава местной компартии Николай Багров. Поначалу он поддерживал своего бывшего однопартийца Кравчука, но позже понял, что может вести себя более независимо.

В мае 1992 года региональный парламент принял конституцию Республики Крым, она объявила полуостров суверенным государством и учредила пост президента. Впрочем, идти на отделение Крым не решился — вокруг как раз начался процесс распада других постсоветских республик: в нескольких странах, которые раньше входили в СССР, появились собственные сепаратисты.

1 января 1992 года началась война между бывшими советскими республиками Арменией и Азербайджаном за Карабах, территорию, которую оба государства считали своей. В марте 1992 года вспыхнул вооруженный конфликт в Молдове. С августа 1992 года полномасштабные боевые действия шли между Грузией и входившей в нее автономной республикой Абхазией. Поэтому, глядя на соседей, лидер Крыма Багров решил не идти на обострение — воевать с Украиной он не хотел.

В тот момент, когда кресло под первым президентом Украины Кравчуком теряет устойчивость и обостряется его конфликт с парламентом, ситуация в Крыму осложняется. В январе 1994 года проходят выборы президента. В русскоязычном Крыму очень много сторонников сближения с Москвой — незадолго до голосования все они объединяются в блок «Россия». Его кандидат — бывший следователь прокуратуры Юрий Мешков, совсем неопытный политик, но яркий оратор. Его главные тезисы — переход на московское время, введение рубля, политико-экономический альянс с Россией. Открыто о присоединении он не говорит, но многие избиратели хотят именно этого — и во втором туре Мешков обходит прежнего коммунистического руководителя Багрова, получив 72,9% голосов.

Победив, Мешков едет в Москву — просить помощи. Президент Ельцин, подавив парламентский мятеж, расслабляется, он все чаще злоупотребляет алкоголем, а почти вся власть уже в руках руководителя его охраны, бывшего офицера КГБ СССР Александра Коржакова. Ценности Коржакова сильно отличаются от того, что отстаивал Ельцин, — в частности, ему импонирует идея возвращения Крыма в Россию.

Мешков очень хочет встретиться с Ельциным, но Коржаков его не пускает. Возможно, Ельцин не в состоянии, а может, Коржаков уверен, что и сам справится, не привлекая шефа. Он подбирает для Мешкова команду россиян для назначения в правительство Крыма. Экономиста Евгения Сабурова, бывшего вице-премьера России, который еще недавно разрабатывал программу реформ в Москве, он командирует главой этого крымского правительства.

Правда, в Крыму у россиян сразу начинаются проблемы. Во-первых, против «московского правительства» начинает бороться Киев. Во-вторых, Сабуров придумывает программу приватизации и экономических реформ, которую в штыки воспринимают местные бизнесмены — все боятся, что следом москвичи скупят всю собственность в Крыму. «Мы за Россию, но без москвичей», — с предельной откровенностью говорит один из местных депутатов на заседании парламента. Наконец, экономистов вовсе не готов слушаться сам президент Мешков. Глава правительства объявляет о либерализации цен, а президент через несколько дней отменяет это решение: «Есть экономика, а есть живые люди», — говорит Мешков.

Мешков устанавливает в Крыму московское время, но все остальные обещания он выполнить уже не может. У него разгорается конфликт с парламентом, в котором большинство принадлежит его же блоку «Россия».

А уже летом 1994-го, когда в Украине побеждает «пророссийский» кандидат Кучма, меняется позиция Москвы. Коржаков перестает поддерживать сепаратиста Мешкова, полагая, что скоро может взять под контроль всю Украину.

У московских реформаторов ничего не выходит: президент ставит им палки в колеса, а на местах всю экономику контролируют бандиты. «К сожалению, здесь так и не удалось найти Аденауэра», — жалуется Сабуров журналистам, имея в виду первого канцлера ФРГ, возродившего независимую Германию после Второй мировой войны. Стоящий за его спиной помощник гангстерского вида вмешивается в разговор: «Кого вы тут не смогли найти? Мы быстро найдем и доставим в лучшем виде». В октябре 1994 года парламент отправляет Сабурова в отставку, новым премьером избирают близкого к Кучме человека — отца мужа его дочери.

