Мормилай. Восстание проклятых

Глава 1

Иногда, для того чтобы достигнуть цели, нужно остановиться.

Ветер волочил по мостовой тлеющие листья. Едва дуновение усиливалось, они вспыхивали, разгораясь ярче. Невидимые потоки закручивали искрящиеся огоньки в вихре, а затем вновь швыряли на дорогу. Иссохщиеся, шершавые, похрустывающие листья продолжали тлеть, отбрасывая мириады дымчатых струек. Но никогда они не прогорали до конца.

«Ненастоящие, — думал я, зачерпывая пригоршней дымящиеся угольки. – Как и всё здесь, лишь тень».

Вдалеке раздался низкий и заунывный стон. Вибрируя и метаясь между домов, скользя по улицам, словно незримый ветер, он дошёл до меня, вызвав волну мурашек. Я нервно облизал губы, припадая к земле. Ладони легли на мостовую. Улица оставалась тихой и безжизненной, но твердь, о, она была куда как красноречивей. Далёкие и такие же лживые, как тлеющие листья, барабаны разгоняли призрачный марш, выбрасывая в пространство охотников. Я не спешил прятаться, силясь понять, в какую сторону они направляются.

«Муравьи всегда двигаются по заранее заданному маршруту. Они лишь безмозглые марионетки. Главное понять, где будет первый удар».

Мои ладони были плотно прижаты к холодному камню мостовой. В который раз, я словно паук, следил за тем, где именно моя паутина дрогнет, готовый броситься к желанной добыче.

«Площадь гребцов, — сообщил в голове голос Арона. – Кажется, нащупал».

«Выдвигаемся, — согласился я. – Иляс, готов?».

«Всегда».

Я бросился бежать, совершенно не заботясь о том, увидит ли меня кто-то или услышит. Мне доподлинно было известно, что единственные из тех, кто бороздит город и представляет опасность – охотники. Муравьи того, чьё имя боялись произносить некроманты и кому они же служили. Минуя дворы и улицы, я мчался, не чувствуя усталости, разгоняя по венам ярость, готовую вырваться в назначенный час. Нутром я чуял других, тех, кто тоже томился здесь, но ещё не осознал себя, не свыкся, а трясясь от страха прятался.

«Как же нас много, — в который раз думал я, вихрем взметая их эмоции и страхи, словно опрокинутые листы бумаги. – Смотрите же, думайте, упивайтесь. Минёт ещё много лет, прежде, чем вы увидите такое снова!».

Удары моих сапог становились всё громче, будто с приближением к цели я становился тяжелее. Давно мёртвое сердце стучало, гулко вторя приближающимся барабанам.

«Ещё немного. Ещё чуть-чуть… Сейчас!».

Я вылетел на площадь гребцов, словно ошалелый призрак, выхватывая из ножен саблю. Покачиваясь в такт ударам ороговелых ног, на меня двигалась армада до боли знакомых существ. Хищные жвала щёлкали, роняя пенящуюся слюну, в лапах сверкали отточенные гизармы и алебарды. Я замер, ловя на себя взгляды сотен глаз. Муравьи ускорились, колотя по мостовой острыми, как лезвие бритвы ногами, оставляя на вековых камнях глубокие борозды. Заметив вожделенную душу, охотники бросились вперёд, желая схватить, смять, опутать, утащить. Я развернулся и перешёл на бег, не спеша скрыться из вида. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, как далеко преследователи. Я чувствовал их всех, оказавшись столь близко, как они чуяли меня. Их тела источали феромоны, что клубились в воздухе на физическом уровне, разнося по городу омерзительный и в то же время парализующий смрад. На миг мне даже показалось, что я едва не поддался его магнетическому воздействию. Против воли захотелось обернуться, упасть на колени и ждать. Но эта мысль лишь вызвала во мне азарт, опьяняя своей рискованной сутью.

«Что, твари, завелись, да? То ли ещё будет».

Резко обернувшись, я скользнул свободной левой рукой за пояс, и выхватив пистолет выстрелил перед собой не целясь. Свинцовое ядро плотоядно вжикнув, снесло одному муравью лапу. Улыбка скользнула на моё лицо.

