ХРОНИКИ АМБЕРА

— Теперь я хочу сказать тебе то, что Бенедикт должен был объяснить уже много лет назад. Никогда не доверяй родственникам. Это опаснее, чем довериться первому встречному — есть шанс, что он не причинит тебе вреда.

— Ты в самом деле так считаешь?

— Да!

— И к тебе это относится тоже?

Я улыбнулся:

— Ну нет, это не может относиться ко мне. Я просто воплощение любви, чести, добра и милосердия. Верь мне во всем.

— Придется, — сказала она, и я рассмеялся. — Нет, я правда верю тебе, — произнесла она, — я знаю, ты нам зла не причинишь.

— Расскажи мне о Джулиане и Джерарде, — попросил я, как всегда, чувствуя неловкость от искреннего доверия ко мне. — Какова же была причина их визита?

Девушка помолчала немного, внимательно глядя в мои глаза, а потом как бы выдавила из себя:

— Я и так уже наговорила кучу лишнего. Ты прав. Слишком осторожной быть невозможно. По-моему, теперь твоя очередь говорить.

— Хорошо. Ты уже привыкаешь иметь с нами дело. Что же ты хочешь узнать?

— А где в самом деле деревня? И Амбер? У них есть что-то общее, а? И что ты имел в виду, когда сказал, что к Амберу можно ехать в любую сторону? И что такое тени?

Я встал рывком, поглядел на нее сверху вниз и протянул ей руки. Испуганная, она казалась еще моложе, но руку все-таки не отвела.

— Куда?.. — начала она, вставая.

— В ту сторону, — показал я и повел ее. Мы остановились на том самом месте, откуда я глядел на мельничное колесо и где уснул.

Она стала говорить что-то, но я остановил ее:

— Не надо. Просто смотри.

Мы постояли, глядя на все это — шум, верчение и плеск, пока я не настроился. А потом сказал ей:

— Идем.

И, взяв под руку, повел ее к лесу.

Пока мы шли среди деревьев, появившаяся откуда-то тучка затмила солнце. Спустились тени, стали пронзительнее голоса птиц, воздух сделался влажным. Мы переходили от дерева к дереву, и листья их удлинялись и расширялись. А когда солнце вышло из-за тучки, оно оказалось просто золотым.

За поворотом тропинки деревья уже были обвиты виноградной лозой. Голоса птиц охрипли, их стало больше. Тропа забирала вверх. Миновав гранитную скалу, мы вышли на пригорок. Где-то вдалеке за спиной еле слышно громыхнуло. Когда мы снова вышли на прогалину, синева неба приняла совсем другой оттенок, и мы вспугнули большую коричневую ящерицу, устроившуюся греться на камне.

Обойдя другую скалу, Дара сказала:

— Я и не знала, что тут есть такое. Никогда раньше не…

Я не отвечал — некогда было говорить, я раздвигал Тени.

А потом перед нами опять оказался лес, дорога снова шла в гору. Теперь деревья стали тропическими гигантами, возвышающимися над папоротниками, звуки изменились, слышался лай, шипение и жужжание. Грохот все усиливался, сама земля дрожала под ногами. Дара прильнула к моей руке, ничего не спрашивая больше, только внимательно оглядываясь по сторонам.

Вокруг виднелись крупные плоские бледные цветки, в лужицы между ними сверху звонко капала вода. Стало гораздо жарче, и мы уже взмокли. Грохот превратился в могучий рев; наконец, когда мы вышли из леса, он сделался подобным грому. Я подвел девушку к краю обрыва и показал вперед. Могучий водопад перед нами терзал воду. Вниз обрывались тысячефутовые струи. Течение уносило пузыри и песок вдаль. Перед нами, быть может, в полумиле за радугой и туманом, словно раскрученное титаном, поблескивало, медленно вращаясь, гигантское колесо. Невероятной величины птицы, словно летучие распятия, бороздили небо высоко вверху.