В декабре 1994 года Москва начинает роковую военную авантюру — президент Ельцин приказывает ввести войска в Чечню, автономную республику в составе России, которая хочет отделиться. Поддерживать сепаратизм Крыма теперь нелогично, да и все силы и внимание уходят в другом направлении. В марте 1995 года парламент Украины отменяет конституцию Крыма и ликвидирует пост президента. Тот факт, что Мешков избран всенародным голосованием, смущает многих — однако Киев настаивает, что проведение президентских выборов в Крыму было нелегитимным. Мешков не признает это решение. Забаррикадировавшись в кабинете, он настаивает, что он настоящий глава Крыма. Но выходцы из советского КГБ легко договариваются за его спиной. Кучма назначает премьер-министром Украины Евгения Марчука, бывшего главу КГБ Украины, — ему легко найти общий язык с бывшими сослуживцами в Москве. Мешкова вывозят в Россию на военном самолете. Крымом руководит отныне сват Кучмы. И о независимости Крыма на долгое время забывают.

Два имперца

Пока в Украине происходит первая в истории демократическая передача власти от первого президента ко второму, в Россию после многих лет отсутствия возвращается один из самых известных советских изгнанников, писатель Александр Солженицын. 27 мая 1994 года он вместе с семьей прилетает из США в Магадан, садится на поезд и долго, выходя на каждой остановке и общаясь с народом, едет через всю страну в столицу. До Москвы он добирается только 21 июля.

Любопытно, но возвращение Солженицына в Россию почти за 10 лет до этого в крайне ироничной форме фактически предсказал другой советский писатель-диссидент, Владимир Войнович. Еще в 1986 году он написал роман-антиутопию «Москва 2042».

В фантазии Войновича в Москве будущего наступил коммунизм, правда, коммунистическая партия окончательно срослась с КГБ и Русской православной церковью. Но их совместная диктатура заканчивается в тот момент, когда в Россию на белом коне возвращается писатель Сим Карнавалов — его прототипом и был Солженицын, народ падает к ногам творца и немедленно провозглашает его императором. Россия превращается в империю, причем все прежние отличительные черты коммунистической диктатуры остаются на своих местах, даже чиновники сохраняют посты — просто меняют имена по новой моде.

В реальности предсказание Войновича о слиянии церкви, КГБ и государства, да еще и попытке создать империю в солженицынском духе сбудется чуть позже — при Путине, как раз в 2020-е. А в 1994-м возвращение Солженицына совсем не такое впечатляющее. Никаких толп по ходу следования его поезда не наблюдается, жителей России приезд лауреата Нобелевской премии оставляет равнодушными.

Тем временем новые демократические власти Петербурга зазывают на родину другого изгнанника — Иосифа Бродского. Мэр Анатолий Собчак присваивает Бродскому звание почетного горожанина — документы готовит первый вице-мэр Владимир Путин. Собчак летит в Нью-Йорк, встречается там с Бродским и приглашает его в Петербург. Бродский обещает подумать. Но возвращаться не торопится — новости с родины ему совсем не нравятся.

В 1995 году польский журналист и правозащитник Адам Михник, один из основателей «Солидарности», берет у Иосифа Бродского большое интервью о политике. Он знает о любви Бродского к польской культуре и о том, как поэт в 1980-е поддерживал «Солидарность». Но интересуется тем, почему Бродский никогда не был диссидентом и не боролся против диктатуры. «Я хочу сказать, что никогда не опускался так низко, чтобы кричать „Долой советскую власть!“», — говорит Бродский. «Та власть никогда не была для тебя проблемой — тебя она не интересовала», — уточняет Михник. «Чистая правда. Но именно это, может, и явилось самым большим вызовом по отношению к власти. В лучшем случае власть была темой для острот и анекдотов. Но относиться к ней всерьез… Было ясно, что является воплощением зла. Все было абсолютно ясно — ни у меня, ни у моих знакомых не было и тени сомнений. А если все-таки какие-то тени у моего поколения и были, то лишь до 1956 года. Тогда все стало окончательно ясно. В 1956 году мне было шестнадцать лет. И с тех пор у меня не осталось никаких иллюзий».

Солженицына в интервью тоже обсуждают. «В ХХ веке идея народа как носителя некоей истины — попросту уровень детского сада, — полагает Бродский. — То, что говорит Солженицын, — монструозная бредятина. Как политик он полный нуль. Обычная демагогия, только минус изменен на плюс». Михник не верит: «Но у него очень глубокие корни в российских традициях». — «Осторожно с этими традициями. Им едва лишь 150 лет», — напоминает Бродский.