Да чтоб тебя!

— Я презираю тебя, грязнокровка, — простонал ей в ухо Люциус, толкаясь в нее снова и снова, доставая до шейки матки каждый раз, когда скользил в это горячее и узкое лоно.

— Взаимно! Высокомерный ублюдок, — с трудом выдавила из себя Гермиона, выгибаясь навстречу, лаская его грудь языком, а спину руками.

— Ты дорого заплатишь мне за все...

— А ты еще дороже, Малфой!

Он брал и брал ее всей силой, что была в его существе: на диване, потом прижав к стене, а позже склонившуюся на четвереньках на мягком ковре.

На четвертом оргазме Гермиона упала на живот, всхлипывая от безудержного наслаждения: ее тело дрожало от этого безумного слияния — восхитительного, исполнившего самые потаенные, самые запретные желания. Еще никогда в жизни она не была такой расслабленной и удовлетворенной.

Люциус же чувствовал себя уставшим и опьянённым этой изысканной усталостью. Он победно ухмыльнулся, глядя на спину покорённой ведьмы, и цепко подхватил ее скользкие от пота бедра. Мерлин, он уже предвкушал собственный финиш! Тело тут же зажило своей жизнью, и Люциус начал двигаться так быстро, что сознание окончательно затуманилось.

Ощущение тесной, опухшей от бесконечных оргазмов женской плоти было невероятным, и он, почувствовав знакомое покалывание в мошонке, взорвался. С хриплым криком вжался в самую суть женщины, которую ненавидел больше всех на свете, и излился, наполняя жаркое влагалище. Тело все еще невольно дергалось и дрожало, когда он опустился, неосознанно целуя ее спину и шею, бормоча какие-то бессмысленные слова и с наслаждением слушая такой же бессмысленный лепет под собой.

Отдышавшись и придя в себя, они разошлись, не сказав друг другу ни слова.

Но... прошло три года, а они все еще продолжали встречаться. Сигналом для очередного свидания был взгляд ненависти — такой же, как и тогда, в самом начале. И когда Малфой ловил его на себе (этот восхитительно гневный взгляд), после работы он приходил в переговорную, где она ждала его. Всегда. И снова брал её — столько, сколько мог.

Не желая задумываться, что означают для него эти встречи, год за годом Люциус упрямо твердил себе, что все происходящее неважно, что он просто использует ее, как доминантный самец, что он, черт возьми, просто ебёт ее! Но где-то в глубине души, Малфой знал: это нечто большее.

Даже... намного большее...