Тёмная королева Самайна

Сзади зажужжала коляска, неуместно буднично в этом безвременье, когда каждый, казалось, забыл, предрассветные царят сумерки или вечерние. А может, просто осенние. Финкельштейн покинул башню и присоединился к скорбящим. Все знали, даже Эмили, что учёный и Зельдаборн друг друга недолюбливали, и их пикировки отличались ехидством и скрытыми и явными оскорблениями. Но сейчас Док тихо подъехал к Хельгамине и молча остановился. Ведьма, не глядя, сжала его руку и тяжко выдохнула. Он не предложил ей уйти, и в этом молчании было столько уважения и понимания…

Джек будто невзначай переложил руки на коляску Дока, и Эмили окончательно уверилась, что Повелитель тыкв вовсе не так легко отделался, как хочет показать. Док, прищурясь, посмотрел на него снизу вверх. Оценивающе посмотрел. И вполголоса сказал:

— А я расшифровал те каракули в книге, Хельги. — Ведьма вздрогнула. — Это бы ей не помогло… Это никому не поможет, ибо антинаучный бред. Да и вообще о другом…

Все помолчали, то и дело бросая взгляды в небо, которое стало пристанищем ведьмы.

— Поехали, — вздохнул Док и сложил руки на животе, позволяя Джеку везти (держаться за?) свою коляску. Хельгамина осталась, и никто бы сейчас не решился потревожить её уединение. Эмили тоже поспешила к башне.

Неизвестно, сколько прошло времени, пока собранные в этом гулком помещении нелюди бродили под его сводами, сталкивались, неловко расходились, отводя взгляды, думали каждый о своём, заново проживали потери… Прежде чем снова смогли мыслить ясно. По крайней мере, Джек, который так и ходил, придерживаясь за стены, негромко спросил у Дока:

— А что там? В книге?

Эмили прислушалась. Каждое слово эхом отдавалось благодаря хорошей акустике. Тени гротескно передавали движения фигур.

— Нет, как теория это, безусловно, интересно, — тут же включился Док. — Я бы даже сказал, изящно. Но практика… — Он развёл руками, как бы показывая, что безвестный автор — легкомысленный мечтатель.

— В любом случае, уже поздно, — горько заметил Джек.

— "Поздно" — понятие относительное… Впрочем, как и всё у этого автора, — хмыкнул Финкельштейн. — В любом случае такого количества антиэнергии… Просто не существует. Как и самого понятия.

Джек помолчал. Но потом снова раздался его голос:

— А я хотел бы посмотреть, Док.

— На что? — удивился тот. — На этот бред полоумного учёного?!

— Да.

— Да смотри, только не говори потом, что я тебя не предупреждал, — непонятно на что обиделся Док. — Хотя сомневаюсь, что тебе вообще хватит знаний разобраться.

— С вашими пояснениями…

Эмили было холодно среди камней и металла. Рана ныла и дёргала, не переставая. А разговоры о чём-то далёком от жизни вроде математики всегда навевали на неё скуку. Она обхватила себя руками и чуть не вскрикнула от боли. Никто не заметил этого. Джек пошёл вслед за учёным в лабораторию, и шаги его вновь казались лёгкими, хотя кто знает…

Эмили украдкой зашла вслед за хэллоуинцами — никто не обратил внимания и не остановил её. Там она слушала какие-то заумные разговоры между Джеком и Финкельштейном, пыталась понять и не понимала почти ничего.

Впав в оцепенение, Эмили не сразу заметила, что тон обсуждения изменился. Перешёл в спор.

— Порталы! — воскликнул Джек. — Вы об этом подумали?!

— Энергия — не спорю, — с раздражением согласился Док. — Но я уже, кажется, два раза упомянул, что нужна антиэнергия, ты невнимательно слушал? Если верить этому авантюристу… И потом как её оттуда извлечь, ты не задумывался? Как инициировать выплеск? — Он явно увлёкся, несмотря на собственный скепсис. — Я просто теоретически рассуждаю, — заверил он, как будто не желая демонстрировать заинтересованность.

Джек на минуту задумался. А потом медленно произнёс:

— Жизнь?

— Это какое-то язычество! — возмутился Док. — Хватит с меня этого! Тот хочет принести жертву, этот хочет принести жертву!.. — Он отъехал от Повелителя тыкв, энергично жестикулируя. — И всё это без опытного образца! — словно ябедничая, добавил он.

