Его ледяное высочество

Глава 13

Гермиона лежала в постели одна, обнаженная, одеяло скаталось у ног. Красная от палящих лучей солнца и чувства стыда. С Роном она бы и дальше тянула, если бы не война. Малфою отдалась после нескольких ничего не значащих разговоров.

Она вспомнила, как вчера у стены лениво целовала его губы — они были влажными и опухшими, и то, что Гермиона ощущала, было даже лучше, чем секс. Или ей так казалось в тот момент, когда всё ее тело было расслаблено и наполнено истомой.

Затем Драко утянул их на кровать. Солнце уже зашло. Они лежали, обнявшись. Он на спине. Гермиона закинула бедро на его и положила голову ему на грудь. Она не знала, будет ли еще когда-нибудь обнимать Драко так, и ей не хотелось терять эти ощущения. Тело остывало после близости, и становилось холодно, но Гермиона не решалась потянуться за одеялом, чтобы не разорвать бесконечность момента.

Они не говорили. Но между ними было странное взаимопонимание. Разговор без слов, когда всё, что ты хочешь, — это раствориться в другом человеке.

Когда Драко поднялся, она подумала, что пришла расплата. Но он накрыл их одеялом и прижал к себе, засыпая.

Не то чтобы она не догадывалась, что они не проснутся вместе, но все равно ей стало не по себе, когда наутро она увидела, что Драко уже встал и стоял у окна. Он хмурил брови, разглядывая что-то снаружи.

Его лицо больше не казалось холодным и надменным. Вспомнилось, каким Гермиона видела его в ту ночь, когда отчаянно пыталась выдумать, что хорошего могла ему сказать. Тогда она не считала его даже симпатичным. Когда это изменилось? Когда он стал казаться ей ожившим совершенством, как будто теперь на глазах у нее был фильтр?

Драко нахмурился и взглянул на свое предплечье. Закатал рукава своей черной рубашки, а потом заметил, что Гермиона смотрит на него.

— Одевайся, Грейнджер.

Метка отчетливо выделялась на его светлой коже. Удивительно, что вчера Гермиона совсем не обращала на нее внимания.

— У меня мало времени, — добавил он.

Вот оно случилось. Это больнее, чем она ожидала. Его спокойный равнодушный взгляд. Он уже одет, чтобы уйти. А она все равно любуется им, хоть и понимает всё.

— Грейнджер, не смотри на меня так, — вдруг взорвался он, — ты же всего-навсего… — он замер на половине фразы, но она все поняла. Ты же всего-навсего перепихнулась со мной.

Гермиона ничего не могла сказать в ответ. Наверное, он сто раз слышал всё это от Пэнси после того, как в очередной раз переспал с ней и уходил. А слизеринка все ещё пыталась добиться каких-то чувств от его ледяного высочества.

— Я ни о чем не жалею, Малфой, — твердо сказала Гермиона.

Она хотела казаться безразличной, но не могла. Наверное, на ее лице было написано всё.

Его ответ удивил:

— Я тоже.

Она видела, как в полусне, что Драко смотрит на нее. Хотя вчера он видел всё, сегодня при ярком солнечном свете она все равно смущалась. Ей хотелось в душ, но больше всего ей хотелось, чтобы… чтобы утром все было иначе. Но она не могла просить у него ни то, ни другое.

Ей пришлось пройти мимо него голой, делая вид, что ее это не заботит. Она подобрала платье и белье с пола. А потом услышала его голос. То, что он сказал, ненадолго вывело ее из состояния болезненного оцепенения.

— Грейнджер, — прохрипел он зло, — ты же получила…

Она обернулась к нему, прикрываясь платьем в руках.

— …ты получила от меня всё, что хотела!

Чувство вины, сожаление, стыд… Кажется, все силы ушли из нее и тело стало таким мягким, что даже голос не слушался.

—Я понимаю, — все, что ей удалось выдавить.

Он посмотрел долгим, таким малфоевским взглядом.

— Неужели?

