Калека

— Получается, родной брат Евгении Федоровны? — переспросил Коробейников.

— Сводный. Он сын от первого брака Федора Михайловича Аларина с актрисой театра. Аларин-старший умер десять лет назад, его сын в это время был назначен письмоводителем в канцелярию. Продолжил линию отца, ведь Аларин был смотрителем забайкальских тюрем.

Антон Андреевич поправил ус:

— Оба служили по тюремному ведомству, значит.

— Служили? Уже не надеетесь найти Дмитрия Аларина живым? — переспросил Штольман. — Если он жив, то мы быстрее приблизимся к поимке убийцы, а если нет — то убережем от опасности обитателей этого дома. Про Аларина известно немногое. Отличный служащий, замечаний к нему не было. Почти два месяца назад он сел на пароход из Владивостока до Одессы, а потом поездом до Москвы и Затонска.

Из-за поворота показалась аллея к дому, выкрашенному небесно-голубой краской. Бричка вкатилась во двор. Кое-где еще стояли леса, и ходили рабочие с закатанными рукавами и ведрами.

— Простите, — с крыльца поспешила высокая женщина в черном платье, — у нас все еще идет ремонт усадьбы, поэтому такой кавадрак. Прошу, пройдемте. Вы, наверное, из городской управы по поводу пруда?

— Нет. Сыскная полиция. Я следователь Штольман Яков Платонович, а это Антон Андреевич.

— Полиция? — брови женщины дрогнули. — Я Антонина Матвеевна Лисицына, экономка. Простите, не понимаю, но чем вызван ваш визит? Кончиной Аполлинарии Евгеньевны? Но мы ее давно уже похоронили. Царствие ей Небесное, — Лисицына размашисто перекрестилась.

— Нет. Нам нужно поговорить с госпожой Алариной.

Экономка всплеснула руками:

— Хорошо. Я позову Евгению Федоровну. Проходите, господа. Я попрошу горничных накрыть чай на террасе.

Она нервно поправила прическу и поспешила в дом. Яков Платонович огляделся. За стволами деревьев угадывались очертания старых дровяных сараев, один из которых уже разбирали рабочие. Слышался треск ломаемых досок. Антон Андреевич поднялся на террасу.

— Хороший дом, — он вздохнул с улыбкой.

Дверь приотворилась, и Лисицына придержала створку. Сначала показались ноги, укрытые темно-синим пледом, кресло стукнуло о порог, и мужчина в пенсне и с докторским саквояжем вкатил кресло на террасу. За ним несла подушку горничная.

Девушка в кресле была красива. Светло-русые волосы были уложены в косу и сколоты на макушке. Чуть выпуклые глаза не портили красоту ее точеного лица.

— Евгения Федоровна Аларина, — она протянула Штольману бледную руку.

— Яков Платонович, — мужчина поцеловал нежную прохладную кожу.

Коробейников отрекомендовался с поклоном, и Аларина с улыбкой представила остальных:

— Моя компаньонка Глафира.

Глафира выглянула из-за стеклянной двери и присела в книксене.

— Доктор Мальцев, Дмитрий Федорович.

Тот поклонился.

— Чем я вам обязана, господа? — спросила Евгения с улыбкой. Траур делал ее еще моложе своих двадцати семи лет, она казалась совсем юной.

— Ваш брат Дмитрий Федорович должен был приехать? — задал вопрос Штольман.

— Митя? Да, — девушка кивнула. — Как умерла тетушка, я ему написала письмо. Он обещал приехать, но мы до сих пор не дождались от него даже телеграммы. Волнуемся и ждем.

— Как себя чувствовала госпожа Гржимальская в последние дни?

— Хорошо. Она умерла очень тихо, во сне. Утром не пришла к завтраку, пришлось ломать двери, а она там…

Аларина умолкла на мгновение. Глафира бросилась к барышне с платочком, но Евгения ее отстранила и закончила:

— А тетушка умерла.

