Дома вдовца

Кокэйн. Правильно! Правильно! Очень хорошо! Превосходно сформулировано с деловой точки зрения! Я понимаю, Тренч, что моральная сторона дела вас не интересует, но коммерческие соображения мистера Ликчиза и для вас должны быть убедительны.

Тренч. Но почему вы не можете обойтись без меня? Какое мне до всего этого дело? Я ведь только держатель закладной.

Сарториус. В этой комбинации есть известный риск, доктор Тренч. Допустим, совет графства решит в конце концов проложить улицу в другом месте. Тогда все, что мы затратим на ремонт, будет выброшенные деньги! И даже хуже, потому что квартиры могут полгода простоять пустыми или их удастся сдать не все. А вы по-прежнему будете требовать свои семь годовых.

Тренч. Надо же человеку жить.

Кокэйн. Je n’en vois pas la necessity.{5}

Тренч. Молчите, Билли! Или хоть говорите на языке, который понимаете. Нет, мисгер Сарториус Я очень был бы рад войти с вами в компанию, но не моту Мне это не по карману. Так что вопрос исчерпан

Ликчиз. Ну, одно только могу сказать, — что вы очень неразумный молодой человек.

Кокэйн. Ага! Что я вам говорил, Гарри?

Тренч. Простите, а какое вам до этого дело, мистер Ликчиз?

Ликчиз. Мы живем в свободной стране; каждый имеет право высказывать свое мнение.

Кокэйн восклицает: «Правильно! Правильно!»

А где же ваше сочувствие беднякам, доктор Тренч? Вспомните, как вы это близко приняли к сердцу, когда я вам в первый раз про них рассказал? А теперь вы их, значит, совсем не жалеете?

Тренч. Бросьте. На это вы меня не подденете. Вы мне очень убедительно доказали, что в нашем деле не приходится разводить сантименты, а теперь, когда вам понадобился мой капитал для ваших спекуляций, так, смотри ты, какие все стали филантропы! Нет, я получил хороший урок и впредь намерен крепко держаться за свои денежки. У меня их и так не слишком много.

Сарториус. По правде сказать, доктор Тренч, я могу обойтись и без вашего согласия. Мне нетрудно будет достать денег в другом месте и выкупить у вас закладную. И тогда — раз уж вы так боитесь риска — помещайте ваши десять тысяч фунтов в государственные бумаги и получайте двести пятьдесят фунтов в год вместо семисот.

Тренч, окончательно загнанный в тупик, растерянно смотрит на него. Молчание нарушает Кокэйн.

Кокэйн. Вот, Гарри, к чему приводит скупость. Двух третей вашего дохода как не бывало. И поделом вам, поделом.

Тренч. Это все очень хорошо, но я одного не понимаю. Если вы можете проделать со мной такую штуку, почему вы давно этого не сделали?

Сарториус. Потому что другому кредитору, вероятно, пришлось бы платить такие же проценты, так что я ничего бы не выиграл, а вы потеряли бы свыше четырехсот фунтов, что для вас весьма чувствительный урон. А я не имел никакого желания поступать с вами не по-дружески; я б и сейчас не стал, если б меня не вынуждали обстоятельства, о которых упоминал мистер Ликчиз. А кроме того, доктор Тренч, одно время я питал надежду, что нас будут соединять еще более тесные узы, чем узы дружбы.

Ликчиз (вскакивая, с облегчением). Ну, слава богу! Выпустили, наконец, кота из мешка. Извините, доктор Тренч. Извините, мистер Сарториус, прошу прощения за мою вольность, сэр. Почему бы доктору Тренчу не жениться на мисс Бланш? Все бы и уладилось как нельзя лучше!

Общее волнение. Ликчиз садится с торжествующим видом.

Кокэйн. Вы забываете, мистер Ликчиз, что молодая девица, с чьим вкусом приходится считаться, категорически возражает против такого жениха.

Тренч. Ишь ты! Вы, может, думаете, что она пленилась вашей особой?

Кокэйн. Я этого не сказал, Тренч. Ни один деликатныйчеловек не позволит себе таких намеков. У вас грубый ум, Тренч, грубый ум.