Мы постояли. Говорить было невозможно, да это и не требовалось. Потом, когда Дара глянула вновь на меня и нерешительно сузила глаза, я кивнул и молча показал на лес. И мы пошли в обратную сторону.

Возвращались мы тем же путем, и он дался мне значительно легче. Можно было снова говорить, но девушка хранила молчание, явно догадавшись, что перемены вокруг связаны со мной.

Она заговорила вновь, лишь когда мы опять оказались на берегу ручья, перед мельничным колесом.

— Это было такое же место, как деревня.

— Да. Тень.

— И как Амбер?

— Нет. Амбер отбрасывает Тени. Можно придать им любую форму, если знаешь как. Это место было лишь Тенью, твоя деревня была Тенью, и тут, где мы сейчас, тоже Тень. Любое место, которое ты можешь только представить, существует где-то в Тени.

— А ты, дед и остальные родственники способны расхаживать там, приходить туда или сюда по своему желанию?

— Да.

— Значит, именно это я сделала, вернувшись из деревни?

— Да.

Лицо ее стало как бы этюдом на тему «Постижение истины». Уголки почти черных бровей опустились на полдюйма, она шумно вдохнула.

— Я тоже могу это делать… — заявила Дара. — Ходить, куда захочу.

— Эта способность заключена в тебе самой.

И вдруг, неожиданно, она поцеловала меня и отвернулась — короткие волосы над тонкой шеей, — словно пытаясь охватить взглядом все сразу.

— Значит, я могу все, — сказала она и замерла.

— Ну, есть некоторые ограничения и опасности…

— Такова жизнь, — отрезала она. — А как научиться управлять этим?

— Ключ ко всему — Великий Образ Амбера. Сквозь него следует пройти, чтобы приобрести нужные способности. Он вычерчен на полу в одной из подземелий под Амбером. Довольно большой узор, ты должна будешь ступить на край и пройти по линии до середины без остановки. Это трудно, сопротивление очень велико. Если ты остановишься или попробуешь сойти с линии, не завершив пути, Образ уничтожит тебя. Но пройди его — и твоя власть над Тенью будет лишь вопросом самоконтроля.

Дара подошла к месту нашего пикника и поглядела на землю. Я медленно последовал за нею.

Когда я подошел поближе, она сказала:

— Я должна попасть в Амбер и пройти этот Образ!

— Совершенно уверен, что и Бенедикт рассчитывает на это… в будущем.

— В будущем? — возмутилась она. — Сейчас! Я должна сделать это прямо сейчас! Почему он никогда не рассказывал мне обо всем этом?

— Потому что сейчас ты не сможешь этого сделать. Дела в Амбере таковы, что вам обоим будет опасно не то что появляться там, а открыть собственное существование. Так что в Амбер тебе пока хода нет.

— Но это нечестно!

Дара буравила меня возмущенным взором.

— Конечно, — согласился я. — Но пока все обстоит именно так. И не я тому виной.

Последние слова дались мне с некоторым трудом. Часть вины, конечно, лежала на мне.

— Тогда, раз это недоступно мне, лучше бы ты ничего и не рассказывал.

— Ну, все не так страшно, — ответил я, — положение в Амбере скоро прояснится… Правда, придется немного подождать.

— А как я узнаю об этом?

— Бенедикт будет знать. Он и скажет.

— Что-то прежде он не так много мне рассказывал!

— А почему, знаешь? Чтобы ты не расстраивалась. Он ведь заботится о тебе, он добр. Когда настанет время, он поступит так, как лучше для твоего блага.

— А если нет? Ты мне поможешь?

— Сделаю что смогу.

— Как же мне связаться с тобой? Как известить?

Я улыбнулся. Тема всплыла без малейших усилий с моей стороны. Действительно, важные подробности ей можно и не говорить. Только то, что в будущем может оказаться для меня полезным.

