Процесс по делу Скавениуса

Затем выступил министр внутренних дел Кнуд Кристенсен. Он считал, что если бы мы все вместе сказали «нет», то и последствий никаких бы не было, а министр финансов Буль высказал мнение, что мы должны отказаться подписать документ и представить его на рассмотрение ригсдагу.

Защитник: Я прошу вас повторить последние слова Скавениуса, они очень хорошо освещают его позицию.

Олуф Педерсен: Когда Оле Бьерн Крафт упрекнул Скавениуса, что он по сути угрожает им, когда говорит об отставке, Скавениус сказал: «У министра иностранных дел особый статус, он видит лучше других реальный ход событий в стране. Никто не требует сплочения там, где его не может быть. Мы находимся в сообществе, которое нам не по вкусу, и враги Германии знают хорошо, что мы в нем не по своей воле. Я не понимаю, как можно пускаться в авантюру, когда мы именно теперь так зависимы от Германии, и в неменьшей мере рискуем, когда позволяем себе не верить в ее победы. Требование о сплочении относится к области чувств, а им не место в политике, особенно во внешней».

Защитник: Вы помните, что Стаунинг сказал в конце заседания?

Олуф Педерсен: Стаунинг сказал приблизительно следующее: «Я с огорчением констатирую отсутствие единения в наших рядах, в том есть моя вина; но нужно понять, что позиция, которая вовлекает Данию в авантюру, не пройдет без политических последствий, возможно, гораздо больших, чем наш министр иностранных дел предполагает, и на этот факт стоит обратить внимание».

Защитник: Эти слова как нельзя лучше подтверждают, что Стаунинг придерживался той же точки зрения, что и Скавениус; он тоже грозил отставкой, если откажутся удовлетворить требования немцев.

Обвинитель: На следующий день было созвано совещание всех партий, и здесь Стаунинг сказал, что немецкий посланник сообщил ему ночью, что Риббентроп дал приказ разъяснить датскому правительству, что дело, мол, не терпит отлагательств и решение должно быть незамедлительным и положительным. Если Дания не присоединится к пакту, Германия освобождает себя от обязательств соглашения 9 апреля. Многие политики советовали теперь пойти на уступки, а Стаунинг сказал: если бы речь шла о присоединении к пакту трех держав, мы должны были бы сказать «нет». Но здесь другое, здесь речь идет о борьбе с коммунизмом. Потом еще состоялся обмен мнениями, после чего было решено рекомендовать правительству уступить немцам в их требовании.

Снова победила политика Скавениуса. Дания примкнула к Антикоминтерновскому пакту. И Скавениус выступил в Берлине с речью, которая начиналась так:

«Разразившаяся 22 июня война между Германией и Советским Союзом ознаменовала новую фазу в ходе грандиозного вооруженного мятежа, на которую нам особенно нужно обратить внимание. Германия повернула теперь свое оружие против державы, постоянно угрожавшей северным странам». После этой речи, которая, вероятно, «произвела желаемое впечатление в Берлине» датский министр иностранных дел поставил свою подпись под Антикоминтерновским пактом «в двадцатилетие фашистской эры и шестнадцатилетие Шоа».

Но в Дании, конечно, не все поверили тому, будто такой пакт лишь всего-навсего ничего не значащий клочок бумаги. Для успокоения таких граждан Олуф Педерсен выступил с заявлением от имени Комиссии девяти:

«Поводом для моего открытого обращения к общественности послужили слухи, распространяемые в стране и по зарубежному радио несведущими людьми и злоумышленниками; я хочу сообщить, что пакт против коммунизма, который был заключен министром иностранных дел Дании по поручению его Королевского Величества, при полной ответственности правительства и с одобрения ригсдага, высказанного через Комиссию сотрудничества, не содержит никаких иных обязательств, кроме тех, о которых уже разъяснялось в правительственном заявлении, и что долг каждого здравомыслящего датчанина продолжать следовать призывам короля и соблюдать спокойствие и порядок. Тот, кто ведет себя иначе, наносит ущерб национальному сплочению и поступает предательски по отношению к своему отечеству».

Понятие «национальная сплоченность» позволяет, разумеется, множество интерпретаций. Но на Вильгельмштрассе, где, быть может, сидело немало злоумышленников, во всяком случае недостатка в несведущих людях там не было, совершенно иначе оценивали значение пакта. Одновременно с заявлением, сделанным Олуфом Педерсеном, была послана телеграмма через датское телеграфное агентство Ритцау:

«Берлин, пятница

На запрос о том, как в рамках Антикоминтерновского движения, которое растет и ширится и закреплено государственным актом в Берлине, должно осуществляться регулирование еврейской проблемы, разъясняют на Вильгельм-штрассе:

Учитывая тот факт, что международное еврейство следует рассматривать как прототип большевистских и анархистских учений, осмелимся выразить взгляд, что рано или поздно все государства, примкнувшие к Антикоминтерновскому пакту, займут так или иначе определенную позицию относительно еврейской проблемы».