— Пожалуйста, не надо! – крикнул я, заливаясь хохотом. – Я так хочу жить!

Не перезаряжая, я взвел курок и снова выстрелил. Ближайший ко мне охотник на миг припал к земле, оступившись, из-за взорвавшейся сонмом кислотных брызг коленной чашечки. Вскинув голову и яростно щёлкая жвалами, он продолжил погоню, впрочем, тотчас отстав. Я снова бросился бежать, то и дело оборачиваясь, чтобы сделать новый выстрел.

«Проклятая среда, проклятый мир, и про́клятый, что не хочет жить по его законам, но в то же время весьма успешно их использует, — осоловело подумал я, произведя очередной выстрел. – Если бы не эта чёртова тварь Дулкруд, тут можно было бы весьма интересно проводить время, хотя мне ли сетовать на скуку?».

Перебежав через площадь, я нырнул в пустующие торговые ряды, не забывая подбадривать преследователей выстрелами. Муравьи следовали за мной по пятам, сшибая всё на своём пути. Лопались деревянные прилавки, что были веками пусты, опрокидывались пустые ящики, в которых долгие годы не хранили рыбу, отбрасывая с пути бочки, в которых давным-давно не теплился эль. Я же сломя голову мчался к причалу, у которого покачивался на волнах бриг. По переброшенным на берег стропам я легко поднялся на борт и принялся от души палить по преследователям. Пули свистели, то и дело находя цель, но призрачное воинство, не замечая повреждений следовало за мной.

Застыв у фок-мачты, я дождался пока первый охотник достигнет корабля, и от души саданул его саблей между глаз, тотчас уходя из-под удара. Закачавшись, муравей, едва не сверзился с палубы, но был подхвачен другими охотниками, которые тотчас бросились на меня. Я поднырнул под свёрнутый косой гафельный парус грот-мачты и устремился к корме. Обернувшись, вскинул руку и снова выстрелил. Муравьи упрямо пёрли на меня, оставалось лишь нырнуть под палубу, скрываясь в кубрике. За спиной стучали как заведённые острые ноги преследователей, а я танцевал, пиная им навстречу стулья и столешницы, опрокидывая бочки, безостановочно паля из пистолета, то и дело подбадривая:

— Ну, же! Это всё, что вы можете? Глупые насекомые! Валите в свой муравейник, вам нечего тут ловить! Я не подаю ничтожествам!

Однако несмотря на видимый кураж, внутри я был собран и трезв. Спустившись на уровень ниже, я заблокировал две двери, чтобы преследователи хоть немного повозились и остановился подле орудийного порта. Поднатужившись мне удалось откатить назад тяжёлую пушку. Высунув ногу наружу, я замер, выжидая. Жвалы хищно клацали, грозя мне адскими муками, ороговелые ноги стучали, почище молотков в рабочем квартале. Наконец, дверь начала сотрясаться от тяжёлых ударов алебард и гизарм по ту сторону. Секунда, другая и дерево лопнуло, а в проём потянулись трясущиеся от вожделения лапы. Я выстрелил последний раз, и протиснувшись через орудийный порт, выпрыгнул наружу. Вода приняла меня холодным всплеском. Руки и ноги ритмично заработали, унося тело подальше от брига.

Когда я отплыл примерно на треть версты по ушам стегнуло громогласным взрывом, перерастающим в рокот и плеск, от падающих на водную гладь останков корабля. Иляс подорвал пороховой погреб. Не желая уворачиваться от падающих на голову горящих досок, я нырнул. Меня окружала кромешная мгла, нарушаемая вспышками и сполохами у поверхности. Выждав с минуту, я поплыл к берегу. К этому моменту заговорили пушки береговой охраны. Арон методично поджигал фитили орудий, отправляя новые и новые снаряды в остов сотрясающегося в предсмертной агонии корабля.

