Мир за мир

Глава 1. Мир за мир

2–5 октября 2004

Очень плохо палачам по ночам,

Если снятся палачи палачам,

И как в жизни, но еще половчей,

Бьют по рылу палачи палачей.

А. Галич

Сегодня он никого не ждал.

Как и вчера.

Как и все последние одиннадцать лет.

Те, с кем Алексей собрался провести эту субботу, были уже с ним — золотистый осенний день, свежая книга и пиво. И всё, конечно, отравленное! Слишком уж богат день неупокоенной памятью. Слишком противоречив и безволен автор книги. А пиво… пиво — слишком ещё некупленное. Копается девчонка-продавщица в поисках нужного сорта вторую минуту — хоть время засекай.

Ну вот, ещё и милицейский[1] патруль до кучи! Завис метрах в двадцати от палатки, так и пялится — то ли на него, то ли на пиво…

— Валер, не тормози! Тебе что, Ледяная Дева память стёрла?

Сержант (нет, сынок, дядя — старший сержант!) — угрюмый, с копотью похмельной злобы на лице — потянулся к автомату, но схватился всё же за дубинку. Каковой и перетянул нетерпеливого юнца-напарника пониже спины:

— Не поминай. Понял, м-мудак?!

— А чё я сказал-то?

— Не поминай… оххх! — пожилой патрульный пошатнулся. Ну да, межушный ганглий-то бо-бо, а тут такая вспышка ярости. — Иди пива возьми за штраф!

— Какого? — молоденький «мосол»[2] явно не въехал, что за косяк он вдруг упорол. Но что таки упорол — начало доходить. Ишь какой тон стал заискивающий.

— Макс. Ёрш. Твою. Девятку. Как. Всегда. Две.

«Ко мне докапываться ему сейчас некогда», — сообразил Алексей, — «но на пиво раскрутит, просто чтобы на ком-то сорваться после такого наезда». Прикидываться ветошью было поздно — о замеченную ветошь с удовольствием вытрут ноги.

Зато ветошью прикинулась продавщица. Вот сучка, делает вид, что сдачу никак не отсчитает. Суду всё ясно: успеет он отойти — пиво с неё самой стрясут. Этот Макс явно не из тех, кто привык сам платить.

— Душонка у него тёмная и дешёвая, а пива ему подай светлого и дорогого, — вполголоса пробурчал подошедший подменток. — Гражданин-нарушаем-ваши-документы!

Последнее прозвучало не слишком уверенным тоном. Да и шуточка — «ай, маладца!» Злиться Алексею расхотелось совершенно.

— Да, и две «девятки». Ну что, нашли сдачу?

— Три. Я тоже хлебну. И пачку «Мальборо». — И шёпотом: — Спасибо, мужик.

— Не стоит. «Ещё не разучился, но уже стесняется. Через месяц вообще забудет, что есть такое слово».

Алексей еле удержался от идиотского вопроса: «Кто такая Ледяная Дева?» Хотя явно не белая горячка, уж это-то у ментов просто профзаболевание — типа насморка. Зачем тогда в метро все вагоны облеплены банными листами рекламы? Вот у «Яндекса» он и спросит. Надо же, есть на свете нечто, чего эти гопники в погонах боятся!

* * *

Нашлась, родная! Точнее, нашлись — не одна, а целый морг Ледяных Дев. Но ни память, ни даже бельё никто из них не стирал — так, ломались себе потихоньку да принцев подкарауливали. Похоже, литераторов стряпали на той же кухоньке, что и ментов: любая автриса любовных романчиков и половина поэтов, ой-вэй… В общем, такое впечатление, что их централизованно снабжают штампами с титулом «Той-Кого-Сотрудники-Органов-Не-Поминают», которые без особых ухищрений вляпываются в название очередного опуса.

Так. Следующая! Дежурная блевотина ссылок на норвежские сказки, книжные магазины и прочую муть… Что?

«Это такой милицейский миф… ответ на вопрос Кто такая Ледяная Дева».

