Знать и помнить [Диалог историка с читателем]

Водителю И. Карасеву отвечает академик А. М. Самсонов. …Но нельзя и переиначивать

Меня привлекает глубокий интерес Ивана Евсеевича Карасева к истории, его желание во всем основательно разобраться, воздать каждому должное. Он предлагает воздвигнуть памятник И. В. Сталину. Аргументируя свою мысль, в частности, пишет, что в годы тяжелых военных испытаний советские воины шли в атаку с возгласом «За Родину, за Сталина!».

Мой собственный фронтовой опыт позволяет уверенно сказать: на фронте всякое бывало, но советские люди сражались за Родину, а не за одного человека. Слов нет, приведенная читателем формула бытовала в печати, в том числе фронтовой (газеты, листовки), но это было одним из проявлений культа личности. Широкому бытованию легенды о формуле «За Родину, за Сталина!» способствовали и письма командования вдовам погибших. Например, вдова моего друга Николая Круглова получила такое письмо с фронта, я привожу его в новой книге «Память минувшего: события, люди, история»: «В ночь на 1 сентября 1942 г. Николай Алексеевич в ожесточенном бою погиб смертью героя, как истинный патриот Родины, со словами „За Родину, за Сталина!“».

А я, хорошо зная взгляды своего ленинградского товарища, помня наши предвоенные разговоры о Сталине, до сих пор не могу поверить, что шел он в атаку именно с этими словами. Николай Круглов погиб как герой, но последние слова ему явно приписаны.

Тому обществу, которое создано Великим Октябрем, чужд самый принцип культа личности. Ибо раскрепощенный революцией народ — за авторитет вождей, но против их обожествления: так учил и подавал тому прекрасный личный пример В. И. Ленин. Всегда творцом истории человечества являлись народные массы, но не отдельные личности.

Значит ли это, что Сталин не имел заслуг перед народом? Нет, конечно, такие заслуги были (о чем справедливо упоминает И. Карасев): в осуществлении планов социалистического строительства, в укреплении обороноспособности страны, руководстве армией в годы войны против фашистской агрессии. Однако все успехи, достигнутые партией и народом, неправильно связывать с именем Сталина, приписывая ему качества «гениального вождя народов», «великого полководца».

По моему убеждению, Сталин не был ни гениальным вождем, ни великим полководцем уже потому, что совершал трагические по своим последствиям ошибки. А также способствовал утверждению чуждого марксизму-ленинизму культа личности (И. Карасев не прав, что «в этом Сталин не виноват»). Так, в 1937 году, когда социализм уже победил в нашей стране, Сталин утверждал, что по мере продвижения к социализму классовая борьба обостряется. И это теоретически ошибочное положение на практике послужило обоснованием для грубых нарушений законности, необоснованных массовых репрессий, поощрения клеветников, анонимщиков: карьеристы, пробравшиеся в партийные и советские органы, прикрывали свои действия лозунгами о бдительности. Все это приводило к нагнетанию атмосферы подозрительности и неуверенности.

Сложные негативные процессы усугублялись тем, что контроль за органами государственной безопасности со стороны партии и правительства был подменен личным контролем Сталина, а это способствовало преступной деятельности не только Ягоды, Ежова, Берии, но и других подлинных врагов народа.

Один пример: стремясь ослабить Советский Союз, немецкие фашисты сфабриковали фальшивые документы о якобы существовавшем контрреволюционном заговоре среди высшего командования Красной Армии — так называемом «заговоре Тухачевского». Германские документы были хитроумно переправлены через Прагу в Москву, чудовищная провокация удалась. Ее жертвами стали крупнейшие советские военачальники — М. Н. Тухачевский, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, А. И. Егоров.[14] И многие другие офицерские кадры в военных округах. Все это способствовало развязыванию рук немецкого генштаба, разработке плана «Барбаросса».

И хотя накануне войны часть репрессированных была реабилитирована (в том числе К. К. Рокоссовский), серьезный ущерб в результате необоснованных репрессий был уже нанесен.