— Надеюсь, вы не будете против, если я поговорю с вами тет-а-тет, а Антон Андреевич опросит прислугу?

— А вы подозреваете, что тетушку убили? — Евгения округлила глаза. — Но кому ее убивать? Я готова с вами поговорить, Яков Платонович, давайте спустимся в сад. Глафира нас проводит. Ей можно доверять.

Штольман помог спустить тяжелое кресло, и Глафира осторожно покатила его по дорожке.

— Я надеюсь, что это не убийство, потому что уму не постижимо. Зачем кому-то убивать милейшую тетушку? — Евгения поправила плед на коленях. — Я была очень признательна ей.

— Вы приехали сюда с ней?

— Да. Она совершенно неожиданно пригласила меня сюда в «Вязьминки».

— Вы не виделись несколько лет?

— Я ее вообще никогда не видела, а тут… Это был очень приятный и неожиданный сюрприз. Мы очень быстро сдружились за две недели. Она была прекрасным человеком.

— Усадьба хорошая. Ремонт уже был, когда Аполлинария Евгеньевна сюда приехала?

— Нет. Это я сама, — девушка смутилась. — Захотелось сделать приятное брату, чтобы он не так переживал. Мы хоть и не были особо близки, но смерть тетушки — это ужасно. Вам нравится?

Яков Платонович кивнул:

— Да. Позволите ещк один, возможно, неделикатный вопрос?

— Конечно.

— Говорят, что госпожа Гржимальская была очень богатым человеком. Простите за этот вопрос, но кто унаследовал ее состояние?

Аларина откинулась на спинку кресла и махнула рукой. Глафира остановилась.

— Я не знаю, — честно сказала Евгения, глядя Штольману в глаза. — Открытие наследства состоится только тогда, когда Митя прибудет сюда. У тетушки не было детей, и я и мой брат — единственные законные наследники. А пока его нет, я изредка выезжаю в город и не позволяю себе скучать.

Она улыбнулась, и Яков Платонович тепло произнес, не желая ее тревожить:

— Ваш брат приедет, но я попросил бы вас не выезжать в город.

— Совсем?

— Да, совсем.

— Странная просьба, но я удовлетворю ее.

Антон Андреевич захлопнул записную книжку и убрал карандаш.

— Я опросил прислугу. Никто ничего не видел и никто ничего не слышал. Ничего подозрительного. Старуха действительно умерла своей смертью. Ну и характер у нее был — не сахар, — сказал он, садясь в экипаж.

— Не сахар? А Аларина отзывается очень тепло.

— Куда там! Племянница с тетушкой общались только за завтраком. Да и с остальными старуха не ладила, особенно с экономкой Лисицыной. Ссоры были, пух и перья летели.

От дома быстро шагал по дорожке доктор, придерживая свой саквояж.

— Господа, прошу меня простить, но не могу ли я с вами поехать в Затонск? Необходимо купить новые лекарства для госпожи Алариной, а кучер будет только к вечеру.

— Конечно, Дмитрий Михайлович.

Мальцев сел поудобнее, вынул портсигар и чиркнул спичкой. Штольман спросил, подождав, когда доктор сделает первую затяжку:

— А вы давно служите? Доктор Милц о вас прежде не говорил.

— Я здесь человек новый, два месяца служу всего. Недавно кончил курс.

— Где именно?

— В Петербурге.

— А что с барышней приключилось? — спросил Коробейников.

— Несчастный случай. В десять лет упала с лошади, сломала позвоночник, с тех пор и не ходит. Лечили и в Крыму, и за границей, но врачи разводят руками. Кресло и только кресло. После того, как госпожа Гржимальская умерла, Евгения Федоровна дурно себя чувствовала, только недавно начала в сад выезжать. Ремонт этот затеяла.

— Но вы прежде Аполлинарию Евгеньевну лечили… — потянул за ниточку Яков Платонович.

— Не лечил, — Мальцев сделал затяжку. — Когда вызвали, было уже поздно. Констатировал смерть. Она умерла по естественным причинам. Возраст-с. Похоронили недалеко отсюда в Ильино.

