Проклятье, с*ка!

* * *

— Когда отец умер, мне было 8 лет, Макс. Через два года у мамы появился Митя. Я приняла его. Никак я его не приняла. Ну, появился у мамы новый мужик, ну чего мне лезть в их жизнь? Главное, чтобы ей было хорошо, а мне как-то по барабану. Тем более, до Мити был Петя, до Пети был Андрюша, до Андрюши был Муратик, Женёк, Стасик. Мама пыталась закрыть дыру в душе. И мама всегда была симпатичной, так что проблем с вниманием мужчин никогда не было, тем более из-за этой ситуации в мире.

Ну вот… Не должна же я каждого называть отцом? Наверное, нет. Я была в меру вежлива с каждым из её… парней. Вежлива, немногословна. О чём мне говорить со взрослыми дядьками? Тем более, я так-то тихий человек. Но Митя был необычным. Он остался у нас надолго. Сперва скромно, робко. Потом почувствовал себя хозяином и главой семьи. И принялся налаживать контакт.

Он пытался со мной разговаривать, дарил разные подарки: игрушки, телефоны, платья. Я благодарила, конечно, улыбалась — я была вежливым ребёнком. И уходила к себе, в свою комнату. У меня там был свой мир: куклы, розовые пони, игрушки, стихи и альбомы с рисунками. Я никогда не надоедала взрослым, так приучил меня отец или так у нас сложилось. Не знаю…

Если я была нужна по хозяйству, мама меня всегда звала, и я приходила. Я что — я человек маленький. И это восемь лет, всю мою жизнь, считалось нормальным и никого не смущало, даже наоборот. У взрослых свои дела — у меня свои. Нет, я не была замкнутой. Поиграться, посмотреть фильм с семьёй, распланировать выходные — я только «за».

А вот Митю такое положение дел в нашей семье не устраивало. Новый хозяин — новые правила!

И начался этап «воспитания», или даже «перевоспитания». В один «прекрасный» день я узнала, что я неблагодарная и не очень хорошая девочка. «Не очень хорошая» — это упрощённый вариант того, что я тогда выслушала.

— Какого хера у тебя плохая оценка по математике?!

— А почему ты, Олечка, не помыла за собой кружку после чая?

— Да мне насрать, что сейчас час ночи, вставай и иди мой!

Мне не нравились такие ночные визиты и вторжения в личное пространство. В мою комнату даже отец без стука не входил. Вот будет у меня любимый человек, я позволю ему без разрешения входить ко мне в любое время дня и ночи, куда он только захочет и как захочет. Но не чужому взрослому мужику в детскую комнату!

Сначала он нашёптывал все претензии матери на ушко, думая, что я не услышу. А может, специально делал так, чтобы я всё слышала.

— Почему она запирается в комнате? Где это видано, чтобы у ребёнка закрывалась дверь?! Почему она не моет посуду? Почему не стирает и не убирает? Почему разбрасывает свои книжки везде?

Тогда я впервые разревелась. Надо отдать маме должное, она вступилась за меня. Что-то типа: «Оставь ребенка в покое!»

— Да она просто манипулирует нами! Она манипулятор! Где это видано, чтобы девочки так себя вели?

Митя объявил бой «манипуляторше». Каждый раз, когда я закрывала дверь в свою комнату, он приходил и демонстративно открывал её.

— Что такого секретного у тебя здесь может быть?!

Дверь в мою комнату бесследно исчезла уже через пару дней. Вот утром была, я прихожу со школы, а двери больше нет. Попытки повесить штору в сиротливый дверной проём строго пресекались. У меня больше не было личного пространства. Хотя, его уже давно на самом деле не было.

Но это не помогло. Нотации, критика, ругань, придирки стали регулярными. Он хотел выбить из меня дурь и сделать нормальным человеком. А ещё хотел научить жить правильно. Он ведь желал мне только добра!

Мама… Мама сначала пыталась влезть в наши дела, что-то говорила Мите, но ссориться с мужем, а Митя на тот момент стал её официальным партнёром по жизни, она не желала. Да и я не хотела этого. Я хотела, чтобы она была счастлива.

А Митя в то время расходился не на шутку. Периодические контрольные проверки в моей комнате стали регулярными. Осмотр шкафа, одежды, карманов, ящиков столов, ящиков с нижним бельём. Он открывал шкафы и начинал рыться прямо при мне, тыкая меня в «непорядок». Тут неправильно сложено, там нет системы, здесь помятое, а здесь, скорее всего, несвежее. Мог даже понюхать, чтобы убедиться в своей правоте.

Однажды я не сложила грязное бельё в корзину, не помню почему, то ли телефон зазвонил, то ли мама позвала. Вернулась через пять минут, а он стоит. Держит с омерзением мои трусики и с красными от бешенства глазами начинает тихо шипеть, уж лучше бы орал:

— Это неуважение ко мне, как к Мужчине! Так ведут себя только бабки в хосписе и наркоманки в притонах! И чего мне ждать дальше? Ты начнёшь свои ссаные трусы мне на стол кидать или в кровать?! Свои! Ссаные! Трусы! Забирай и не вздумай больше кидать их где попало!

