Не спрашивай, не говори

— Да там немного осталось, — проворчал Джей, кладя в ее протянутые руки апельсин. — Оранжевый — это уже не желтый, но еще не красный, он вкусно и остро пахнет, и он уже набирает сок; оранжевый не такой колючий, как желтый, он плотный и тугой, вот как кожура этого апельсина, которую легче порезать, чем порвать... Дай сюда, не мучайся.

— Если будем есть, давай я глаза открою, — мысль о том, что Джей будет ее кормить с ложечки, смущала. Что-то в этом было слишком уж интимное, и Юстина к этому пока не была готова. Он, к счастью, настаивать не стал:

— И правда — у меня тут сосиски с кетчупом, еще перемажешься... рискнешь угадать цвет?

— Ммм... — Юстина вспомнила уроки рисования в младшей школе, цветовые круги и схемы; если наложить эти схемы вместе с объяснениями Джея на сочные еще теплые сосиски, щедро залитые острым соусом, получался... — Красный?

— В точку. Остался фиолетовый, — он разлил по стаканчикам сок, как оказалось — виноградный; от его сладости у Юстины свело скулы. — Ооо, ты поняла! Холодный и сладкий, слаще всех остальных цветов вместе взятых, а если долго-долго разбавлять его водой...

— ...он потеряет вкус и запах, и получится синий, правильно?

— Если не брать частности... да, примерно.

— Тогда не будем брать частности — пусть круг замкнется, — улыбнулась Юстина, отставляя стаканчик, и взглянула на Джея. — Это было классно! И кстати, я давно хотела спросить — какого цвета у тебя глаза?

— Серые, — просто ответил Джей. — Как и у тебя, кстати.

— То есть я вижу их такими, какие они на самом деле есть?

— Выходит, что так...

В нескольких ярдах от них работали фермеры Дружелюбия, круглый год поставлявшие провизию жителям Чикаго. За стенами теплицы расстилались отдыхающие поля, изредка гремели железные дороги бесстрашных, по-субботнему неспешно текла жизнь в каждом секторе города. Краем сознания Юстина помнила, что совсем скоро начнется новая учебная неделя, когда она будет сидеть за своей партой в одиночестве, не прислушиваясь к шепоткам за спиной, и ждать истории фракций, обеденной перемены, самоподготовки и собрания Общества... Где-то еще дальше маячили экзамены, лето, последний учебный год, инициация и долгое мучительное лечение — но сейчас Юстине об этом совсем не думалось. Хотелось как можно дольше жить этим днем, в котором они с Джеем ели остывающие сосиски, пили до отвращения сладкий сок и целовались, и губы у него на вкус были ярко-красные.