О Великой Отечественной войне написано много книг, исследований, однако далеко не все, что было в действительности, историческая литература воспроизводит точно, в соответствии с фактами. Наша военная доктрина, предшествовавшая гитлеровской агрессии, гласила: если враг нападет, будем вести войну на его территории. Получилось совсем не так, просчет же в определении срока нападения оказался роковым. А. М. Василевский писал по этому поводу:

«…Жесткая линия Сталина не допускать того, что могла бы использовать Германия как повод для развязывания войны, оправдана историческими интересами социалистической Родины. Но вина его состоит в том, что он не увидел, не уловил того предела, дальше которого такая политика становилась не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти, максимально быстро привести Вооруженные Силы в полную готовность, осуществить мобилизацию, превратить страну в военный лагерь. Следовало, видимо, тянуть время где-то максимум до июня (1941 года. — А. С.), но работу, какую можно вести скрытно, выполнить еще раньше. Доказательств того, что Германия изготовилась для военного нападения на нашу страну, имелось достаточно — в наш век их скрыть трудно».

Рихард Зорге еще 5 марта 1941 года переснял и отправил в СССР фотокопии совершенно секретных документов — телеграмм Риббентропа немецкому послу в Токио Отту о запланированном нападении Германии на СССР во второй половине июня. 21 мая сообщил точные данные о сосредоточении на западных границах СССР 150 немецких дивизий, а 17 июня, за пять дней до нападения, преодолевая неимоверные трудности, рискуя жизнью, сумел передать в Москву короткое, но в высшей степени важное сообщение: война будет начата 22 июня.[15]

Тем не менее наши войска не были своевременно приведены в боевую готовность. А в то же время им запрещалось вести огонь по немецким самолетам-нарушителям. С октября 1940 года до июня 1941 года Государственную границу СССР нарушило 185 самолетов. Хорошо известно, что немецкие самолеты фотографировали военные объекты. 461 нарушителя границы в мае и июне 1941 года задержали пограничники.[16] Диверсионные группы с оружием и радиостанциями забрасывались на нашу территорию. Словом, версия о «внезапном нападении Германии на СССР» не может быть принята безоговорочно, на деле все было гораздо сложнее. Дезинформацию советской стороны успешно осуществляло германское верховное командование, фабрикуя материалы, которые попадали на стол к Сталину.

Убежден: если бы не просчеты Сталина, то войска вермахта, даже проникнув на нашу территорию, не дошли бы до Ленинграда и Москвы. Роковые ошибки, допущенные накануне войны, обернулись трагедией окруженных армий; историки лишь глухо упоминают об этом, хотя у нас не одна армия находилась в окружении: в 1941 году — в районе Умани, под Киевом, в районе Вязьмы, в 1942 году — в районе Харькова.

Оценить роль Сталина в войне отнюдь не просто. Но великим полководцем он не был. Допускал крупные просчеты в руководстве вооруженной борьбой с начала войны до осени 1942 года. Но в дальнейшем, опираясь на профессиональные знания военных, успешно освоил опыт современной войны и как Верховный Главнокомандующий и председатель ГКО сыграл важную роль в завоевании победы советского народа.

Если говорить о великом полководце второй мировой войны, то им был четырежды Герой Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Международное издание «Иллюстрированная история второй мировой войны» (Лондон, изд-во Пернелл, 1966―1968) озаглавило посвященный ему 16-й выпуск 2-го тома «Генерал, который никогда не проигрывал сражений». И это справедливо.

Обратимся теперь к событиям 1942 года. Гитлеровскому командованию вновь удалось дезинформировать Сталина.

Еще в книге «Сталинградская битва», моей докторской диссертации, я писал по этому поводу: «В ряду мероприятий гитлеровского командования… не последнее место занимал план фиктивной операции „Кремль“. Ее цель дезинформация советского командования в отношении немецких планов на летнюю кампанию 1942 г.