Драко подошёл и небрежно откинул прядь волос с ее лица. Он стоял, касаясь ее, и всё, что было между ними, — это ее мятое платье. Он наклонился и скользнул губами по ее нагретому солнцем плечу. Гермиона вздрогнула от прикосновения холодных губ к горящей коже. Она не хотела его обнимать, видит бог, не хотела, но одной рукой продолжая прижимать платье к груди, другую положила ему на плечо. Малфой поднял взгляд.

Возможно, ей только показалось… Возможно, это был самообман, но она увидела в глазах Драко то же облегчение, что почувствовала сама.

Малфой протянул руку за ее спину и взял со стола палочку.

— Давай, поторопись, — сказал он, отстраняясь.

Кровь прилила к лицу: чертова палочка всю ночь лежала на столе, а она не вспомнила о ней! Не вспомнила бы и сейчас… Гермиона надевала платье, смотря в стену, стараясь не думать о Драко, о собственной глупости, о том, что, если бы могла повернуть время вспять, ничего бы не изменила.

Гермиона застегнула последнюю пуговицу и только тогда решилась снова посмотреть на Малфоя. Он взял ее за руку. Его пальцы едва касались ее, но от этого легкого прикосновения каждый нерв на руке отвечал. Как будто вся она стала кожей на ладони. Драко несколько секунд, которые ощущались, как минуты, не выпускал ее руку из своей. Гермиона не дышала, в глубине души надеясь, что он не отпустит.

Но он трансгрессировал их, освободил ее руку и отдалился. Малфой отошел буквально на пару шагов, но это ощущалось так, словно ее вмиг оставили без воздуха. Гермиона окаменела, мучительно пытаясь понять, где они. Кажется, это был тот самый парк, что она видела под окнами. Здесь не было ни ухоженных розовых кустов, ни аккуратных клумб.

— Тебе надо было бежать, когда могла, Грейнджер, — усмехнулся Малфой.

Господи, он прав.

— Тебе понравилось колдовать моей палочкой?

Зачем он напоминает? Ей и так хреново.

— Она очень сильная. Она не полностью мне подчинилась.

— Я спросил, понравилось, а не какая она.

О чем он говорит?

Его запах снова наполнил лёгкие, потому что он вдруг приблизился.

— Понравилось, — ответила она.

Как можно стоять так близко и не касаться? Гермиона скользнула взглядом по его лицу. Кажется, она уже рассматривала его так. Слишком длинный нос, слишком бледная кожа, те же круги под глазами, неидеальное, неправильное лицо, темные брови и при этом слишком светлые волосы. Он совсем не изменился. Но, боже, теперь в ее глазах он был непростительно красив — почти совершенен. На него невозможно смотреть, чтобы в груди все не замирало.

Они могли бы коснуться друг друга, если бы Драко сделал к ней еще полшага.

— Боюсь, что колокольчики отцвели, Гермиона, — сказал он.

Его губы скривились. Сколько раз она видела это в школе. Кажется, сейчас он выплюнет что-то противное, может, даже назовет ее грязной грязнокровкой. Он посмотрел на свое предплечье и поморщился.

— Ты разве не нарвешь цветы?

— Зачем? — Быстрее бы уйти отсюда, лечь на кровать и не вставать весь день.

— Ты же всегда уходила с букетом.

Взгляд болезненно скользил по Драко, она слышала, о чем он говорит, но не понимала слов.

— Грейнджер…

Букет… Да… он говорит о букете. Но здесь нет никаких цветов, кроме дурмана.

— Дурман? — произнесла она.

— Ну ты же ведьма. Разве ведьмы не держат дома горшок с дурманом? — Драко наколдовал перчатку. — Осторожнее, он ядовит.

Чувства: необычные, раздирающие, ломающие всё ее логичное существование — сейчас накалились до предела. Она бы не смогла вынести больше. Ей хотелось отбросить их и забыть. Ей так хотелось снова стать прежней Гермионой, всегда точно знающей, что такое хорошо и что такое плохо. Она так хотела забыть Малфоя и то, что он сделал с ней. Нет, не то, что он жестко вбивался в нее. Это она уже положила в шкатулку своей памяти. А то, что теперь был он, — и это всё, что у нее осталось.

