Пропажа государственной важности

— Не верю ни единому вашему слову, господин Чаров. Джозефу не в чем признаваться, а Палицына я не травил. Что касается придуманных вами нигилистов, так я таковых не знаю, — пожав плечами, наградил его ледяным взглядом Кавендиш, однако руку из кармана убрал.

— Вы можете отпираться хоть до второго пришествия, но утром о вашем аресте будет уведомлен посол Бьюкенен, а на следующий день известят столичные газеты. Представляю, как позлорадничает господин Аксаков и другие московские славянофилы. Скандал, полагаю, разразится куда более знатный, нежели тот, от которого вы сбежали из Лондона. Он будет стоить вам карьеры, о репутации я уж промолчу. Аксаков вас не пожалеет и использует в полной мере информацию ему нами о вас данную. Мой дядя министр даст зеленую улицу его публикациям. A propos, подозрительная смерть горничной Катерины, усердно шпионившей для вас и многократно открывавшей отмычками кабинет и письменный стол вице-канцлера, а также ваши корыстные ухаживания за поверившей вам мадемуазель Базилёфф будут преданы огласке. Понятно, что походы по низкосортным борделям и гомосексуальные связи представителя славного рода Девонширов станут вновь притчей во языцех достопочтенной публики. Такова ваша перспектива на ближайшие дни, господин Кавендиш. Однако… — сделав сострадательную мину, заглянул ему прямо в глаза Чаров, — существует и другое, не затрагивающее вашей репутации и успешной карьеры, решение.

При этих словах презрительное выражение на лице британца в одночасье исчезло, он подался вперед и готов был внимать собеседнику.

— Что вы хотите? — осознав свое поражение, глухо выдавил из себя он.

— Вашу работу на нас — только и всего, — Чаров широко улыбнулся и, резко поднявшись со стула, подошел к окну. Чины полиции мирно прогуливались по улице, задерживая взоры на окнах третьего этажа.

— Я должен подумать.

— Думайте до обеда, я заеду к вам днем. А пока — до свидания, господин Кавендиш.