Подземелье ведьм

Глава 4

Стейн устало опустил руки и оглядел небольшую кучку земли, что высилась у него под ногами. Странное чувство шевельнулось внутри, маленьким червячком прогрызая себе путь наружу. «Я теперь свободен», — ликовала душа. Но сам мужчина не радовался этому чувству.

— Что ж ты за человек-то такой? — он сплёл пальцы в замок и завёл руки себе за шею. Между лопаток хрустнуло.

— Приносим свои соболезнования, — прошелестело за спиной. Он обернулся. Низкая сухонькая старушка, бывшая его соседкой на протяжении десяти лет, голубеньким платочком утирала слезящиеся полуслепые глаза.

«Интересно, ты плачешь, потому что скорбишь? Или просто солнца уже не выносишь?» — мысленно усмехнулся он. Усмешка была злой, и тень её затронула глаза, которые он поспешил прикрыть, принимая соболезнования. Вслух Сте́йн произнёс совсем другое:

— Спасибо. Прошу меня извинить, но мне надо побыть одному.

Старушка понимающе кивнула, и мужчина сделал нетвёрдый шаг в сторону дома. Ему правда нужно было побыть одному. Подумать только, сегодня он похоронил женщину, которая стала для него настоящим спасением, пристанью, маяком… А он не чувствует ничего, кроме облегчения. Так, может, права была тётушка, сказавшая на прощание, что он чудовище?

Закатное солнце било в чердачное окошко, пока Стейн суетливыми движениями бросал в мешок то, с чем не готов был расстаться: затёртую до дыр книжку о ведьмах, маленький складной ножик, оставшийся в память об отце, и завёрнутый в кусок ткани ломоть хлеба, утащенный у тётки из-под носа. Сегодня он уйдёт с Венди в подземелье. Она обещала.

Он не мог дождаться момента, когда солнце сменится тусклым диском луны, а с первого этажа раздастся тихое тёткино сопение. Внутри всё переворачивалось от предвкушения — пальцы сводило, и он напрягал их раз за разом, пытаясь сбросить с себя томительное ожидание. Ещё чуть-чуть, совсем немного, и мечты маленького мальчика, в которые никто не верил, сбудутся. И больше не хотелось подвешивать Свейна на яблоне, мстить своре ребят, что бросались камнями в забор и плевками метили территорию, закрытую для Стейна. Больше ничего не хотелось, кроме как оказаться в Регстейне — городе ведьм.

Он затянул горлышко мешка и оглянулся в последний раз. Стейну хотелось верить, что он больше никогда не увидит это чердачное окошко, кровать со сваленным на ней одеялом и подушками, деревянный стол с брошенной на него книгой. Чердак был его самым любимым местом в этом мире, но впереди ждало настоящее путешествие. Так пусть и чердак останется лишь приятным воспоминанием.

Стейн вышел, аккуратно прикрыл дверь и, стараясь не скрипеть рассохшимися ступенями, спустился вниз. Сердце громко бухало, и он уговаривал его успокоиться, стучать чуть тише, лишь бы тётушка не проснулась и не помешала побегу. Но сердце успокаиваться не желало. Стейн уже почти миновал последнее препятствие — маленький холл, заставленный горшками с цветами — как тётушка вышла из спальни.

— И куда ты намылился, Стейнмод? — строго спросила она голосом, который совсем не вязался с её заспанным видом.

— Я… погулять.

Его же голос осип. Ещё ни разу в жизни ему не приходилось лгать тётушке. Ещё ни разу он ей не перечил.

— Время видел? Ночь на дворе, даже петухи спят ещё. Быстро в кровать.

Стейн упрямо вздёрнул подбородок, но остался стоять на месте. Тётушку он любил. Она заменила ему родителей, но… Впервые в жизни он стоял на пороге в новый, неизведанный мир. Мир магии и волшебства. Мир, о котором он мечтал долгими тёмными ночами, загадывая желания на падающие звёзды и первые рассветные лучи. И он не мог отступить. Не сейчас.

— Не могу…

Он пятился к двери, не отводя взгляда от тётушки.

— Мне нужно, понимаешь? — почти с мольбой промолвил он.

Тётушка только сильнее нахмурила брови. Даже сейчас, в ночной рубашке и с убранными под чепец волосами, она не растеряла своего грозного вида. Она было сделала шаг вперёд, но Стейн опрометью кинулся за дверь дома, зная, что если уступит — мир, который готова была подарить ему Венди, останется яркой и красивой сказкой, годной лишь на то, чтобы рассказывать её деревенским малышам.

— Стейнмод… — растерянно проговорила тётушка, теряя весь свой суровый вид.