Тренч. Ладно, Кокэйн. Свое мнение о вашем уме я уже высказал.

Кокэйн (в бешенстве вскакивает). А я уже высказал свое о вашем! Могу повторить! Всегда готов это сделать!

Ликчиз. Полноте, мистер секретарь. Мы с вами люди семейные, где уж нам заглядываться на молодых девиц. Но мисс Бланш я знаю: на дела у нее острый глаз, отцовский! Объясните ей,, в чем тут штука, и она сама поладит с доктором Тренчем. Почему бы и не внести капельку поэзии, раз это не требует лишних затрат? У нас ведь у каждого есть сердце, не просто же мы арифмометры.

Сарториус (возмущен). То есть вы предлагаете, Ликчиз, чтобы моя дочь пошла в придачу к денежной сделке между вами?

Ликчиз. Э, Сарториус, не становитесь вы на ходули, словно вы только один отец на свете. У меня тоже есть дочь, и отцовские чувства я понимаю не хуже вашего. А предлагаю я только то, что может составить счастье Бланш и доктора Тренча.

Кокэйн. Мистер Сарториус, Ликчиз выражается, может быть, несколько грубовато, но у него золотое сердце. И говорит он дело. Если мисс Сарториус действительно способна питать чувства к Гарри, то я со своей стороны не нахожу никаких возражений.

Тренч. Вы-то еще куда суете свой нос?

Ликчиз. Спокойней, доктор Тренч, спокойней. Мы ждем вашего ответа. Хотите ли вы по-прежнему жениться на мисс Бланш, если она будет согласна?

Тренч (сухо). Не знаю. Не уверен, что хочу.

Сарториус в негодовании встает.

Ликчиз. Минуточку, мистер Сарториус. (Тренчу.) Вы не уверены, что хотите... Так. Ну, а уверены ли вы, что не хотите? Вот что нам нужно знать.

Тренч (брезгливо). Я вообще не желаю, чтобы мои отношения с мисс Сарториус припутывались к этой сделке. (Встает и отходит от стола.)

Ликчиз (встает). Правильно. Вот это ответ джентльмена. (Вкрадчиво.) Вы не обидитесь, доктор Тренч, если мы с хозяином и с Кокэйном перейдем на минутку в кабинет — набросать условия сдачи этих домов под склады для Северо-Лондонских мясохладобоен?

Тренч. Пожалуйста, мне-то что. Я ухожу. Говорить больше не о чем.

Ликчиз. Нет, нет, не уходите. Подождите минутку: мы с Кокэйном живо отделаемся и подвезем вас до дому. Подождете? Сделайте такую милость.

Тренч. Ладно, подожду.

Ликчиз (весело). Ну я же знал!

Сарториус (у дверей в кабинет, пропуская вперед Кокэйна). Прошу вас, сэр.

Кокэйн кланяется и проходит в кабинет.

Ликчиз (в дверях, на ухо Сарториусу). Нет, Сарториус, такого управителя, как я, вам уже не сыскать! А? (Посмеиваясь, проходит в кабинет, Сарториус за ним.) Тренч, оставшись один, настороженно оглядывается и прислушивается, затем на цыпочках подходит к роялю и, облокотившись на крышку, рассматривает портрет Бланш. Через мгновение в дверях появляется сама Бланш. Увидев, чем он занят, она тихонько притворяет дверь и подкрадывается к нему сзади, пристально следя за каждым его движением. Он выпрямляется, снимает портрет с мольберта и хочет его поцеловать, но сперва воровато оглядывается, желая убедиться, что его никто не видит, и вдруг замечает Бланш, уже подошедшую к нему вплотную. Он роняет портрет и в полной растерянности смотрит на нее.

Бланш (сварливо). Ну? Вы, значит, опять сюда явились. Хватило у вас низости снова прийти в этот дом. (Он краснеет и отступает на шаг. Она безжалостно следует за ним.) Видно, у вас совсем нет самолюбия! Почему вы не уходите?

Весь красный от обиды, Тренч сердито хватает свою шляпу со стола, но, повернувшись к выходу, видит, что Бланш загородила ему дорогу; волей-неволей ему приходится остановиться.

Ну что же вы? Я вас не держу.

