Креолка. Тайна аристократки

— Где вы работаете? — ласково спросила она.

— Пока нигде, мадам. Я три дня ищу работу, но ничего не нашла.

Сильвия взглянула на Калцабиджи:

— Твоя жена постоянно ищет помощниц. Если эта девушка пойдет с тобой…

— Нанимать помощниц я предоставляю жене. — Он кивнул служанке: — Если хотите прийти ко мне и спеть моему брату сегодня вечером, то вас, конечно, накормят на кухне. Больше ничего не обещаю.

Сильвия поняла, что служанка готова согласиться, поэтому приняла ее за авантюристку. Но Сильвия никогда не видела авантюристок, к тому же таких подавленных, как эта девушка. Казалось, она охвачена безудержным страхом.

— Месье и мадам Калцабиджи живут у реки, в Пасси, — сказала Сильвия. — Может быть, после того как вы проведете у них некоторое время, они приведут вас к нам. Тогда мы обсудим, есть ли у вас данные для того, чтобы выступать на сцене. Кто знает?

Молодая женщина вознаградила Сильвию улыбкой, необычайно украсившей ее лицо. Сильвия была тронута. Она вспомнила себя в дни своей молодости. У этой девушки вся жизнь впереди. Сильвия с болезненным любопытством размышляла, что сулит ей эта жизнь.

Айша стояла в передней на верхнем этаже дома Калцабиджи в Пасси, прислушиваясь к голосам двух мужчин в соседней комнате. За ней наблюдал младший Калцабиджи, мальчик лет восьми. Он ходил за Айшой по пятам с того момента, как она пришла сюда. Айша встретилась с женой Калцабиджи, крупной француженкой, которая занималась чем-то в глубине дома. Калцабиджи, на публике казавшийся настойчивым и уверенным, дома был покорным и услужливым.

Старший брат не принимал даже самых скромных гостей, поэтому Айшу сначала отправили на кухню, где никого не было. Повар ушел в лавку, а остальные слуги работали в доме. Айша пыталась узнать хоть что-нибудь от мальчишки, сверлившего ее взглядом, выражавшим презрение и любопытство. Она не опасалась Гульермо Калцабиджи и хотела посмотреть на его брата — мужчину, жившего отшельником на верхнем этаже и окруженного книгами и музыкой. Гульермо говорил о нем с восхищением и любовью.

— Что ты здесь делаешь? — спросил мальчишка, подняв брови и вперив в нее нахальный взгляд.

— Меня пригласили спеть твоему дяде Раньеро.

— Спорю, у тебя ничего не получится. Спорю, ты ничего не умеешь делать как следует.

Айша сунула руку в карман и вынула колоду карт, которая не позволила ей и Флорусу скучать во время путешествия через Атлантический океан. Она протянула карты мальчику.

— Вытащи одну. Не показывай ее, но запомни. — Разумеется, мальчик послушался. — А теперь положи карту обратно. — Прислонившись к стене, Айша перетасовала колоду и протянула мальчишке карту: — Вот твоя карта, дитя мое.

Тот взглянул на карту, и глаза его полезли на лоб.

— Да! Как раз та, которую я вытащил!

— Карта трефовой масти. Сколько всего трефовых карт?

Мальчик вернул ей карту:

— Какое это имеет значение?

— Десять, — сказала Айша. — Никто не учил тебя считать? Хотя бы до десяти? В этой колоде шесть таких карт. Поэтому все гораздо проще. Вот, смотри, я покажу тебе, как это делается.

Оба сели на пол и начали играть в кости, бросая их в расправленный фартук Айши, чтобы никто ничего не услышал. Было смешно наблюдать, как мальчик учится считать, скрывая, что не умеет этого. Айша поняла, что он довольно смышлен, просто никто и ничему не учил его. Играть было весело, но оба говорили тихо, считая себя заговорщиками. Наконец послышались шаги, и Айша тут же вскочила. Мальчик подмигнул ей, когда отворилась дверь.

