Комиссар

Наступающие приблизились ко второй линии обороны. И в этот момент застрекотали пулеметы. На траншеи снова обрушились огненные шары и удары молний, однако упертые солдаты не переставали строчить по несущимся на них кавалеристам. Однако латы продолжали защищать своих владельцев от смертоносных патронов. Нарармейцы запаниковали, кое-кто бросился бежать. Когда кавалеристы приблизились вплотную к траншеям, интенсивность магических атак спала. Тогда же конница понесла первые за сражение потери — не падавшие духов бывалые солдаты на левом фланге спокойно расстреливали несущихся на них врагов. Кавалеристы стали предпринимать неуклюжие попытки атаковать пулеметчиков копьем и поплатились за это мгновенной смертью. Подоспевшие пехотинцы-гренадеры стали забрасывать стрелков гранатами, только после этого сумели подавить огневую точку народников.

На том минута славы трерийской магической армии закончилась. Очередная артиллерийская канонада провозгласила новую порцию снарядов которые на этот раз не изменили траекторию — удар пришелся прямо по колдуна, отчаянно читавшим заклинания. Череда взрывов, дым на какое-то время закрывает обзор, а когда рассеивается, глазам открывается страшная картина — куча трупов чародеев, изуродованных, фактически разорванных на части.

Уже на подходе подкрепления народовольцев. Пулеметные очереди начинают скашивать красивые на параде, но абсолютно бесполезные на поле боя ряды архаичной закованной в заговоренные латы тяжелой кавалерии. Новые залпы артиллерии стирают с лица земли некудышных пехотинцев и легких кавалеристов. Колдуны снова пытаются прочитать свои заклинания, ударить по наступавшим огнем и молниями, но истратившие почти все свои силы во время атаки на первую линию обороны, они едва-едва умудряются нанести хоть какой-то урон, который лишь сильнее злит солдат, потерявших в первой отчаянной атаке трерийцев своих товарищей.

Битва превращается в мясорубку, замешкавшиеся кавалеристы обращаются в бегство, рассеиваются по полю боя, с криками «ура!» нарармейцы переходят в атаку, кромсают, убивают и берут в плен трерицев. Через два часа после начала битвы последним местом сопротивления оказывается успевшая укрепиться у подошвы горы дивизия народоборцев, вооруженная и подготовленная значительно лучше частей колдунов. Осознавая безнадежность своего положения, оставшемуся за старших офицеру удается выторговать право на отступления после сдачи оружия. Трухалин свое слово сдержал и позволил солдатам враги покинуть поле боя.

Гарское сражение завершилось сокрушительным поражением трерийцев. Это было последнее в мировой истории событие, когда магия на поле боя применялась настолько широко.

…

Закинув Салтыкова себе на шею, придерживая одной рукой за ногу, а второй за руку Сергея, Кирилл быстро бежал вперед, не разбирая дороги. Втаптывая в землю сухую горную траву, он постоянно чихал от поднимавшейся в воздух пыльцы. Из-за эту пару раз чуть не оступился, но в конце концов выбрался к речке, положил Салтыкова на землю, наклонился, набрал в рот воды, брызнул ею на гвардейца. Сергей вздрогнул, открыл глаза.

— Живой, — с облегчением выдохнул Кирилл.

Спасенный недружелюбно посмотрел на спасителя.

— Зачем? — спросил Сергей.

— Тогда, в столице, я тебе уже сказал — ты мне не враг, Сергей, я не воюю с тобой, с генералом Голицыным, я воюю за право народа самого решать свою судьбу.

— Понимаешь хоть, что твои «товарищи» теперь тебя расстреляют? Знаю я ваших зверей.

— Это вряд ли. А вот тебя могут, раз уж ты такого о них мнения.

Салтыков кое-как встал, подошел к речке, умылся, попил воды.

— Уходи, Сергей, и как можно скорее. Наши могут начать искать беглецов. Тебя поймают.

— И расстреляют? — с усмешкой спросил Салтыков.

— Скорее всего, — на этот раз серьезно ответил Кирилл. — Если откажешься драться на нашей стороне. А ты откажешься.

— Тут ты прав — среди гвардейцев клятвопреступников немного.

— Я не клятвопреступник… — начал было защищаться Кирилл, но Салтыков только махнул рукой.

— Не надо, я и в прошлый раз наслушался твоей ерунды, — он поднялся на ноги, снова держался уверенно. — Знаешь ведь, что убил бы тебя не задумываясь, а все равно помогаешь?

— Это не важно — ты мой друг. Потому, как и в прошлый раз, даю тебе дружеский совет: бросай воевать и уезжай из страны. Это лучший вариант.

— Что меня в тебе всегда поражало, Кирилл, это наивность. Ты был лучшим в фехтовании и стрельбе, да и в науках успевал, пусть и не так, как в остальном, не дурак вроде. А такой наивный, недальновидный. О последствиях своих решений не думаешь. Прощай, — Салтыков побрел вдоль реки на юг.

— Это была угроза? — спросил Кирилл ему вслед.

— Нет, — нехотя отозвался тот. — Не уверен, что когда-нибудь стану угрожать тебе после сегодняшнего. Пусть ты и наивный, но в одном меня убедил — и на войне можно оставаться верным своим принципам.