Мышь, кидаясь на ссылку, хоть раз в жизни почувствовала себя кошкой:

«Это такой милицейский миф, типа «Чёрной руки» у альпинистов. Если у кого из них сердце с бодуна откажет, говорят — Ледяная Дева поцеловала».

«Да не с бодуна! Если мент увидит Ледяную Деву, то скоро умрёт».

«И что, видел кто-нибудь?»

«Говорят, да. И его убили на следующий день».

«Кого — его? Имена, явки, фамилии?»

«А почему только менты? Я слышал, её судья какой-то видел, но вроде жив остался».

«Я сам в милиции служил. Херня это, но всё равно — не упоминайте о ней при наших, за это в морду могут дать. Примета очень плохая — перед дежурством её поминать».

«Полицай, а что рассказывали-то?»

«Что она взглядом убивает и ваще… Типа это привидение девки, которую изнасиловали, а дело возбуждать не стали, вроде как насильник то ли забашлял, то ли у него волосатая лапа была. Так она повесилась и теперь ментам мстит».

Больно. Олечка, тебя ведь тоже убили. И многих. И никакого дела. Победителей не судят — им отдают город на разграбление. А он даже отомстить не может — нет у него таких денег, чтобы Бориску достать. А сами убийцы — за стеной анонимности. И потом, царь ведь приказал! А царя не достать… Круг замкнулся. «Виноваты все — и никто» — так, кажется, твердят все, кому не больно.

Остервенелое вливание стакана водки. К чёрту пиво! Ну почему он никак не может забыть свою любовь? Ну хорошо, хорошо — не «забыть». Всех простить (хотя им от этого ни жарко ни холодно), жениться, убрать со стены Ольгин портрет (ибо жена не одобрит-с) и упаковать все острые воспоминания в уютное ритуальное «Никто не забыт, ничто не забыто»?

«Ну-ну, привидение! Привидения из «калаша» не палят!»

«Пить меньше надо. Небось нажрались и постреляли сами друг друга, а потом привидение какое-то выдумали».

«У меня друган по профессиональному фольклору диплом писал, щас спрошу».

«Опять про святого Коннектия [3] ? Баян».

«Даю справку. Ледяная Дева — что-то типа злой феи в ментовском фольклоре. Согласно их поверьям, может убивать взглядом и стирать память. Стихия — предположительно Вода. Описывается как девушка с глазами цвета морской волны (это всё, что вспомнил тот мент, которому она якобы стёрла память). По-видимому, легенда возникла на основе реальных случаев, когда ментов находили мёртвыми без признаков насильственной смерти, но с выражением ужаса на лице. При этом убитые не были связаны с ОПГ (кроме, конечно, кремлёвской ОПГ), так что мотивом убийства вполне могла быть личная месть. В общем, стандартное мифотворчество, ей даже жениха придумали, типа если она водяная фея, то он — воздушный «фей». Жених, конечно, тоже злой».

Сообщение было скромно подписано «Тот самый друган». И столь же скромно не снабжено электронным адресом автора.

Стирать память. Он, избави Боже, не мент, но… Если бы ещё эта фея существовала!

Это не злая, это очень-очень добрая фея!

А сейчас… а сейчас он перебазируется… на диван…

Как это — не существует? А чьи же тогда слёзы он пил этим вечером?

Раз они тоже уносят…

* * *

Компас. Сапёрная лопатка. Пакет шашлычного угля. И — река.

Похмельный полусон разума рождает получудовищ. Бред, конечно же — а как ещё назвать его замысел? Ни более ни менее как вызвать её, Ледяную Деву!

Но сначала было кладбище.

Алексей уже давно превратился в жреца памяти невесты, так и не ставшей женой. Могила Ольги была не просто ухоженной — она напоминала языческий храм. Хотя почему напоминала? В этом месте поклоняются — что же это, как не храм? В этом месте поклоняются не Творцу — какой же он, как не языческий? И Ольга, его Олечка, оживала, рождаясь от Храма и Памяти каждый раз, когда Алексей входил в ограду.

