В балканских ущельях

Карл Май
В балканских ущельях

Глава 1

ШИМИН-КУЗНЕЦ

Я покинул Адрианополь в сопровождении Халефа, Омара и Оско, а также трех хавасов1. Проскакали совсем недолго, как вдруг услышали позади топот копыт. Пригляделись и заметили всадника, нагонявшего нас галопом. Мы дождались его. Это был Малем, охранник Гуляма. Он ехал на тяжело нагруженной лошади, которая от скачки совсем взмокла.

— Салам! — приветствовал он нас, соскочив с коня на землю.

Мы ответили ему тем же.

Видя наши вопросительные взгляды, он пояснил:

— Прости, эфенди 2, что я заставил вас остановиться. Мой господин приказал мне нагнать вас.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы передать вам груз.

— А что это?

— Продовольствие и другие необходимые вещи.

— Но мы и так набрали всего на много дней!

— Мой господин не исключает такой вариант: те, кого вы преследуете, свернут с главной дороги. И если вы углубитесь в горы, то найдете там лишь корм для лошадей, а для себя — увы, ничего.

— Твой господин весьма предусмотрителен, но груженая лошадь только задержит нас.

— Мое дело было пригнать ее, таков приказ. Да ниспошлет вам Аллах здоровья и доброй поездки!

С этими словами он спрыгнул с лошади, поклонился и помчался обратно в город.

— Мне поехать за ним, эфенди? — спросил Халеф.

— Зачем?

— Вернуть.

— Ладно, пусть бежит. Не будем терять времени.

— Интересно, что там в мешках?

— В любом случае нам сейчас это не понадобится. Распакуем, когда стемнеет, все равно вечером ехать и опасно, и трудно. Возьмем лошадь за поводья. А теперь вперед!

Прерванная поездка возобновилась. Я скакал впереди, остальные — за мной. Дело в том, что я пытался отыскать следы, хотя это было явно пропащим занятием.

Дорога, хотя ее с трудом можно было так назвать, все же немного просматривалась. Маленький хаджи3 верно подметил, что обнаружить следы здесь так же сложно, как в Сахаре. Поэтому я больше обращал внимание не на саму дорогу, а на ее обочину, идущую вдоль берега реки. Я был абсолютно уверен, что трое всадников находятся где-то впереди нас, причем не очень далеко.

По пути нам попадались самые разные люди — и всадники, и погонщики мулов с повозками, и пешеходы, но никому я не задавал никаких вопросов. Если беглецы проехали тут вчера вечером, никто из сегодняшних путников их встретить не мог.

Возле небольших домишек мы тоже не замедляли ход — здесь не было никаких ответвлений, куда бы могли свернуть преследуемые. Но когда мы прибыли в местечко под названием Бу-Кей, откуда расходились дороги в разные стороны, я спросил первого встречного:

— Салам! Есть ли в этой благословенной местности бакджи?4

У того, к кому я обратился, на боку красовалась сабля, в правой руке была устрашающего вида дубинка, на феску был наброшен платок, когда-то бывший цветной, а теперь просто грязный, и он был бос. Он осмотрел меня с ног до головы, потом оглядел остальных и величественно промолчал.

— Ну же! — поторопил я его.

— Сабр, сабр! (Терпение, только терпение!) — был мне ответ.

Он оперся на свою дубинку и уставился на Халефа. Тот же полез в седельную сумку, вытащил на свет божий плетку и спросил:

— Знаешь эту штуковину?

Незнакомец схватился за саблю и ответил все тем же тоном:

— А это тебе знакомо, малыш?

Малыш! Ни одно другое слово не приводило Халефа в такое бешенство, как это. Он замахнулся, и я едва успел поставить свою лошадь между ними.

— Никакого рукоприкладства, Халеф! Он уже нам отвечает!

Я вытащил из кошелька несколько мелких монет, показал их мужчине и повторил вопрос:

— Итак, есть ли здесь бакджи?

— А ты дашь мне денег?

