В провинции, у моря

–– А ты что, мамочку свою любишь? Утю-утю. Она тебе до сих пор ссанные штанишки меняет? – Анфиса совсем сползла с камня и уткнулась в песок лицом. Мишаней вдруг вновь, как позавчера на пирсе, овладела какая-то дикая животная злоба – на эту идиотку Анфису, на убитого им ненароком Николая, на весь мир, который съел его маму Лену и собирается, икая и чавкая, сожрать и его. Он надавил на плечи Анфисы, вжал ее голову в песок, чтобы не слышать этого мерзкого пьяного хихиканья. Когда он разжал руки, Анфиса не шевелилась. «Эй!», – он перевернул девушку и посветил ей в лицо фонариком от мобильного. Рот и нос Анфисы были забиты песком, а глаза неподвижно и мертво смотрели в небо, не реагируя на свет фонарика. Михаил перевернул девушку обратно лицом вниз и тихонько завыл. Потом встал, отряхнул брюки, оглядел темный и пустой пляж и поплелся домой.