— Но взгляните... — возразил Джек, и Эмили увидела, как тонкий чёрный палец резко прочертил линию по замызганному листу книги. Словно углём.

Она отвернулась. Слушать было непонятно, смотреть — в животе поднималось чувство, близкое к тошноте, она уже так привыкла к благородному белому цвету своих и чужих костей… Эмили подошла к окну. Джек и учёный ещё некоторое время спорили, занятые лишь своими ненужными сейчас делами. Недалеко от башни одиноко стояла Хельгамина.

Наконец, Джек довольно сухо подытожил:

— А я всё-таки попробую.

— Пробуй, раз себя не жаль, — сварливо отозвался Финкельштейн. — По мне, так жертв уже хватит. Но тебя же разве остановишь!.. Даже мой генератор… — Он любовно погладил шарообразный кожух, и Эмили подумала, не жалеет ли учёный, что его агрегат не смог превратить в пыль и Повелителя тыкв заодно. Ради торжества чистой науки.

— Но что для этого ещё нужно?

— Предмет другого мира для разности потенциалов. Точнее, несущий в себе вторую пару координат. Граничные условия… У тебя он есть?

— М-м… — Джек принялся задумчиво ходить по лаборатории. — Сувениры из Крисмас-тауна?

— Хотелось бы что-то более удалённое. К тому же, сомневаюсь, что Салли их все не порешила.

— Хм, да… — Джек снова задумался. И вдруг начал хлопать себя по карманам. — Проклятье, было же здесь! Хотя всё равно, наверное, сгорело от тока… Эмили, ты не видела?.. Может, выпало.

Почему-то Эмили сразу поняла, что он говорит про своё фото с Финисом. В груди пробежал холодок. Она явственно вспомнила, что оставила карточку в большом мире — на полке этого странного камина. Эмили испуганно замотала головой и отступила на шаг. Джек выглядел расстроенным и обескураженным.

— Мы же столько раз бывали в большом мире… Должно же хоть что-то остаться! — пробормотал он. — Док! Может, поищете в ваших закромах?

А Эмили вдруг осенило.

— Подожди! — звонко воскликнула она. Дрожащие пальцы не сразу нащупали тонкий листок в кармане платья, и она уже успела испугаться. — Вот! Рисунок неизвестного ей мальчика выпорхнул из рук и, кружась, упал на пол. — Предмет большого мира!

Джек наклонился и, неловко царапнув пальцами пол, подобрал листок. Удивление, недоверчивая улыбка, тёплый огонёк к глазницах…

— Да, — вздохнул он, бережно сжав рисунок с собой-Сантой. — Как это было давно… И славно.

Док цепко глянул на предмет другого мира.

— И кого нам не жалко? — деловито осведомился он.

— Того, ради кого мы всё это затеваем. Алхимика. Я сам скину его в портал, — жёстко сказал Джек, посмотрев на свои руки. — И моя или его смерть инициирует этот всплеск антиэнергии.

— Она-то, конечно, высосет и поглотит тьму, не поперхнувшись, — фыркнул учёный, забыв, что ещё десять минут назад насмехался над фантазиями неизвестного коллеги. — Если верить этим записям.

— Недаром они вшиты рядом с рецептом переноса сущности! — с горячностью подхватил Джек.

— Всем так и не терпится геройски погибнуть, — проворчал Док. — Почему мне-то нет?

— Баркис вернётся… за мной, — тихо проговорила Эмили. Хэллоуинцы обернулись к ней с таким удивлением, словно заговорил предмет мебели. — А я… — продолжила она, силясь не растерять решимость. Посмотрела на Джуэл, на одинокую Хельгамину на улице. — Отведу его к порталу, если так нужно. Только… я не знаю, получится ли у меня.

— Ну уж нет! — решительно провозгласил Джек. — Я и в тот раз не должен был…

А Эмили вдруг окончательно осознала, что это и есть путь. Она осторожно положила руки на обожжённые пальцы Джека.

— Ты знаешь, что такое постоянно жить в страхе? — спросила она тихонько. Краем глаза взглянула на Дока — тот нахмуренно черкал химическим карандашом в своих записях.

— В страхе? — с недоумением переспросил Джек. — Когда меня отбросило в портале, и я не мог вернуться домой, это было жутко. Это раздражало, выбивало из колеи, порой заставляло впадать в отчаяние… Но я верил в лучшее и — нет, пожалуй, не боялся.