Операция „Кремль“ была разработана по указанию ОКХ (генерального штаба сухопутных сил. — А. С.) и Гитлера штабом группы армий „Центр“. В приказе о наступлении на Москву, подписанном 29 мая главнокомандующим фельдмаршалом Клюге и начальником штаба генералом Велером, войскам группы армий „Центр“ ставилась задача: „…прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город…“ Для достижения этой цели в приказе ставились конкретные задачи 2-й, 3-й танковым, 4-й, 9-й армиям и 59-му армейскому корпусу. Начало той и другой операции (фиктивной — „Кремль“ и подлинной — „Блау“, прорыва на юг для захвата Кавказа. — А. С.) по времени совпадало.

Противником было сделано все, включая радиодезинформацию, чтобы план операции „Кремль“ стал известен командованию Красной Армии. В какой-то мере эта хитрость удалась врагу…»[17] Хотя еще 23 марта органы госбезопасности сообщили в ГКО: «Главный удар будет нанесен на южном участке с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим путем немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти».[18]

Летнее отступление 1942 года не было неизбежным, но Сталин не поверил точным данным советской разведки.

Знаменитый приказ № 227 наркома обороны СССР от 28 июля 1942 года в литературе называется «Ни шагу назад!», но он до сих пор не опубликован полностью (в готовящемся 4-м издании «Сталинградской битвы» постараюсь привести его без каких-либо изъятий). Ибо он обнаженно и прямо говорил, что страна оказалась в отчаянном положении, что дальше отступать нельзя. Ветераны войны знают: он был очень суровым. Тем не менее он был необходим в сложившейся тогда обстановке. И во многом способствовал перелому на фронте. Ведь, например, 126-я стрелковая дивизия во главе с командиром полковником В. Е. Сорокиным легла костьми на оборонительном рубеже, но не отошла.

Судьбы наших войск, которые вели бои в окружении, на дальних подступах к Сталинграду, не менее трагичны. Я запросил военные архивы, выясняя судьбы 33-й гвардейской, 181-й и 192-й дивизий, но мне ответили, что никаких документов не сохранилось, все они были уничтожены, пока войска находились в окружении.

Кстати, первые работы, посвященные судьбам окруженных армий, принадлежат перу литераторов, а не историков. («Зеленая брама» Е. Долматовского. Я считаю эту книгу ценной.)

Но здесь надо напомнить, что изучать историю нельзя только по романам и кинофильмам. Сглаживают подлинные факты минувшего и те историки, которые не преодолели субъективизма и привержены лакировке событий. С трактовкой событий прошлого в художественных произведениях историк не всегда может согласиться, но многое раскрыто и исторически верно, с большой силой.

Остановлюсь в этой связи на романе И. Стаднюка «Война». Роман подробно анализирует трагическую судьбу первого командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова и его ближайших помощников генерал-майоров Н. А. Клыча, В. Е. Климовских, А. Т. Григорьева и А. А. Коробкова. Они на девятый день войны были отстранены от выполнения своих обязанностей и предстали перед военным трибуналом. Увы, на многих страницах романа звучат мотивы сугубой виновности бывших руководителей Западного фронта в критическом военном положении страны. Так, читателю внушается, что именно командование было повинно в неполной боевой готовности войск Западного фронта, а затем — и в преступной неспособности руководить ими в развернувшихся боях. Удивляет страшное по своей обнаженности высказывание, когда, парируя возражения Тимошенко о невозможности сговора Павлова с фашистами, Мехлис говорит: «Мы ведь должны подумать и о том, как объяснить нашему народу и всему миру, почему Красная Армия отступает…»[19] Коварная версия о сговоре Павлова с гитлеровцами была отвергнута Сталиным, но обвинение в преступной бездеятельности осталось. Романист приписывает в какой-то мере такие мысли и самому Павлову: «И ему пришлось, глядя правде в глаза, признать, что в преддверии войны он как командующий округом не сделал многого из того, что обязан был сделать».[20]