— Дам.

— Тогда давай! — И он протянул руку.

— Сначала ответ.

— Бакджи есть, но сначала деньги.

Я передал ему несколько мелких монеток.

— Где живет бакджи?

Он спрятал мелочь, повел плечами и спросил с ухмылкой:

— А ты оплатишь ответ?

— Ты же уже получил!

— Это за первый вопрос, а за второй?

— Хорошо, вот еще две монетки по пять пара. Где живет бакджи?

— Там, в последнем доме. — Он указал на постройку, которую и домом-то назвать нельзя было, скорее, чем-то средним между хижиной и хлевом.

Мы подъехали к этому домику, и я слез с коня, чтобы нырнуть в дыру, служившую входом. В этот момент оттуда появилась женщина, видимо, привлеченная стуком копыт.

— Аллах, кто это? — крикнула она и скрылась в дыре. Она не укрыла лицо, но мы тут были ни при чем.

Она была босой, тело обернуто в некое подобие платка, а волосы выглядели как продукция войлочной мануфактуры. Лицо не знало воды, наверное, несколько месяцев.

Я уже подумал, что мы ее больше не увидим, но после того как мы несколько раз позвали, она снова появилась. Перед лицом она держала ветхую корзинку и через щели смотрела на нас, но зато мы уже не могли судить о ее красоте.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Здесь живет бакджи? — снова задал я свой коронный вопрос.

— Да, здесь.

— Ты его жена?

— Я его единственная жена, — ответила она с гордостью, из чего можно было понять, что она и только она владеет сердцем своего неуловимого паши.

— Он дома?

— Нет.

— А где он?

— Ушел.

— Куда?

— Он совершает обход.

— Но ведь сейчас не ночь!

— Он сторожит не только по ночам, но и днем — наблюдает за подданными падишаха. Он ведь не только бакджи, но и слуга киаджи5, выполняет его приказы.

Но тут появился тот самый мужчина, которого мы расспрашивали чуть раньше. Он был полон достоинства.

Я состроил кислую мину и сделал несколько шагов ему навстречу.

— Так ты сам и есть бакджи?

— Да! — ответил он гордо.

Хаджи Халеф Омар заметил, что я не в настроении, и подъехал почти вплотную к ночному стражу, не выпуская при этом меня из виду. Я догадался, что он задумал, и одобрительно кивнул ему.

— Отчего же ты не сказал мне это сразу, когда я с тобой разговаривал? — спросил я.

— Я не считал это необходимым. У тебя есть еще деньги?

— Для тебя хватит. Могу оплатить тебе все последующие ответы.

При этом я едва заметно кивнул, и плетка Халефа со свистом опустилась на спину стража порядка. Тот попытался отпрыгнуть назад, но маленький хаджи уверенно дал лошади шенкелей, и она так плотно прижала крупом незадачливого плута к стене, что тот не мог пошевелиться. Он и не думал воспользоваться саблей или дубинкой, лишь вопил не своим голосом, и ему вторила его «единственная». При этом она забыла прикрывать лицо корзинкой, отбросила ее, подскочила к лошади Халефа, схватила ее за хвост и что было сил заголосила:

— Убирайся! Убирайся! Как ты можешь так обращаться со слугой и любимцем падишаха? На помощь! На помощь!

На эти истошные крики из соседних окон и дверей стали высовываться люди, заинтересованные источником столь громких звуков.

Я так же незаметно подал Халефу знак закругляться. Он понял меня. Всего ночной сторож получил десять — двенадцать ощутимых ударов плеткой. Он выпустил Дубинку из правой руки, схватился ею за саблю, а левой — за спину, вскричав:

— Ты, ублюдок! Сейчас я сделаю тебя на голову короче! Натравлю на тебя всю деревню — пусть люди разорвут тебя!

Халеф, смеясь, кивнул. Он уже хотел что-то ответить, но в это мгновение какой-то мужчина пробрался сквозь собравшуюся вокруг толпу и обратился ко мне с вопросом:

— Что здесь происходит, кто вы такие?