Драко сжал ее ладонь свободной рукой, второй он держал ядовитый цветок. И затем трансгрессировал их. Гермиона думала, что он вернет ее на кухню, но они снова оказались в его комнате.

— Грейнджер, — сказал он, отпустив ее руку, — можешь дочитать книгу.

Он положил дурман на стол и исчез с хлопком.

Гермиона осталась одна.

Стоя у его кровати, она мучительно понимала, почему он не спит в ней больше. Невыносимо осквернить эту кровать, над которой витали детские мечты и радости, взрослыми сожалениями.

У нее самой теперь слишком много мыслей и чувств, с которыми она не может справиться.

Ее одежда пахнет Малфоем. Ее кожа пахнет Малфоем. Ее волосы пахнут Малфоем. У нее передозировка Малфоя, но она не умирает, а желает больше. Может, душ мог ей помочь? Она примет душ, вернется на кухню, будет мыть тарелки и постарается не думать о нем.

Гермиона стояла под теплыми струями воды, смывая с себя то, что осталось на ней после ночи. Смывала с себя его запах, его прикосновения, погружалась в воспоминания. Она бы хотела презирать его и себя, но у нее не получалось.

Выйдя из ванной комнаты, она подняла с пола рубашку, которую сняла с него вчера. Поднесла ее к носу, чтобы в последний раз почувствовать запах Драко. Что-то блеснуло перед глазами. Гермиона присмотрелась и увидела на воротнике светлый волос.

Где-то там за стенами Мэнора были ее друзья, искали крестражи. Она обещала — обещала тогда на башне, — что будет помогать Гарри. Она делала всё, что обещала. Пока не застряла здесь. Где-то там был Рон, который очень нравился ей в школе. А потом была война. И всё, что между ними произошло… Он ее любит. В отличие от… Да, Рон любит ее, он ищет ее, он использовал Круциатус, чтобы найти ее. Он никогда не узнает о том, что здесь произошло.

Она могла бы сбежать ещё вчера ночью, если бы думала о палочке. Но она не вспомнила о ней. Все ее мысли были только о Драко. Ей стало так стыдно перед самой собой.

Она положила волос в карман.

Гермиона давно размышляла о том, куда могла бы налить зелье, если сможет его сварить. Вряд ли Малфой помнит о своих детских игрушках. Она встала с кровати и открыла ящик с набором юного зельевара. Вынула из коробки зачарованный пузырек. Магия была очень детской: стоило потереть пузырек и он становился невидимым. Правда, под определенным углом его все равно можно было разглядеть, но Гермиона надеялась, что у Малфоя не будет возможности рассматривать его вблизи.

Еще немного — и от запаха дурмана разболится голова. Гермиона взяла цветок через бумагу и оглядела комнату в последний раз. Она столько раз мысленно прощалась с Малфоем, что теперь казалось, что они не расстанутся никогда.

Ей хотелось уйти до того, как он вернется. Когда Рон встречался с Лавандой, она думала, что ей больно. Тогда она не знала, как бывает больно на самом деле.

Гермиона вышла в гостиную. На каминной полке лежал летучий порох. И сразу же попалась отцу — вспомнились слова Малфоя. Она подошла к окну, отодвинула портьеру и выглянула на улицу. Под окнами курили Крэбб и Гойл — их ни с кем не перепутать. Драко с ними не было. Может, сейчас не лучший момент испробовать камин. Черт! В камине послышался треск.

Гермиона разжала вспотевшую ладонь, которой цеплялась за портьеру, и выровняла дыхание. Из камина посыпался пепел — но это всего лишь вернулся Малфой.

— Ты еще тут? — Он упал в кресло, стряхивая с волос остатки пепла.

Рукава его рубашки были закатаны, и метка бросалась в глаза. Он посмотрел на окно, а затем через прищуренные веки — на Гермиону и остановился взглядом на дурмане.

Чем ты занимаешься тут?