А ведь трусы не были ссаными. Да вообще они не были использованы, что самое обидное. Самые обычные женские трусики с бирками, которые я только купила в магазине и хотела постирать. Самое интересное, что трусы были внизу вороха одежды. Он специально рылся, чтобы достать их и ткнуть меня носом в них.

Было много всего. Мой школьный рюкзак постоянно проверялся, не дай бог там найдётся запрещёнка. Я даже не знала, какую запрещёнку он искал. Было много упрёков: «Я тебя кормлю и плачу за жильё! Уважай меня!» А ничего, что раньше я как-то жила без его еды и платы за жильё, и родители как-то справлялись и ни разу меня в этом не упрекали? Но нет, этот «кормилец» предпочитал периодически напоминать о таком.

Он злился, если мама проявляла ласку ко мне или уделяла внимание, ведь Мите тогда достанется меньше. По его мнению, с ребёнком нельзя так сюсюкаться и носиться.

— Вытащи свою сиську у неё изо рта! — брезгливо говорил он маме. — Ты с ней носишься, как с грудничком!

Я старалась как можно реже появляться дома. Уж лучше в парке на лавочке посидеть или погулять по улице, или зайти в магазин, или задержаться в школьной библиотеке. Да всё было лучше, чем идти домой! За поздние возвращения домой меня, конечно же, ругали и отчитывали. Но лучше так — короткая ругань вечером, чем слушать его нытьё целый день. У нас даже сложилась такая небольшая семейная традиция: я слушаю нотации минут десять и сразу спать. Хорошая традиция… А потом я дожидалась, пока мама с отчимом уснёт и пробиралась на кухню, чтобы поесть.

Лет в пятнадцать, когда у меня выросло здесь и округлилось здесь, Митя перешёл на новый уровень. Теперь его любимым позывным для меня было «малолетняя шалава».

— Где эта малолетняя шалава шлялась до поздней ночи?

— А, бл*довала у своих наркотов, шалава?

— Малолетним шалавам право слова не давали!

Ну, если я сижу в школе, или застряла в библиотеке, или прогулялась с одноклассниками и при этом всём имею сиськи — я точно шалава. А знаешь, какая ещё у нас в семье была… есть традиция? Каждый месяц я писаю на тест на беременность. Неплохо, да? Я хотела напроситься жить к бабе с дедом. Но кто же меня туда отпустит, ведь я просто хочу сбежать туда, чтобы бесконтрольно бл*довать!

Я пыталась бунтовать. Кричала ему в лицо «Ты мне не отец!», надеясь, что он отважится и ударит или просто хоть пальцем тронет, даст мне хоть маленький повод. Но он лишь отвечал мне словами. Не знаю, что больнее. Уж лучше бы бил, наверное… Просто молча бил.

— Вот увидишь! — говорил он маме. — Скоро она принесёт в подоле!

— Зачем ты портишь мне жизнь? — кричала на меня мать.

Наверное, сейчас он даже горд собой. Ведь только благодаря ему я не принесла никого в подоле. Только благодаря его контролю, воспитанию, нервам и потраченным на меня бессонным ночам. Это он сделал меня человеком, хотя для него я так и осталась малолетней шалавой.

Я как-то хотела сделать ему это назло и почти сделала, но так и не решилась… За несколько лет из милой тихой девочки, которая пишет стихи, рисует пони, смотрит в телескоп на звёзды и читает «Алису», я превратилась в озлобленную, нервную и замкнутую стерву.

Как я нормально училась в такой обстановке, сама не знаю. Наверное, назло ему. Я была начитанная и не глупая, но никогда не показывала этого, всегда зарабатывая средний балл и всё. Тоже назло. Однажды я прошла несколько тестов в школе, в реальную, полную силу. Получила высший балл. И меня заставили пересдавать, сказали, что я списала. Ну, я и написала, как они хотели. На твёрдую тройку, чтобы не высовываться.

За эти десять лет я так возненавидела мужчин, что ты первый, с кем я стала общаться дольше недели, Макс. Наверное, потому что ты был такой мелкий и потерянный, когда мы встретились здесь на крыше впервые.

Нет, я не ненавижу их… наверное. Боюсь, избегаю, не доверяю, опасаюсь. Я могу с ними общаться, учиться, работать. Но меня начинает трясти только от одной мысли о близких отношениях с мужчиной. Он может меня трогать?! НЕТ! Он зайдёт в мою комнату и начнёт рыться в моих вещах?! НЕТ! Мужчина будет трогать меня там?! НЕТ! Ни в коем случае!

Знаешь почему? Я брезгую — это ведь грязно, противно, стыдно, позорно. А ещё, от секса с мужчиной можно залететь и принести в подоле, как и внушали мне все эти несколько лет. А ещё потому, что я сразу оправдаю все слова Мити и стану шалавой!

Прости, что вывалила на тебя это всё, малой… Ты, наверное, и половины не понял. Но оно и к лучшему. С кем-то более взрослым и разумным я бы этим не поделилась. А так мне хоть стало легче.