Когда я выбрался на пристань, меня уже ждал донельзя довольный Иляс. На какой-то момент, мне показалось, что его лицо прежнее. Лейтенант псковской пехоты самодовольно смотрел на утихающее зарево пожара, а отголоски пламени плясали в его глазах. Но я тотчас себя одёрнул, словно, не позволяя в это поверить. И правда. Знакомое, едва ли не родное лицо, было будто немым. Мускулы расслаблены, взгляд холоден и спокоен. Так не смотрит живой.

«И никакой он не довольный. Это злобная радость. Злорадство».

Заметив меня, он лишь коротко кивнул, снова переводя взгляд на тонущие останки.

— Хорошо сработали, — бросил я.

— Угу, — хмуро отозвался он.

Я мог бы сказать, чтобы он не унывал. Что всему есть смысл, и даже эта крохотная победа – наша новая борьба, но язык не повернулся этого сделать. Слова застряли в глотке, забираясь обратно, стыдясь своей сути. Я знал, от чего так.

«Он верит мне, и пойдёт дальше, куда угодно, возможно, даже, как и раньше — до конца. Но мы не равны. Я могу вынырнуть из этого кошмара в другой чуть менее мерзкий, как вынырнул из этих тёмных вод, но он — нет».

— Иляс, дружище… — проговорил я, севшим голосом.

— Воронка успокаивается, — заметил он, глядя мне за спину.

— В этот раз быстро.

— Когда, как, — неопределённо ответил Иляс. – Тебе пора уходить.

— Надо разыскать уцелевших, раз открылась воронка, посылали за беглецами…

— Я знаю, что делать Алексей, — мертвенным голосом отозвался Иляс. – Тебе пора уходить. Мы справимся.

Я закрыл глаза, и успокаивая дыхание, замер. Сначала ничего не происходило. Прибойные волны клокотали где-то неподалёку, то и дело слышались пощёлкивания и всхрапы утихающего пожарища. Звуки становились всё тише и тише. На голову обрушилось головокружение, участился пульс, я часто задышал… А затем с хрипом согнулся, хватаясь за голову. Виски ломило от боли, но давление быстро спадало. Я замер посреди каминного зала, который уже видел однажды. Моё тело лежало аккурат там, где когда-то скончался Михаил Хшанский.

«Сколько прошло времени? Это же было совсем недавно. Чёрт подери, там и правда иначе течёт время… И эта проклятая усталость, я словно вечность не спал… Хотя…».

Я едва не расхохотался. Не спал. Следовало бы диву даться, какими категориями мне удавалось теперь мыслить, порой забывая о собственной участи. Но не осталось во мне ни весёлости, ни сил удивляться. В руке был сжат лист бумаги. Я заставил себя сесть и осторожно расправил письмо, во второй раз вглядываясь в аккуратный каллиграфический подчерк Ольги.

«Если вы читаете это письмо, значит вам не хватило чести и отваги, покончить с собой. Что ж тем хуже для вас! Вы отняли у меня мужа, я расплатилась с вами той же монетой. Мне всегда было интересно, какого это быть неживым слугой, всё понимающим, слышащим, но безвольным. Михаил не раз и не два уговаривал меня завести мормилая для охраны. Каждый раз я отвечала отказом. В наш дом нет хода бродячей смерти, — говорила я. Однако же, она всё равно явилась по наши души. Да будет проклят тот день, когда Марианна полюбила несчастного Антони! Увы, воспитание детей не всегда даётся легко. Теперь девочка усвоила урок и не позволит себе играть в чувства. Что же до вас, я заклинаю милостивую Эвт и дарующий жизнь свет, найдите в себе хоть каплю воли, дабы издохнуть. Полно осквернять землю и проливать кровь. Дела Веленских не в счёт, но с вами мы теперь квиты. Больше не пытайтесь нас искать! Я не намерена прятаться вечно. Если ещё хоть раз ваша нога ступит на наш порог, клянусь сердцем дочери, я заставлю вашу прачку страдать, как никогда прежде. Не важно, что её тело мертво. Амулет мормилая и её и ваш у меня! Не забывайте об этом. И будьте прокляты. О.А. Хшанская».

Снова скомкав лист бумаги, я равнодушно бросил его в камин. Затылок опустился на ковёр. Я лежал, привычно, словно это было абсолютной нормой, глядя в потолок и думал.