Вирсавия

Картина третья

1993 год. Дом Эдуарда Викторовича. Гостиная.

Эдуард Викторович, Карина, Люся Гедич, Павел.

РУНЕЦ. Замуж не для любви выходят, Кариночка.

КАРИНА. А для чего же?

РУНЕЦ. Для жизни.

КАРИНА. Что ж за жизнь без любви?

РУНЕЦ. Ой, только не начинай, прошу. Любовь — это мука, стремишься и не достигаешь, страдаешь и исцеляешься, жаждешь и не напиваешься, алчешь…

КАРИНА. Пап!

РУНЕЦ. Разве это жизнь? Жизнь — это развитие, рост, созидание фундамента для будущих поколений, не каждый же раз им с нуля начинать. И вообще любовь, как говорят французы…

КАРИНА. Пап, можно без этих пошлостей! Русские придумали, чтобы денег не платить… Сколько можно?!

В дверях появляется Люся Гедич.

ГЕДИЧ. Ой, извините, Эдуард Викторович, вы не один.

КАРИНА. Девочка, ты планетой не ошиблась?

РУНЕЦ. Да-да, Люсенька, подождите меня в кабинете.

КАРИНА. Ага, в прихожей, на коврике подожди.

ГЕДИЧ. (Строит Карине рожу.) Хорошо, Эдуард Викторович, я подожду.

Гедич уходит.

КАРИНА. А это что, пап? Кирпичик из фундамента?

РУНЕЦ. Карина, откуда такая грубость! Людмила, моя практикантка. Из архивного института. Изучает тонкости хранения картин в частных коллекциях.

КАРИНА. Научить гвозди в стену забивать одного дня — во! (Проводит ладонью над головой.)

РУНЕЦ. Со стороны любое дело кажется не сложнее таблицы умножения.

КАРИНА. Со стороны — эта Гадич каждый день тут ошивается, пока мама в больнице. Тебе, вообще, не стыдно, пап? Неизвестно ещё, что обследование покажет. А ты тут развёл… практику со студентками.

РУНЕЦ. Гедич, Карина, Люда Гедич. И за что стыдно? Семья семьёй, но у мамы своя жизнь, у меня своя.

КАРИНА. Какая это у мамы своя. У неё в жизни ничего нет, кроме тебя.

РУНЕЦ. Так это и есть — своя. Чья ж ещё?!

Входит Павел.

ПАВЕЛ. Здравствуйте, Эдуард Викторович! Привет, Карина, ты готова?

РУНЕЦ. Приветствую тебя, ведущий мою дочь… Куда вы нынче-то намылились?

ПАВЕЛ. В Центральный дом художника, там…

КАРИНА. А я, Паша, никуда не иду.

ПАВЕЛ. Почему это?

КАРИНА. Понимаешь, папа против нашей с тобой женитьбы.

РУНЕЦ. Кари-ина!..

ПАВЕЛ. В принципе, я догадывался. Чем же я вам не подхожу, Эдуард Викторович?

РУНЕЦ. Подходишь — это ты, положим, не мне, а Карине. Но она моя дочь, если ты не забыл. И её судьба мне не безразлична, само собой.

ПАВЕЛ. Это естественно, я понимаю.

РУНЕЦ. И замужество тоже… Свадьба — это начало жизни, веха, открывающая эпоху! А не праздник окончания охоты.

ПАВЕЛ. Мы можем и без свадьбы.

КАРИНА. Как это? Вот ещё?

РУНЕЦ. Конечно, ты можешь. А надо, чтобы мог со свадьбой. Хорошо, а потом что? Где жить, чем детей кормить?

ПАВЕЛ. Какой-никакой заработок имеется. И потом, у меня планы?

РУНЕЦ. Ключевое слово: «никакой». Планы! Тебе сколько лет, Паш?

ПАВЕЛ. Двадцать три.

РУНЕЦ. Двадцать три, а ты только поступать собрался. Пять лет в студентах. На чью шею семью посадить собираешься?

ПАВЕЛ. Я в гранитной мастерской подрабатываю на Хованском. На жизнь хватает.

РУНЕЦ. Вот, Кариночка, будет кому памятник на папину могилку поставить.

КАРИНА. Ага, будь спокоен.

РУНЕЦ. А школьная история с кражей? Возьмут ли в Строгановку — ещё вопрос.

КАРИНА. Папа! Ты же знаешь!

ПАВЕЛ. Возьмут. У меня профильное среднее образование и рекомендация с характеристикой.

РУНЕЦ. Профильное? Это вот то пэ-тэ-у в Подмосковье? И кто ж тебе на кладбище рекомендацию выдал? Боюсь даже предположить…

ПАВЕЛ. Я когда в Мурманске служил, писал портреты командования. Мне командующий флотом дал рекомендацию.

РУНЕЦ. Ох, не знаю, не знаю, Пашка. Что-то как-то жиденько. С адмиральской рекомендацией у могилок подвизаться.

ПАВЕЛ. Мы с Кариной любим друг друга. А жизни без трудностей не бывает, особенно в начале.

РУНЕЦ. Конечно-конечно, особенно, если их нарочно собирать.

КАРИНА. Ладно, Паш, хватит. С любовью ты не по адресу обратился. Тут душа дешевле гроша. Идём, я готова.

Звонит телефон. Рунец снимает трубку.

РУНЕЦ. Да, слушаю! Да-да, доктор, здравствуйте! Так-так! Угу… Даже так?

КАРИНА. (Павлу.) Из больницы звонят. Мамин лечащий.

РУНЕЦ. Третья стадия… Да-да, понимаю. Сколько? Ага… И каковы шансы?

КАРИНА. Рак…

ПАВЕЛ. Погоди ты, может, у Анна Осиповны всё ещё обойдётся. Она ж всегда такая, о-го-го!

РУНЕЦ. Ясно, ясно, доктор. Конечно, да. До скорого!

Рунец вешает трубку.

КАРИНА. Ну, что там, пап?

РУНЕЦ. Рак. Третья стадия. Нужда срочная пересадка.

КАРИНА. Насколько срочная?

РУНЕЦ. Неделя-две. Сделают, как только заплатим.

КАРИНА. Сколько?

РУНЕЦ. Много. Вместе с лечением выйдет около двадцати миллионов.

КАРИНА. Господи… Можно продать картины.

РУНЕЦ. Картины… Картины почти все в Германии на выставке. Так быстро их не вернуть…

КАРИНА. Прямо в Германии и продать.

РУНЕЦ. Нет… Это не вариант… Не вариант… Надо подумать… Подумать…

Рунец выходит.

ПАВЕЛ. Кариша…

КАРИНА. Паш, давай не пойдём в ЦДХ, мне что-то не хочется.

ПАВЕЛ. Хочешь побыть одна?

КАРИНА. Нет, одна тоже не хочу. Погуляем?

ПАВЕЛ. Пойдём в гости, хочешь? К одному моему приятелю.

КАРИНА. Там будет шумно?

ПАВЕЛ. Можем ещё позвать людей — будет шумно.

КАРИНА. Нет, шума как раз не хочется. Он тоже художник?

ПАВЕЛ. Нет… Он аукционист.

КАРИНА. Ого! Сколько же ему лет?

ПАВЕЛ. Молодой. Немного старше нас с тобой….

КАРИНА. Вместе взятых?

ПАВЕЛ. Да. Начинающий. Ему родители помогли стартовать, и кто-то из близких друзей, я точно не знаю, правда.

КАРИНА. Скучный наверняка. Или, как папа, будет зудеть про картины. А, ладно, пошли.

Павел и Карина выходят.