Айшу провели в комнату, заставленную книгами. Почти все свободное место занимали аккуратно разложенные стопки бумаг. Деревянная мебель и фортепиано были отполированы до блеска. Красивые восковые свечи в серебряных канделябрах весело мерцали. В их свете Айша отчетливо увидела Раньеро де Калцабиджи. Он не встал из-за стола, но она заметила, что это высокий и хорошо сложенный мужчина с правильными чертами продолговатого лица. Черные глаза внимательно смотрели на нее. Раньеро можно было бы назвать красивым, если бы не кожа, местами покрытая красными пятнами, а местами — белыми. Показалось, будто он то краснеет, то становится мертвенно-бледным. Это так смутило Айшу, что она остановилась в нескольких шагах от стола.

— Подойди, — сказал Раньеро и иронически добавил: — Это незаразно.

Айша пожалела, что выказала смущение. Младший Калцабиджи нахмурился, заметив ее досаду. Другой молча рассматривал ее. Румянец на щеках Раньеро мог быть следствием лихорадки, ибо его глаза блестели, а губы пересохли. Проявляя нетерпение, он то и дело потирал предплечья сквозь тонкий батист белой сорочки.

— Вот до чего я дошел, если моя семья развлекает меня, приводя домой служанок.

Лицо Гульермо вытянулось, Раньеро поднял голову и похлопал его по руке, словно извиняясь за свое нелюбезное замечание. Айша подумала, что тот заболел, а настойчивый брат вытащил его из постели. Вскочив со стула, Раньеро подошел к фортепиано, сел на табурет, не спуская глаз с Айши, и коснулся клавиш. Прозвучала и угасла чистая нота. У мадемуазель Антуанетты было фортепиано, привезенное из Италии, но она редко играла, так что этот звук Айше был почти незнаком.

— Послушай еще раз, затем спой мне эту ноту.

Раньеро нажал на ту же клавишу, и Айша спела эту ноту так, что она прозвучала, как припев к креольской песне, и тут же добавила к ней еще одну ноту, длиннее.

Удивленно приподняв брови, Раньеро взглянул на брата и почесал затылок.

— Вот эти три.

Он сыграл три ноты, и Айша повторила их.

— И пониже.

Голос Айши понизился. Казалось, он устремляется в глубины моря, а что-то несется в бездну в нескольких дюймах перед ней. Пальцы Раньеро дошли до высокого регистра клавиатуры и замерли.

— Превосходно!

— Пусть она споет что-нибудь по собственному выбору. Тогда ты все поймешь.

Раньеро Калцабиджи поднялся с табурета и встал рядом с Айшой.

— Пусть будет так.

Айше не хотелось повторять песню, которую она пела сегодня днем: та звучала скорбно и ярко напомнила ей о длинных, жарких ночах в «Каскадах», когда одни рабы будили других жалобными песнями об утраченной любви. Она исполнила песенку о поре жатвы, которая рассказывала о сборе бобов, когда один человек работает на грядке, тянущейся через все поле. Айша покачивалась в такт мелодии; ее голос звучал то звонко, то глухо. Раньеро де Калцабиджи расхаживал перед фортепиано, а Гульермо опустился на стул и наблюдал за обоими, подперев голову руками. Когда песня закончилась, Айша взглянула на Раньеро, не понимая, заработала ли она еще три ливра или эти странные итальянцы вот-вот вышвырнут ее на улицу.

— Подумать только! — Раньеро снова сел на табурет. — О чем была эта песня?

— Говори же, девочка, — подбодрил Айшу Гульермо. — Рассказывай.

Айша пожала плечами.

— Она очень проста, — наконец ответила она.

— Тогда подойдут односложные слова. — Раньеро крепче обхватил свои предплечья, и Айша поняла, что кожа его все время зудит и ему мучительно прикоснуться к чему-либо. Он также не выносил, когда кто-то прикасался к нему. Айша жалела его, но встречала болезни куда ужаснее у своего народа. Айша снова пожала плечами: верно, содержание этой песни можно было объяснить одним словом.

— Ну? — нетерпеливо произнес Гульермо.

— Это песня о страсти.

Раньеро захохотал. Он ухватился за край табурета, чуть качнулся и снова выпрямился. Его глаза блестели.