— Карты, — ответил я. — Семейные Козыри. Это больше чем сентиментальные картинки — это средство связи. Найди мой Козырь и внимательно всмотрись в него, сконцентрируй все свое внимание, выбрось из головы остальные мысли, представь, что это я и есть, — и начинай говорить. Ты вдруг увидишь меня на самом деле, и я отвечу тебе.

— Вот именно этого-то дед и не велел мне делать с картами.

— Естественно.

— А как все это получается?

— В другой раз, — ответил я. — У нас бартер, не забыла? Я рассказал тебе об Амбере и о Тени. А теперь скажи, что делали здесь Джулиан и Джерард.

— Хорошо, — ответила Дара. — Хотя рассказывать почти нечего. Однажды утром, пять или шесть месяцев назад, дед прямо замер на месте. Мы тогда подрезали деревья в саду, он любит делать это сам, а я помогала. Он стоял на лестнице, вытянувшись вперед, и вдруг замер, опустил ножницы и не шевелился несколько минут. Я решила было, что он просто отдыхает, и продолжала сгребать ветви граблями. А потом услышала, что он говорит — не бормочет себе под нос, а просто разговаривает с кем-то.

Сперва я подумала, что он обращается ко мне, и переспросила его. Он просто не обратил на меня никакого внимания. Теперь, когда я знаю о Козырях, я понимаю, что он разговаривал с кем-то из родни. Должно быть, с Джулианом. Во всяком случае, он сразу же спустился с лестницы, сказал, что ему придется уехать на день-другой, и немедленно отправился к дому. С полпути вернулся и сказал, что, если сюда явятся Джулиан и Джерард, он представит меня как воспитанницу, осиротевшую дочь верного слуги. А потом сразу же уехал с двумя лошадьми в поводу. Клинок был при нем.

Около полуночи он вернулся, а с ним и они оба. Джерард был почти без сознания. Левая нога сломана, весь левый бок — сплошной кровоподтек. Джулиан тоже был изранен, но кости у него были целы. Они пробыли с нами больше полумесяца, и раны их исцелились очень быстро. Потом братья взяли двух лошадей, и мы распрощались. С тех пор я их не видела.

— А что сказали они о том, как получили эти раны?

— Только что это был несчастный случай. Со мной ничего не обсуждали.

— Где? Где это случилось?

— На черной дороге. Я несколько раз слышала, как они говорили о ней.

— А где эта черная дорога?

— Не знаю.

— Что они говорили о ней?

— Кляли на все корки. И все.

Глянув вниз, я увидел, что в бутылке еще оставалось вино. Я нагнулся, разлил оставшееся по бокалам и один передал ей.

— За воссоединение, — сказал я и улыбнулся.

— За воссоединение, — поддержала она.

Мы выпили.

Дара стала убирать, я помогал ей, но чувство острой необходимости вновь вернулось ко мне.

— Сколько мне ждать, прежде чем попробовать связаться с тобой? — спросила она.

— Три месяца. Дай мне три месяца.

— И где ты будешь тогда?

— Надеюсь, в Амбере.

— А долго ты пробудешь у нас?

— Не очень. Прямо сейчас я должен кое-куда отлучиться. Завтра вернусь, но это всего на несколько дней.

— Я бы хотела, чтобы ты задержался подольше.

— Если бы я мог! Теперь, после нашей встречи, мне тоже хотелось бы этого.

Она покраснела и с деланным усердием принялась упаковывать корзинку. Я собрал фехтовальные принадлежности.

— Ты сейчас домой? — спросила Дара.

— В конюшню. Я уезжаю немедленно.

Она подобрала корзинку.

— Значит, едем вместе. Моя лошадь по дороге.

Я кивнул и ступил следом за ней на тропинку, уводившую направо.

— Полагаю, — спросила она, — мне не следует говорить о нашем знакомстве никому, деду в особенности?

— Так будет благоразумнее.

Плеск и бормотание ручья, бегущего к реке, что неторопливо катила свои воды к морю, становились все тише и тише, пока не исчезли совсем, и только какое-то время еще доносился скрип колеса, надетого на вал и рассекавшего воду.