Антология традиционной вьетнамской мысли

Как только тихоу Дао Кам Мок проведал о стремлении Конг Уана сесть на трон опираясь на прецедент передачи не по наследству, он сразу постарался найти подходящий повод для подстрекательских речей.

"Вон уже сколько времени, — говорил он, — наш государь, охваченный темной злобой, без числа творил несправедливые дела. Неудивительно, что Небо пресытилось его доблестями и не позволило ему полностью прожить свой век. А его сын, прямой наследник, — молод и слаб, где ему справиться с многочисленными трудностями. А тут еще повседневные дела в полком расстройстве, да и духам — покровителям нашим — не оказывается должного снимания и заботы. Народ уже волнуется, требует настоящего государя. Вот если бы вы, командир гвардии, воспользовалась этим моментом и, составив ясный план и проявляя мудрую решительность, сверяя свои поступки с деяниями государей Чэн Тана и У-вана[114] к подражая свершениям домов Динь и Ле, исполнили волю Неба и добились бы удовлетворения чаяний народа. Разве пристало имеющему грандиозные планы следовать мелочным предписаниям этикета?"

Конг Уану подобные речи пришлись по душе, однако у него остались сомнения — а нет ли тут злого умысла? Вот почему, напустив на себя строгий вид, он сказал: "Милостивый государь! Как смеете вы произносить при мне столь дерзкие речи? Вы вынуждаете меня препроводить вас в уголовный приказ!"

Однако Кам Мок, ничуть не смутившись, продолжал: "Я, Кам Мок, вижу, что именно так обстоят дела ныне и что именно сейчас самым подходящий для этого момент. Вот почему решился я на это. А что касается смерти, то мне от нее так и так не уйти".

Тогда Конг Уан молвил: "Неужели Вы допускаете, что я смог бы донести на вас? Опасаюсь я только того, что ваши речи достигнут чужих ушей и не миновать тогда сурового наказания нам обоим. Поэтому и предостерегаю вас".

Но и на этот раз Кам Мок не умолк, а опять заговорил: "Все население страны считает фамилию Ли достойной великою возвышения. Разве можно это скрыть тогда, когда есть уже приметы и предсказания? Рано или поздно, но всегда наступает конец несчастьям. Сейчас как раз тот момент, когда Небо благоприятствует, а человек выполняет. Так что же вас, начальник гвардии, еще смущает?"

"Ясно мне, — ответил Конг Уан, — что ваш замысел такой же, как и замысел Ван Ханя. Но если действительно все произойдет так, как вы говорите, то еще неизвестно, что из этого выйдет".

Тогда Кам Мок изрек: "Вы, начальник гвардии, бескорыстны и снисходительны, великодушны и гуманны. Народ вам целиком и полностью доверяет. А так как сейчас его силы подорваны и он стоит на краю гибели, то вам следовало бы поддержать его своей милостью и тогда столь же естественно как воде течь вниз, жизнь народа войдет в привычную колею. Кто же сможет помешать вам?" {5, с. 202-203}.

4. Начальный год [правления под девизом] Тхуан-тхиен (1010). Весной, во вторую луну [...] по причине заболоченности и труднодоступности [местности, где находился столичный] город Хоалы, император [Ли Конг Уан] счел его недостойным быть резиденцией императоров и правителей. Желая перенести [столицу], собственной рукой составил такой указ:

В древности род Шан до Пань-гэна[115] пять раз переносил столицу, а чжоуский двор уже ко времени Чэн-вана[116] менял свое местонахождение трижды! Разве о собственной выгоде думали столь высокодостойные мужи трех первых династий — Ся, Шан и Чжоу, осуществляя такие важные мероприятия?! Нет, не о себе они думали, перенося столицы и меняя местонахождение двора! Все их помыслы были о том, чтобы оказаться в центре величественной ойкумены и тем самым порадеть о жизни десятков и сотен тысяч сыновей и внуков.

Внимательно следили они за небесными знамениями, чутко прислушивались к народному чаяниям и, если то было нужно, осуществляли необходимые преобразования. Вот почему державный престол находился у них долгое время, нравы были просты и богатств предостаточно.

У нас же два династийных дома Динь и Ле только и думали о своей выгоде, не внимали небесным знамениям, не шли по стопам династий Шан и Чжоу, упорно оставляли свои столицы на одном и том же месте. И что же? Разве много поколений насчитали их роды? Разве долог был их век? Разве не погублен народ? И разве тьма вещей не приведена в негодность?

Безмерно скорбя об этом, Мы не можем не издать указ о перенесении резиденции правителя.