Эмили понимающе кивнула. Да, так она и думала.

— А я всю жизнь живу в страхе. Моя сестра Люсиль пугала меня, сколько я себя помню. Не так, как пугают на Хэллоуин, а по-настоящему. Без искры веселья и задора. Одним своим взглядом она вызывала такие мысли… Какие не зародятся сами собой у маленького ребёнка. А потом появился он… Её самый преданный почитатель. И мне стало совсем плохо. Когда Люсиль ушла от нас, я многое забыла… Даже его. Так что попала под его чары и согласилась выйти за него замуж. Но этот страх, зажатый где-то внутри, не оставлял меня. — Эмили положила руку на грудь, где молчало её сердце. — Ты знаешь, что было дальше… Когда я снова осознала себя, уже здесь, не было ни минуты, чтобы я не испытывала страха. Меня пугала Тёмная королева — так, как раньше Люсиль. И Баркис, её — их! — верный прихлебатель. А когда он сам заполучил тьму… Я устала вечно бояться, Джек. Я хочу уничтожить тьму. Я готова рискнуть — не только ради тебя, Джуэл и Зельдаборн. Ради себя самой.

Джек весь сжался, как от зубной боли. Эмили почти воочию видела борьбу чувств в его душе. И легонько, но настойчиво потянула его за руку к выходу. Уже на ходу Джек сунул рисунок в сохранившийся карман и, вздохнув, тихо сказал:

— Хорошо. Если Алхимик тебя чувствует, пойдём к порталу, прямо сейчас. Чтобы он не успел подготовиться. А потом ты спрячешься, нет, лучше вообще уйдёшь как можно дальше! А я его встречу. И… спасибо тебе за всё.

Эмили поспешно кивнула. Ноги угрожающе дрожали, но она сделает, сделает… Док тоже, казалось, был не против избавиться от чужачки, из-за которой его башня уже не первый раз подвергалась осаде. Но, пожевав губу, воззвал вслед Повелителю тыкв:

— Ты бы оставил преемника посмышлёнее и похрабрее, чем Мэр. На случай…

— Я вернусь! — фальшиво бодро заверил Джек. Но потом тоном ниже добавил: — Пусть будет Хельгамина. И вы.

— М-м, — недовольно промычал Док.

Но Джек уже был на первом этаже. Эмили сама толкнула дверь. Снова стоять у портала — приманкой... Как раньше стояла жертвой, только теперь по своей воле. Совсем недалеко от того места, где она на беду воплотилась в этом мире.

И ни она не знала, ни Джек, что они всё-таки опоздали к порталу.

* * *

Кто она? Где-то глубоко, в бархатной, свитой внутрь воронке ещё мерцает искорка чужой души, издавая слабые, отчаянные стоны. Тёмная королева снисходительно усмехается. Такая мелочь. Её будоражит другое. Обострённый слух доносит звуки битвы. Нечеловеческие глаза видят отсветы далёких вспышек. А чувствительные пальцы улавливают дрожание сотен невидимых нитей. Он там, он пострадал. Тот, кто её убил и породил одновременно. Она может спасти его или уничтожить. Иметь такой выбор — это прекрасно. Иметь возможность исполнить собственный приговор — прекраснее вдвойне.

Каменная гробница подземелья не способна остановить живую тьму. Королева в задумчивости останавливается на поверхности. Она чувствует зов — оттуда, куда рано или поздно попадают создания, подобные ей. Но она пока может противиться ему. А ещё она чувствует жажду — сначала еле заметную, когда чуткие пальцы распознаю́т значение того, что́ происходит далеко отсюда, у подножия башни бывшего создателя. А потом всё сильнее и сильнее… Она должна заполучить того. Он достоин разделить с ней тьму, стать её тёмным рыцарем. А этот, который пытался украсть сокровенное — лишь жалкий червяк. Даже полученная таким трудом тьма чуть не сбежала от его мелкой душонки — как забавно. Но для Королевы его предательство оказалось полезным. Взращённая на чужой кости, которую с болью вырвали из тела, тьма сильнее, устойчивее. Она надёжно держит в крепких щупальцах непокорную душу обладательницы этого тела. Душу, которая доставила столько хлопот, — и почти осязаемыми воспоминаниями, и постоянными сомнениями… А теперь ничто не распыляет силу. Королева вдыхает полной грудью до краёв полный запахами листьев воздух.