Он оглянулся, даже не замечая, что щиколотки тонут в холодном вязком тумане.

— Прости.

И бросился за калитку, и дальше — вдоль холма, к берегам Вольденграса. Туда, где ждала его Венди. Он ещё долго слышал, как, надрывно рыдая, звала его тётушка. Знал, что завтра с утра уже не увидит её руки, привычными движениями замешивающие тесто на хлеб. Завтра она не назовёт его полным именем и не будет ругать за нетронутый обед. Завтра… Начнётся совсем другая жизнь. И пусть сейчас немного больно — это рвутся путы, связывающие его с человеческим миром. И пусть рвутся. Старый Стейнмод остаётся здесь, чтобы больше никогда не вернуться.

— Да чтоб тебя, — стукнул он кулаком по входной двери, когда та со скрипом закрылась. Внутри всё было так же, как и десять лет назад. Всё так же кухонька, ютящаяся в углу дома, была украшена зеленью в глиняных горшках. Со стен свисали пучки сушеного лука и чеснока, а в миниатюрных баночках на полках теснились специи. Гретта любила готовить.

— Пап? — из угла вылез парнишка, которого Стейн не заметил. Его рыжие вихры, обычно торчащие во все стороны, грязными прядями свисали на щёки, мокрые от слёз. Он старался держаться, но эти солёные водопады, казалось, были бесконечны.

— Да, Альв. Как ты? — спросил Стейн и сам поморщился от того, насколько безразлично прозвучал его голос. Все чувства будто умерли, исчезли, оставив внутри лишь пустоту.

— Я… — парнишка почесал за ухом и запнулся.

— Что?

— Я к бабушке уйду, можно? — наконец, собравшись с духом, выпалил он.

— Да, давай я тебя соберу. Ты это хорошо придумал, — мужчина присел перед Альвом и большими пальцами утёр слезинки с его глаз, — ей сейчас очень тяжело. Не должны дети умирать раньше родителей, не должны. Побудь с ней, пока не полегчает.

— Нет, пап. Ты не понял. — Альв отстранился и внимательно посмотрел в глаза Стейну. — Я навсегда.

Стейн почувствовал, как опустошение внутри сменяется обидой и злостью. Да, он не будет горевать годами по Гретте — жизнь в подземелье приручила его к тому, что близких нужно отпускать. Особенно, если эта близость была вынужденной. Он до сих пор с трудом понимал, что, кроме влечения тела, могло побудить его оставаться в этом доме. Что, если не тоска по утраченной семье? И вот он снова теряет того, кто успел стать ему дорог.

Альв понравился ему с первого взгляда. И Стейну казалось, что и мальчик видит в нём близкого человека, раз уж называет отцом. Всякий раз, как он слышал от этого парнишки слово «папа», в груди всё переворачивалось, а в памяти возникал другой детский голосок. Голос, который он вряд ли теперь услышит.

— Как это, навсегда?

— Понимаешь, мне там лучше будет. И бабушке тоже, — Альв почесал шею и неуверенно добавил, — а ты сможешь снова искать свой клад. А я… а я всегда буду жить в соседней деревне, сможешь приходить в гости.

— В гости, значит? А дом, это же твой дом, как ты его оставишь? — с отчаянием в голосе продолжил Стейн.

— А дом твой тоже, вот и живи в нём, — решительно, на одном дыхании выпалил Альв.

Стейн поднялся с корточек и присел на стул. Тогда, десять лет назад, он и думать не думал, что обретёт второй шанс на счастье. Счастье, которого ему оказалось мало. Недостаточно было мягкой, уютной и аппетитной Гретты. Недостаточно её завтраков и пения во время готовки. Маленького сынишки и цветущего сада за окном… Сердце всё ещё тянулось к пыльным коридорам Регстейна, из которых он так стремился сбежать. Горло больше не першило от смога и затхлости, но сердце не переставало болеть. И болью этой он не мог поделиться ни с кем. Даже с Греттой.

— Ладно, если ты так хочешь, — в конце концов выдохнул Стейн, стараясь расслабиться и не напугать парнишку эмоциями, которые выплёскивались через край. От былой опустошённости не осталось и следа.

— Тогда я пойду вещи собирать? — неуверенно переспросил Альв и, дождавшись утвердительного кивка головы, бросился на чердак.

Стейн уронил голову на руки и с силой зажмурил глаза, стараясь сдержать слёзы. Он свободен. Гретты больше нет. Альву он тоже больше не нужен.

Самое время вспомнить, зачем он здесь.

Стейн оглядел кухню, стараясь запомнить каждый уголок, а потом вышел из дома, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Под раскидистым деревом во дворе виднелась небольшая горстка земли — последнее пристанище женщины, которую он никогда не любил.