Когда бричка остановилась у аптеки, Яков Платонович взглянул на доктора:

— Я не стал говорить об этом Евгении Федоровне, но ее сводный брат прибыл в Затонск и исчез.

На лице Мальцева отразилось непонимание.

— Исчез? Как исчез?

— Это и устанавливает следствие. Ради безопасности Евгении Федоровны вам лучше отложить все поездки в город и не покидать Вязьминки.

========== Глава 4. Сапожник ==========

— Яков Платонович, — Коробейников положил папку и сел на скрипучий стул, — Евсеева дала признательные показания. Маланья Дементьева работала вместе с Пашкой-поездушником, и в тот день они были в одном поезде вместе с Алариным. С ними был еще кто-то третий, который и убил Аларина, а потом и своих подельников.

— Схема проста — девушка заманивала богатых мужчин, опаивала их, а Пашка грабил, — Штольман размешал сахар и сделал глоток чая. — Но в тот день они взяли кого-то еще. Рискованно, однако.

— Могло все сорваться?

— Воровской фарт чужого глазу не любит. Они не могли взять кого-то просто так, зрителем. Пашка-поездушник — калач тертый, законы общества блюдет исправно. Чужого допустить он не мог.

— Значит, кто-то из своих.

— Исключено, Антон Андреевич. Среди воров таких людей нет, да и в Затонске столь отчаянных гайменников не сыщешь.

— Залетный гастролер? — предположил Коробейников.

— Нет. Залетные уважения не вызывают, а воры не покупаются на обещанные червонцы — фарту претит это. Даже примета есть: купил удачу — на киче заплачешь.

Штольман замер и поставил стакан с чаем на стол, потом быстро спросил:

— Где отбывал срок Делянов?

Коробейников зашелестел листами.

— Сначала в ДэПэЗэ в Петербурге, потом в Псковской тюрьме. Богатяновский централ в Ростове. И у нас.

— Проверить сокамерников Павла Делянова. Особенно гайменников высокого полета. Что по словесным портретам Аларина?

— Обер-кондуктор опознал его. Сел такой господин в поезд и до Затонска доехал.

— Это исключает возможность того, что преступники сбросили его с поезда. Они его взяли в Затонске уже среди бела дня. Скорее всего, он жив или был жив до меблирашек над трактиром.

— Но мы там все обыскали. К тому же ни один извозчик до этих меблирашек седоков не брал.

— Именно. Они довезли его с вокзала на собственном «черном» извозчике, провели задним двором и спрятали.

— А потом преступник зачем-то вернулся с Дементьевой, убил ее и исчез.

— Антон Андреевич, убийца действовал по-другому, если был еще один сообщник. Из заключения Милца явственно видно, что Дементьева была убита примерно в то же время, что и Делянов. Это невозможно сделать одному человеку. Они доставили Аларина в меблирашки, после этого один убивает Дементьеву и с Алариным исчезает, а тем временем у Евсеенко застрелили Делянова, сделав попытку имитировать самоубийство.

— И должен был быть пятый — извозчик с собственным экипажем.

— А это уже банда, пожизненная каторга. Ради чего так рисковать? Деньги.

— Да, и очень большие деньги, раз они избавляются от сообщников.

— У нас больше нет зацепок, пока не придет запрос из Главного тюремного управления, — Яков Платонович потер пальцами переносицу. — Если Дмитрий Аларин мертв, то единственная, кто сейчас под большой угрозой — это Евгения Аларина. Банда жестокая, и она пойдет на все. К тому же у них есть свой человек в Вязьминовке. Ведь они откуда-то узнали про наследство Гржимальской.

— Полагаете, что кто-то доносит им?

— Или является непосредственным участником.

Коробейников вздохнул:

— Народу там много. Разнорабочие, прислуга. Та же Глафира или Лисицына. У них тоже есть мотив — Гржимальская дурно обращалась и нраву была тяжелого.