Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

Возвращение на малую родину

Иногда биографию Буссенара можно проследить по истории его собаки. Это относится и к послевоенному периоду.

«После войны я привез к себе в деревню большого шотландского спаниеля Тома Первого, перенесшего все тяготы осады Парижа при следующем осложняющем обстоятельстве: у него не только не всегда была еда, но и ему самому постоянно грозила опасность быть съеденным.

Том был со мной во время битвы при Шампиньи, и солдаты батальона (не кто-нибудь, а морские пехотинцы), пораженные его бесстрашием, по возвращении из боя единогласно и с криками одобрения постановили ежедневно обеспечивать его пищей. С этого дня ему уже не надо было бояться, что кто-нибудь его съест. Разумеется, на побывку мы уехали вместе, оба до крайности отощавшие. Мы остановились в небольшом домике, увы, разоренном во время нашествия (наш департамент Луаре так жестоко пострадал в тот страшный год!).

У одного из жителей деревни был огромный дог, который царил над всеми окрестными собаками. В самый день приезда я проходил перед его домом, Том бежал по пятам. Как только дог заметил моего спаниеля, он бросился на него — предательски, без предупреждения, как обычно поступают скрытные крестьяне. Том, застигнутый врасплох, резким движением вырвался из пасти дога, оставив в зубах вероломного противника кусок кожи и клочья шелковистой шерсти.

Хозяин дога злорадно посмеивался, видя, как досталось собаке „господина“. Вырвавшись из лап коварного врага, Том — имевший честь быть отмеченным в приказе по военно-морскому флоту — понял, что должен победить или умереть.

Не издав ни звука, он отступил, отбежал, уклонился от столкновения с противником, затем ловко схватил его за переднюю лапу и опрокинул на спину. Как во французском боксе! Прежде чем оглушенный дог оправился от неожиданного маневра Тома, тот, ощетинившись, с налитыми кровью глазами, набросился на него и начал яростно вгрызаться ему в живот.

— Смелее, матрос!

Злосчастный дог, должно быть, испытывал невыносимую боль, ибо он испускал душераздирающие вопли. Когда я счел наказание достаточным (признаться, я не спешил: так меня возмутили насмешки хозяина собаки), то с большим трудом оторвал своего спаниеля от его жертвы.

Искусанный дог с наполовину растерзанным животом поплелся к своему хозяину. Том провожал его рычанием с разъяренным и вместе с тем миролюбивым видом, казалось, говорившим:

„Вот мы какие во флоте!“

Огромный пес никогда не забывал полученной взбучки и, еще издали заметив Тома, из предосторожности прятался в угол, не осмеливаясь высунуть даже кончик носа».

В этой сцене, которую мы намеренно воспроизвели полностью, — весь Буссенар, и как человек, и как писатель: схватка, в которой истинно храбрый побеждает мнимого смельчака, торжество иронии и смекалки над чванством и высокомерием — и все это на фоне яростной борьбы, окрашенной кровью и страданием, что придает даже самому незначительному эпизоду потрясающую выразительную силу. В финале (как и в сцене с крестьянином и зайцем) появляются нотки добродушия и незлобивости, необходимые для того, чтобы придать рассказу успокоительный тон гуманности и даже нравоучительности, без чего любое произведение, написанное для широкой публики, приобретает характер чрезмерной откровенности.