— Твоя откровенность похвальна. — Он взглянул на Гульермо. — Брат мой, это не совсем то, что ты обещал мне.

— Нет, это именно то! К черту лирику! Самое главное — свойство ее голоса. Ты ведь этого и искал, когда писал свои сочинения.

— Конечно же, ты незнакома ни с одной оперой, — заметил Раньеро.

Айша покачала головой:

— Мои песни предназначены для работы и отдыха. Та, которую я пела на ярмарке, исполняются мужчинами: один мужчина собирается покончить с собой, потому что любимая им женщина отдала предпочтение другому.

— Вот именно! — воскликнул Гульермо. — Замечательное контральто. Представь, как ее голос, к примеру, будет контрастировать с сопрано Камиллы.

— Хорошо, хорошо. Ты ведь выступала на сцене? — Айша снова покачала головой, но Раньеро настаивал: — Однако у тебя ведь есть честолюбивые намерения?

— Я не вынашивал грандиозных планов, — вступил в разговор Гульермо. — Я лишь хотел, чтобы ты послушал ее голос и поставил его. Тогда она будет петь так, как ты задумал. И ты снова займешься привычным делом. Ты слишком давно пренебрегаешь работой. — Раньеро нахмурился, но Гульермо обратился к Айше: — Мой брат пишет либретто для опер. Его интересует такой голос, как у тебя. Ты сможешь исполнять определенные роли. Мы проведем эксперимент. Моя жена возьмет тебя в этот дом на несколько недель. Тебе дадут комнату в мансарде, и ты займешься работой по дому. Когда брат сочтет нужным, будешь заниматься с ним.

— Подожди, — прервал его Раньеро. — Петь на итальянском? Как же она выучит слова?

— Я умею читать. — Айша схватила лист бумаги и произнесла слово, написанное на нем: — Мета… стасио.

Заметив их удивление, она уверенно вскинула голову. Это сулило работу и крышу над головой, какими бы безумцами ни были эти двое мужчин.

Гульермо промолчал, а Раньеро задумался. Наверное, он угадал, что ей очень хочется остаться. Он не понимал причину этого, ибо не видел, как Айша последние дни брела от двери одной кухни к другой, а ее прогоняли отовсюду. Раньеро не видел, как она съеживалась, когда конная гвардия или городская полиция двигались мимо нее. Он не видел, как она торчала на улице перед парижскими «Братьями Бертран» и уходила, так и не решившись попросить у банкиров свои деньги.

Айша мяла в руках листок с нотами. Раньеро подошел к ней, вырвал листок у нее из рук и разгладил на столе. Он оглянулся на Айшу через плечо.

— Вы получите от моей невестки десять су в день. За два часа занятия музыкой после работы я добавлю еще пять. Пятнадцать су в день. Музыкой будете заниматься четыре часа. Двадцать су в день на всем готовом. Идет?

— Да, месье.

— Великолепно! — воскликнул Гульермо. Он встал и указал Айше на дверь. — Ты отужинаешь вместе с нами? — спросил он Раньеро.

Тот покачал головой:

— Тогда все станут такими же безумцами, как и я. Пусть принесут мне ужин сюда. — Он одарил Гульермо теплой улыбкой. — Жду новую ученицу завтра вечером, в семь. — Раньеро кивнул Айше.

Гульермо и Айша вышли в коридор, где все еще ждал мальчик. Как только Гульермо затворил дверь, из комнаты донеслась приглушенная мелодия. Гульермо улыбнулся, но выражение его лица изменилось, когда сын залез в карман передника Айши и вытащил оттуда игральные кости, да так торопливо, что те выпали у него из рук.

— Что это такое?

Мальчик смотрел на кости, лежавшие у его ног.

— Это кости, папа. Две одинаковых: смотри, две тройки. Получается шесть. — Он торжествующе посмотрел отцу в глаза. — Это она показала мне, — торопливо пояснил мальчик, взглянув на Айшу.

— Хорошо, а теперь ты покажи ей, где находится буфетная. Отведи ее вниз, к повару, и пусть она присмотрит за тобой, пока ты ужинаешь.