По следам друга

Это самое красивое место на свете.

Звезда совсем близко. Кажется, что её можно коснуться носом. Надо лишь забраться на дюну, мягко и осторожно ступая лапами по остывающему песку. На этой звезде нет охотников. И она пахнет самым чудесным запахом на свете.

Но я знаю — звезда далеко. А небесные дюны не выдержат моего веса.

Песок за спиной едва слышно шуршит, и шерсть на загривке встает дыбом. Она здесь.

Но всё опять погружается в тишину. Она терпелива. Она умеет ждать.

Ещё несколько мгновений…

Ночной воздух доносит знакомый густой запах охотничьего азарта, тревожного квохтанья, хлопанья крыльев… сытости, довольства. Это было давно. Жаль, что не повторится. Нет в мире совершенства.

Ветер меняется. Теперь он пахнет чистой дождевой водой. Той, которой уже нет на этой планете.

— Зачем? — беззвучно спрашивает она, возникая совсем рядом.

Я молчу. Она не ждёт моего ответа.

В пустыне есть родники. Их запахи я тоже слышу. Но родники драгоценны, только если кто-то хочет пить. Иначе в них нет никакого смысла.

* * *

Я долго бежал, прежде чем нашёл колодец, из которого пил мой друг. Мои бока ввалились, лапы жгло, носу было сухо и жарко. От колодца пахло звёздами и солнцем, ожиданием, трудом, радостью и грустью. Но ведро было большим, а ржавый ворот — неподъёмным для лиса. Я сидел рядом, жмурился от солнца и слушал рассказы ветра.

Тогда мне и встретилась она. Крохотное безволосое существо в жёсткой шуршащей шкурке. В её теле были влага и пища, но я слишком ослаб, чтобы охотиться.

— Почему бы тебе не уйти умирать в другое место? — спросила она, свиваясь кольцами.

— Я жду друга, — ответил я. — У него волосы цвета пшеницы. А когда он смеётся, ему отзываются звёзды. Он был здесь много лун назад. Он вернётся и добудет воды из колодца.

— Он не вернётся.

* * *

Змея подползает ближе.

— Скажи, — спрашиваю я, — что бы ты стала делать, если бы приручила кого-нибудь?

Змея обвивается вокруг меня живым поясом. У моего друга тоже был поясок…

— Я бы оставила его себе, — шепчет она мне в ухо.

— Зачем? — повторяю я её вопрос.

Она молчит. Мне не нужен ответ.

Я отвожу глаза от звезды и смотрю в бесстрастные глаза змеи. В них — неутолимый голод.

* * *

— Ты не сможешь отправиться за ним. Но я знаю, как прекратить твою печаль.

Жаль, что лисы не умеют смеяться.

— Разве я печален? — возразил я. — Да, мои дни заканчиваются, но я радуюсь. Теперь можно пройти по следам прошлого и почувствовать его настоящий вкус и запах.

— Разве вкус прошлого может измениться?

— Конечно! Когда ты пьёшь воду, у неё один вкус, когда напился — другой.

— Мне не нужна вода.

* * *

Мы сидим рядом и смотрим в одном направлении. Лис и змея. Звезда медленно опускается к вершине дюны. Становится тревожно. Словно от запаха охотника в степи, где нет ни кустов, ни нор.

— Тебе страшно? — в её вопросе опять слышится голод, хотя она вовсе не хочет есть.

Я замираю, вслушиваясь в себя. Да, мне страшно. Но боюсь я не ухода — это всё равно, что сбросить старую оболочку. Я не боюсь остаться на своей земле — моё тело стало легче, чем лунный ветер. Тогда почему оно так дрожит?

Змея стремительно наносит удар. Легкий, как крыло бабочки.

— Ответь! — просит она. Её кошачьи зрачки смотрят на меня с жадностью и надеждой.

Мое тело тает, словно облако ветреным днём.

Я хочу ответить змее, что зерно нельзя сохранить, держа при себе. Его нужно посадить в землю. Но у меня уже нет сил.

Свет исчезает вслед за телом.

Мне жаль змею. Она ужасно одинока. Она не приручила меня, но для меня она — особенная.

Потому что смерть тоже создает узы.

Я понимаю теперь, чего боюсь. Я боюсь, что мой друг не сумеет обрадоваться нашей встрече. Что если он приручил меня, а я его — нет?

Но воздух вокруг начинает звенеть миллионами бубенцов. Я слышу шелест колосьев и плеск воды. Тяжёлый ржавый ворот скрипит, наматывая на себя колодезную цепь, и вот уже цинковое ведро стоит на краю колодца, а вода в нём плещется солнечными зайчиками.

Я вижу это, хотя вокруг темно и пусто. Ведь зорко одно лишь сердце.