Если в начале пьесы воздвигнут храм…

Он больше не может служить жрецом. Звезда, имя же ей — Память, выпила его почти до дна. «Смертельная усталость» — не просто красивые слова. Приди да испытай! Но помни: на то она и смертельная, что…

…то в конце этой пьесы должно быть жертвоприношение.

Завтра.

* * *

Тогда, у могилы и на кладбище, глаза Ольги почему-то начали приобретать оттенок морской волны, а русые волосы потемнели и стали каштановыми. «Олечка, но ведь у тебя зелёные глаза!» — «Конечно, Лёшик, а какие же ещё?» — «Как у Ледяной Девы». — «Нет, я не она». Он ещё всё время оглядывался — нет ли рядом девушки с глазами цвета морской волны? Девушки на кладбище были не только в могилах — воскресенье как-никак, но не ледяные. Обычные, мясо-молочной породы.

«Я не она». Без тени удивления. Так говорят о ком-то знакомом.

Поэтому сейчас он сидит под осыпающимся с неба октябрьским закатом на берегу Оки и, как последний идиот, готовится к ритуалу. Вдруг получится? А не получится — что ж, завтра его жизнь всё равно закончится, и они будут вместе.

Раз уж брякнул «тот самый друган» про стихию Воды, то и остальные три до кучи приплетём — чтобы, паче чаяния, не обиделись. В классическом порядке.

Он так и не смог решить, в какой стороне света лежит Вода. То ли север, то ли запад. Так что пусть будет строго северо-запад. Значит, берег реки должен идти с юго-запада на северо-восток. Теперь выкопаем параллельно берегу канавку и насыплем уголь — на юго-восток, как ему и подобает, простирается Огонь. Земля у нас тоже скорее южанка — по юго-западной стороне протянулась символическая насыпь, образуя третью сторону квадрата, перпендикулярную канавке и линии берега. Ну а Воздух и так везде, так почему бы ему не опочить на северо-восточной, воображаемой стороне?

Алексей полез в карман за зажигалкой и только тут заметил, что день кончается не в сумерках — в тумане. Туман накатывался с реки рулоном розоватого шёлка, и его нежные лапы уже начали баюкать оставленную метрах в двадцати машину.

«Не найду ведь потом сразу!» Он торопливо забросил лопату в багажник и вернулся к берегу. Фары включать не стал.

«Вот и дома!» С одной стороны зачаровывающе пляшет строчка огня, с другой — тихо звенит натянутой струной полоса воды. Туман выцвел и совсем поседел — день состарился, став вечером. Вечером третьего октября.

«Приди, Ледяная Дева, что от Воды. Приди, тот, что от Воздуха. Придите, Огонь и Земля. Простите невежду, не знающего ваших имён. Придите».

* * *

Он задремал лишь на мгновение — стоя. И так и не понял, почему проснулся и проснулся ли вообще. Лёгкие шаги? Всплеск волны? Взметнувшийся язык пламени? Дуновение ветра?

Туман по-прежнему нависал свинцовым сводом. Алексей отсутствующе смотрел на огонь и ждал. Ждал, что она появится — из огня? Идиот! Но развернуться к берегу всем корпусом он не успел.

— Воздухопроводчика вызывали?

— Что-что? — он невольно отшатнулся и чуть не упал от неожиданного голоса слева.

Самый обычный парень лет тридцати. Джинсы, светлая джинсовая куртка, умные серые глаза со смешливыми искорками. Смотрит с любопытной отстранённостью, слегка улыбается. И стоит — по воображаемую, «воздушную» сторону его самопального «квадрата Стихий».

— Основательный подход… — протянул «воздухопроводчик», разглядывая канавку и насыпь. — Так вызывали, сударь?

— Н-нет… вызывал…

— Знаю. Заказ на Ледяную Деву и иже с ней. Пральна, братан, не фиг мелочиться! — парень вдруг улыбнулся кому-то за спиной Алексея, и тот дёрнулся во второй раз — на его глаза легли тёплые женские ладошки.

— Угадай! — голос был задорным и звонким — того и гляди рассмеётся.