Сокровища ханской ставки

* * *

То, что от судьбы не уйдешь, как никогда отчетливо понимает сейчас Луков, глядя на безучастное, холодное лицо полковника Любищева. А уйти очень хочется, очень верится еще, что все это – лишь недоразумение. Вот только полковник, кажется, так не думает.

Любищев поднимает глаза на майора, смотрит внимательно.

– Ну так что, майор? Времени у вас было достаточно, чтобы припомнить все свои проступки и, тем более, преступления. Что скажете? Понимаете теперь, в чем виноваты?

Майор качает головой упрямо. Что хотите говорите, но преступлений никаких он не совершал и вины за собой тоже не чувствует. И очень плохо, что не чувствует, потому что вина есть и вина тяжкая, отвечает ему полковник. Да вот хоть взятки, которые он от местного немецкого населения брал…

Луков холодеет: какие еще взятки? Не было никаких взяток.

– Значит, не было? – улыбается особист. – А пятьсот рейхсмарок, которые вам вручила некая госпожа Гаубих за то, что вы, покидая свой пост, разрешили ей под видом кафешантана открыть в городе публичный дом? Или скажете, что этого тоже не было?

Майор вздрагивает. Про пятьсот рейхсмарок кроме него знали еще только два человека – сама Гаубих и Задорнов. Представить, что капитан, с которым они были на ты и приятельствовали, взял и написал на него донос, ему трудно. Однако еще труднее представить, что донос написала фройлен. Ей-то это зачем? С другой стороны, зачем это Задорнову? По одной только профессиональной особистской привычке на всех доносить? Но два года они с ним прожили, что называется, душа в душу, и никаких сложностей по этой части не возникало. И вдруг на тебе…

Он почти забывает про Любищева, который продолжает, не отрываясь, смотреть на него.

Итак, капитан Задорнов. Но зачем, почему? Тем более, в тот момент, когда майор уже уехал, а, значит, не путается у него под ногами. Задорнов, наконец, хоть ненадолго, но получил власть в свои руки, из заместителя стал временно исполняющим обязанности коменданта.

Стоп, стоп! Вот, кажется, и разгадка. Исполняющим обязанности он стал временно, на короткий срок. Вместо Лукова должны были прислать нового коменданта, и Задорнов опять становился вторым. Вечно второй – может, кого-то это и устраивало, но только не капитана. Он человек амбициозный, хочет продвинуться по служебной лестнице. А для этого не помешает хорошая должность, вроде коменданта города. Тут уж, хочешь не хочешь, дадут ему очередное звание и будет он не капитан, а целый майор. Для этого следовало ему себя как-то по-особенному проявить. А как себя может проявить особист, как не отыскав затаившегося врага и вероятного изменника родины?

Холодок пробегает у майора по спине. Постойте, товарищи дорогие, если Задорнов мог на такое пойти, так не мог ли он сам все это и организовать? Лукова тогда сразу удивило, что фрау Гаубих за разрешением пришла к нему, а не к бургомистру. Она это объяснила тем, что он, комендант, если ему предприятие не понравится, может его своей волей закрыть. Но, помилуйте, как бы он мог его закрыть, если на следующий день уезжал на родину? Подмазывать надо было не его, а того, кто оставался на его месте. А это был капитан Задорнов. Так, может, она именно его, Задорнова, и подмазывала, предлагая взятку майору? Зашла, подкинула деньги, вышла, тут же явился капитан и эту, с позволения сказать, взятку немедленно и обнаружил…

Постой, говорит майор самому себе, ты вот что сейчас делаешь? Ты сейчас обвиняешь чекиста, человека с горячим сердцем и чистыми руками, в том, что он этими самыми руками устроил сговор с гражданкой иностранного государства, и не просто сговор, а провокацию. И ты, может быть, собираешься объявить об этом полковнику Любищеву? А доказательства у тебя есть – кроме твоей очевидной ненависти к работникам наших доблестных органов? Нет у тебя никаких доказательств, одни только предположения. А это значит, что придется выбираться самому, придумывать что-нибудь правдоподобное. Или, напротив, ничего не придумывать, а сказать все, как есть.

Впрочем, нет. Он ведь не мальчик уже, он взрослый человек. Он понимает, что правде его никто тут не поверит. Значит, надо все равно придумать, но что-то такое, чтобы потом от этого можно было бы отказаться, и чтобы полковник почувствовал себя победителем в этой нелегкой особистской игре. И тогда, может быть, обвинение с него снимут… Хотя нет, конечно, не снимут, но, может быть, оно не будет таким тяжелым, таким безнадежным.

– Итак, – говорит полковник, убирая папку в стол. – Вы созрели до дачи признательных показаний?

– Созрел, – кивает майор. – Расскажу все, как на духу.