Минуту они стоят друг против друга, совсем близко; она смотрит на него вызывающим, дразнящим взглядом, одновременно приказывая и запрещая ему идти, вся во власти нескрываемого животного возбуждения. Внезапно его осеняет догадка, что истинная подоплека ее свирепости — страсть и что, в сущности, это объяснение в любви. Глаза его вспыхивают, в углах рта появляется хитрая складка; с нарочитым равнодушием он идет обратно к своему стулу и садится, скрестив руки на груди. Она идет через всю комнату следом за ним.

Ах, да, я забыла: вы узнали, что тут можно нажить деньги. Ликчиз вам сказал. Вы, такой бескорыстный, такой гордый, что даже у отца ничего не хотели брать! (После каждой фразы она останавливается и смотрит, как реагирует на укол ее жертва.) Вы, конечно, станете меня уверять, что сюда вас привело одно лишь человеколюбие, вы решили осчастливить бедняков тем, что перестроите эти дома.

Тренч сохраняет прежнее положение и не отвечает.

Ну да, когда мой отец вас заставил, а Ликчиз придумал, как сделать, чтобы это было выгодно. О, я знаю папу. И знаю вас. И вот стоило вас поманить, и вы прибежали сюда, в этот дом, где вам отказали, откуда вас выгнали. (Лицо Тренча омрачается; она это замечает, и глаза ее вспыхивают.) Ага! Этого вы не забыли? Да, да, так оно и было; вы не можете это отрицать. (Садится и говорит, смягчив голос, с притворным состраданием.) Должна вам сказать, что вы представляете собой очень жалкую фигуру, Гарри, очень, очень жалкую.

Услышав, что она назвала его по имени, Тренч немного разжимает руки, и слабая улыбка — предвкушение торжества — появляется на его губах.

А еще такой джентльмен! С такой знатной родней! С такими высокопоставленными знакомыми! Такой щепетильный в вопросе о том, откуда берутся наши деньги! Удивляюсь вам. Честное слово, удивляюсь! Уж, казалось бы, раз другого ничего нет — так хоть чувство собственного достоинства ваши родные могли вам передать! Вы, может быть, думаете, что сейчас играете достойную роль?

Ответа нет.

Уверяю вас, что самую смешную, самую глупую, какая только может быть. Что вам говорить — вы не знаете, что делать — тоже не знаете. Да и правда, что тут скажешь? Трудно оправдать подобное поведение.

Тренч по-прежнему смотрит прямо перед собой и складывает губы, словно собираясь засвистеть. Это раздражает Бланш, и она становится подчеркнуто вежливой.

Простите, доктор Тренч; кажется, я вам мешаю? (Встает.) Не буду больше вас отвлекать. Вы, по-видимому, чувствуете себя здесь совершенно как дома, и мне можно не извиняться в том, что оставляю вас одного. (Делает вид, будто идет к двери, но он не трогается с места; тогда она возвращается и подходит к нему сзади.) Гарри. (Он не оборачивается; она делает еще шаг к нему.) Гарри, я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. (Настойчиво, наклоняясь над ним.) Поглядите мне в лицо.

Ответа нет.

Слышите? (Кладет руку ему на плечо.) Поглядите — мне — в лицо. (Берет его обеими руками за щеки и поворачивает лицом к себе. Он крепко зажмуривает глаза и усмехается. Она вдруг опускается на колени, прижимаясь грудью к его плечу.) Гарри, что вы делали с моим портретом — вот сейчас, когда думали, что вы один? (Он раскрывает глаза, в них светится ликование. Она бросается ему на шею и стискивает его в страстном объятии, спрашивая с яростной нежностью.) Как вы смели трогать мои вещи?

Дверь кабинета приотворяется, слышны голоса.

Тренч. Кто-то идет.

Бланш мгновенно усаживается обратно на стул и отодвигает его как можно дальше от Тренча. Кокэйн, Ликчиз и Сарториус выходят из кабинета. Сарториус и Ликчиз подходят к Тренчу. Кокэйн с видом неотразимого сердцееда направляется к Бланш.

Кокэйн. Добрый вечер, мисс Сарториус! Прекрасная погода, не правда ли?.. В честь возвращения блудного сына!