Защитник: Вы забыли сказать, ведь Скавениус был принят Гитлером, Герингом и Риббентропом. Он рассказал им, что Дания издревле вела определенную внешнюю политику.

Обвинитель: Совершенно верно замечено. И остается только предположить, эти вышеназванные высокопоставленные особы были настолько признательны Скавениусу за его понимание датских традиций в области внешней политики, что не сочли нужным потребовать от него изменить ее.

Я не хочу сейчас проблематизировать отношение Скавениуса к посланнику Кауфману, и я не затрагиваю сейчас вопроса о сооружении стратегических дорог на датской территории по желанию немцев и с согласия Гуннара Ларсена. Я не намереваюсь вникать во все подробности дела датского гражданина Вильгельма ля Кура, осужденного по требованию Скавениуса. В нашем судебном разбирательстве, как сказал председательствующий, мы обязаны придерживаться главных линий. Я не берусь утверждать, что политика Скавениуса имела свои просчеты, нет, она в основе своей оказалась роковой для датского народа.

Мы подошли теперь к тому моменту в слушании нашего дела, когда Стаунинг заканчивал свой долгий и достойный восхищения путь государственного мужа. События последних лет подействовали на него удручающе, не хватало ни душевных, ни физических сил, чтобы противостоять политике Скавениуса. Он умер, и его пост занял Вильгельм Буль. Буль продолжал политику сотрудничества, но был глубоко не согласен с внешнеполитическим курсом Скавениуса. На правительственных заседаниях между ними происходили постоянные стычки. Но Скавениус оставался непреклонен. Он был, что в высшей степени понятно, персоной грата у немцев, так сказать их доверенным лицом в датском правительстве. Сидел в своем министерстве как за каменной стеной и не думал уходить.

Правительство Буля выступило с официальным заявлением, которое было отмечено особым, характерным для Скавениуса тоном:

«Мы не смеем оставаться равнодушными и стоять в стороне от этого (грандиозного вооруженного мятежа), ибо в борьбе против коммунизма речь идет об общих европейских интересах, затрагивающих все сферы жизни на нашем континенте. Относительно положения дел в нашей собственной стране можно сказать, что мы будем следовать политической линии, которая нашла свое выражение в законе от 22 августа 1941 года, а также в присоединении Дании к Антикоминтерновскому пакту. В дальнейшем она останется без изменений».

Приведу один простой пример из эпохи правления Буля, весьма типичный для действий этого правительства. Речь шла о том, имеют ли немцы право предавать датских граждан немецкому военному суду. На встрече с представителями прессы Скавениус заявил, что немцы пользовались международным правом Гаагских конвенций, когда они приняли в свое ведение судопроизводство в подобных делах. Вопрос передали на обсуждение в Комиссию девяти. Поэтому я прошу господина Олуфа Педерсена еще раз оказать услугу Суду и дать показания по поводу того, что произошло на этом заседании.

Олуф Педерсен: Я нашел высказывание недостойным, но Тюне Якобсен сказал, что в министерстве юстиции тоже пришли к выводу, что немцы в определенных деликтах имели право судить. Конкретно речь шла о клубе Черчилля в Ольборге. Доктор Мунк сказал, что он никогда не оспаривал мнения, что так должно обстоять дело в оккупированной во время войны стране, но Дания ведь была оккупирована не враждебной державой. Здесь имели место особые отношения согласно немецкому заявлению от 9 апреля. Тогда взял слово Скавениус: правильно, что мы оккупированы не в результате военных действий, но если провести некоторую аналогию с военной оккупацией, то министр юстиции, министерство иностранных дел и председатель Верховного суда правы в своих представлениях о доступе немцев к военному судопроизводству. На это я заметил, что в высшей степени досадно, что министерство иностранных дел, как и министерство юстиции, дали такой отзыв, ошибочный в своей основе.

Обвинитель: Ваша досада очень понятна. Но тройка в лице Скавениуса, Тюне Якобсена и Труела Йоргенсена, вместо того чтобы твердо держаться соглашения от 9 апреля, была готова проводить желаемую немцами аналогию нынешнего положения Дании с правовым положением в оккупированных странах согласно правилам Гаагской конвенции по судопроизводству. Из этого сравнения проистекало, что немцы с полным правом могли предавать датских саботажников немецким военно-полевым судам и осуждать их на смертную казнь.

Теперь мы подошли ко времени министерского кризиса осенью 1942 года, когда правительство Буля ушло в отставку и к власти пришло правительство Скавениуса.

Председательствующий: Как я понимаю, обвинитель намеревается перейти к новым пунктам обвинения. В таком случае, исходя из соображений лучшей обозримости материала, я считаю целесообразным на следующем заседании предоставить слово защите.

Обвинитель: Пожелание суда принимаю к сведению. С моей стороны возражений нет.

Председательствующий: Объявляю перерыв до завтра.