Передо мной явно был господин наместник, но я все же спросил:

— А кто ты?

— Я киаджа этой деревни. Кто дал вам право избивать моего хаваса?

— Его поведение дало нам это право.

— Как это?

— Я хотел получить у него справку, а он отказал мне в этом пустяке. Он вымогал с меня деньги за все.

— Он имеет право продавать свои ответы за ту цену, которую считает нужной!

— А я отплачиваю ему по своим расценкам! Сейчас он получил заработанное и будет отвечать.

— Ни слова не скажу! — завопил стражник.

— Ни слова не скажет, — подтвердил киаджа. — Вы напали на моего слугу. Немедленно следуйте за мной! Я расследую это дело и наложу на вас штраф.

Тут маленький хаджи достал плетку и спросил меня:

— Эфенди, не попробовать ли этому киадже из Букей гиппопотамовой кожи?

— Сейчас не надо, давай попозже, — ответил я.

— Ты что, собака, хочешь наградить меня плетьми?! — взвился наместник.

— Вполне возможно, — ответил я спокойно. — Ты киаджа этой деревни, но знаешь ли ты, кто я?

Он промолчал. Мой вопрос был ему совсем некстати. Я между тем продолжал:

— Ты назвал этого человека своим хавасом.

— Он и есть Мой хавас.

— Нет, он не хавас. Где он родился?

— Здесь.

— Ах вот как! А кто откомандировал его к тебе? Если он местный житель, значит, ты сам сделал его своим подчиненным, но ведь он не полицейский. Ты посмотри

на этих трех всадников, одетых в униформу великого господина. Получается, у тебя в подчинении лишь ночной сторож, а у меня — трое настоящих хавасов. Что из этого следует? Что я — совершенно иной человек, нежели ты.

Чтобы придать моим словам еще больший вес, Халеф со свистом резанул воздух своей плеткой, так что киаджа отшатнулся. Люди, стоящие за ним, тоже в испуге отступили. По их лицам я понял, что они стали уважительнее к нам относиться.

— Ну, отвечай! — настаивал я.

— Господин, скажи прежде, кто ты, — попросил он. Тут вмешался Халеф:

— Ты ничтожество, червяк! Как ты можешь требовать от этого человека его имени! Ну ладно, я скажу тебе, перед тобой — самый благородный и великий хаджи эфенди Кара бен Немей бей, освещенный тысячей солнц Аллаха. Надеюсь, ты слышал о нем?

— Нет, никогда не слышал, — пробормотал сбитый с толку киаджа.

— Как так не слышал?! — продолжал бушевать малыш. — Наверное, надо сжать твою голову и держать ее в таком положении, пока из нее не выпадет нужная мысль! Подумай как следует!

— Да, я слышал о нем, — выдавил из себя киаджа в тихом ужасе.

— Только раз?

— Нет, много раз!

— Твое счастье, киаджа. Иначе мне пришлось бы задержать тебя и препроводить в Стамбул, а там тебя точно утопили бы в Босфоре. Теперь слушай, что скажет тебе этот высокородный господин!

Сказав это, Халеф отодвинул лошадь от несчастного. Глаза его еще блестели притворным гневом, а губы предательски кривились. Бравый хаджи едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.

Все взгляды теперь были направлены на меня. Я обратился к киадже миролюбивым тоном:

— Я приехал сюда не для того, чтобы требовать, но я привык, чтобы на мои вопросы отвечали быстро и

четко. Этот человек отказался дать мне ответ на простейший вопрос; он требовал с меня денег, поэтому мы его проучили. Теперь только от его поведения зависит, назначат ему палок или нет.

В этот момент наместник повернулся к сторожу и, сделав недвусмысленный жест, приказал:

— Во имя Аллаха, быстро отвечай!

Ночной страж подданных падишаха принял подобострастную позу, как если бы перед ним стоял повелитель всех правоверных.

— Эфенди, спрашивай меня!