В свое время столицей выонга Гао [Пяня] был город Дайла. Расположенный в самом центре пространства, разделяющего Небо и Землю, он обладает силой тигра, готового к прыжку, и мощью дракона, свернувшегося в кольцо[117]. [Его расположение в пространстве] приведено в точное соответствие [со странами света:] юг — север, восток — запад. Он удачно расположен относительно рек и гор. Эти земли обширны и ровны. Эта местность высока и доступна ветрам. Народ избавлен здесь от изнурительного противоборства с грозными стихиями, а живая природа необычайно богата и разнообразна. Тщательно изучая [пределы] Вьетского царства, нельзя не признать, что это — царь-земля, к которой поистине, как спицы к втулке, устремляются люда и которая создана для того, чтобы быть верховной столицей властителей и правителей всех грядущих поколений.

Мы, Ваш Император, ознакомившись со столь удачным геомантическим положением города Дайла, решили заселить его. Что думают об этом мои титулованные советники?

Вельможи, все как один, ответили так: "Вы, Ваше Величество, создали для Поднебесной план на века. Вверху он доставит [Вашему] августейшему делу величие и размах, а внизу [просто] вынудит этот [наш] народ стать богатым и многочисленным. Поскольку таковы его выгоды, кто же осмелится не согласиться с ним?!" Император возрадовался великой радостью.

Осенью, в седьмую луну, император [Ли Тхай-то] перенес столицу из города Хоалы в [новую] столичную область Дайлатхань. Когда императорский корабль бросил якорь под стенами города, на нем показался желтый дракон. По этой причине город был переименован в Тханглонг — Взлетающий дракон. Область Кофан была переименована в Тхиендык — Небесные доблести [...] Императорским указом было выделено 20 тысяч связок монет для строительства в ней восьми монастырей и установки в каждом из них стелы с описанием заслуг [императора].

Историк Ле Ван Хыу сказал: "С тех пор как Ли Тхай-то вступил на престол и до настоящего времени прошло два года. А главный храм предков еще не был построен, жертвенники духов земли и злаков даже не были заложены. Но прежде [этих важных дел] в области Тхиендык уже возвели восемь буддийских монастырей. A еще подновили монастыри и даосские кумирни во всех провинциях и обратили в буддийских монахов более тысячи человек в столице. При этом расход сил и средств на строительные работы невозможно выразить словами. Но ведь средства — они дождем с Неба не падают, а силы — они не духами подаются. Разве это не выжимание жизненных соков из народа?! И разве можно выжимание соков из народа назвать заботой о его благоденствии?!

Император, созидая дело династии, должен собственными поступками служить образцом бережливости и трудолюбия из опасения, что дети и внуки погрязнут в роскоши и лени. А Тхай-то оставил после себя именно такой образец. Закономерно, что после него из поколения в поколение [императоры Ли] возводили возносившиеся к облакам крыши и стены. Устанавливали монастырские колонны из резного камня. Палаты Будды размерами и красотой многократно превосходили обиталище монарха. А низы народа подражали этому. Дело доходило даже до казней, ссылки, разорения, пренебрежения к родичам. Больше половины населения превратилось в монахов. А в государстве, куда ни сунься — везде монастыри" {5, с. 207-209}.

5. В третий год [правления под девизом] Тхуан-тхиен (1012), зимой, в двенадцатую луну... император [Ли Конг Уан] собственной персоной отправился карать область Зиен. Возвращаясь [с победой], едва достиг [зализа] Биенлоан, как налетел свирепый ветер, ударил хром и засверкала молния. Император воскурил благовония и обратился к Небу так: "Я, обделенный доблестями, не по заслугам стоящий над людьми, дрожа и цепенея от страха, будто погружаясь в бездонную пучину, заклинаю Тебя. Дело не в том, что, осмелившись покичиться военной силой, я опрометчиво предпринял карательный поход. Все произошло исключительно по вине жителей области Зиен, которые не подчинялись [Небесным] преобразованиям и всячески творили мерзкие жестокости, которые нельзя было не пресечь!

Что же до того, что в пылу сражения были безвинно искалечены люди верные и почтительные, незаслуженно умерщвлены люди достойные и лояльные, так пусть на меня падет гнев Верховного Неба. Раз мне суждено сложить свою голову, то так тому и быть. Но в чем, милосердный Верховный Владыка, преступления моих шести полков? Разве не смеют они просить Тебя о пощаде?" Едва окончил чтение, как ветер и гром стихли (5, с. 210}.