Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война

Фостера впервые "одолжили", когда ему было всего пять лет, и вскоре после приезда он нанес свой первый визит в Белый дом - в качестве гостя на дне рождения одного из внуков президента Харрисона. Алли начал посещать Белый дом несколькими годами позже. В детстве и юности оба брата чувствовали себя в самых привилегированных кругах. Они обедали с послами, сенаторами, секретарями кабинета министров, судьями Верховного суда и другими выдающимися личностями, включая Уильяма Говарда Тафта, Теодора Рузвельта, Гровера Кливленда, Уильяма Мак-Кинли, Эндрю Карнеги и Вудро Вильсона. Хотя они были слишком молоды, чтобы участвовать в обсуждении мировых событий за обедом, они внимательно следили за происходящим. Из этих долгих вечеров они впитывали не только заповеди, идеи и представления, формировавшие правящий класс Америки, но и его стиль, лексику и взгляды.

"Женщины с блестками и шлейфами, мужчины с украшениями и поясами были нарядны и романтичны", - вспоминала впоследствии их сестра Элеонора. "В целом чаи и ужины отличались достоинством и любезностью, по сравнению с которыми современные коктейльные вечеринки кажутся хаотичными".

Уже на раннем этапе жизни Алли проявлял необычайное любопытство к другим людям. В Уотертауне у него появилось хобби - наблюдать за привычками своего отца и делать о них заметки. Ему было всего семь лет, когда дед впервые "одолжил" его, но он был увлечен оживленными дискуссиями, которые возникали во время застольных бесед. После ухода гостей будущий разведчик садился в своей спальне и писал отчеты об услышанном, обобщая мнения государственных деятелей, компанию которых он только что покинул, и стремясь проанализировать их характеры.

"Я был заядлым слушателем, - вспоминал он впоследствии.

В ту первую зиму в Вашингтоне Алли увлекся бурской войной и изложил свою страсть в эссе из шести тысяч слов, в котором утверждал, что "буры хотят мира, но Англии нужно золото, и поэтому она воюет со всеми маленькими странами". Его дедушка был настолько впечатлен, что заплатил за частную печать эссе с орфографическими ошибками, и в восемь лет Алли стал публикуемым автором. Его старший брат не впечатлился, заявив, что антиколониальные идеи Алли "ошибочны и инфантильны".

Возможно, это мнение и было правильным, но, высказывая его, Фостер проявил осуждающую суровость, которая никогда не смягчалась. С раннего детства он был торжественным, дисциплинированным и сдержанным, но при этом резко самодовольным. Он никогда не выходил из себя и не жаловался, но с презрением относился к тем, кто не соответствовал его стандартам. Одним из его любимых занятий было заучивание длинных библейских отрывков - он мог наизусть прочитать всю книгу Иоанна Богослова.

Уже тогда у братьев сформировались заметно отличающиеся друг от друга характеры. Фостер был трудолюбив, узконаправлен, социально неумел и серьезен не по годам. Его сестра Элеонора видела в нем "скорее второго отца, чем брата". Алли был общительным и дружелюбным, но склонным к вспышкам гнева. "Его ярость, его эмоции, когда он возражал против чего-то, часто были просто ошеломляющими", - писала Элеонора.

С течением времени эти различия только усилились. Фирменными знаками Фостера стали темная шляпа и зонтик, Алли - вальяжные усы и трубка. Фостер стал богатым и влиятельным, но остался почти без друзей и часто выглядел не в своей тарелке. Алли превратился в остроумного рассказчика, чья общительная манера могла обмануть практически любого. По словам одного из биографов, он был "романтичным и авантюрным членом семьи", но при этом "гораздо более мрачным, безжалостным и беспринципным человеком, чем его брат".

Две из трех сестер мальчика прожили свою жизнь вдали от посторонних глаз: Маргарет вышла замуж за священника, Наталин стала медсестрой, но третья, Элеонора, была не менее грозным персонажем, чем они. Она была близорука почти до слепоты, но воспитание сделало ее выносливой пловчихой и почти такой же хорошей охотницей и рыболовкой, как и все ее братья. Ее нельзя назвать бунтаркой, но она была свободомыслящей, спокойно отвергала христианское благочестие своей семьи, во время учебы в Брин-Море вступала в лесбийские связи, носила шелковые чулки, коротко стригла волосы, курила на людях и даже сквернословила. Позже она получила докторскую степень в Гарварде, много путешествовала по Европе, Латинской Америке и Южной Азии, преподавала экономику, помогала управлять системой социального обеспечения, участвовала в Бреттон-Вудской конференции, реорганизовавшей мировую экономику после Второй мировой войны, занимала различные дипломатические должности и написала десяток книг с такими названиями, как "Французский франк 1914-1928". Ее интеллект был сопоставим с интеллектом любого из ее братьев. Если бы при ее жизни отношение к женщинам было иным, она могла бы превзойти их обоих.

Осенью 1904 г., когда Фостеру исполнилось шестнадцать лет, он поступил в Принстон, альма-матер его отца, основанный пресвитерианами и считавшийся своего рода семинарией сельского клуба. Поначалу он чувствовал себя неуютно, отчасти из-за вспышки ненависти к себе, вызванной тем, что биограф семьи Леонард Мосли назвал "эмоциями такого рода, каких он никогда не испытывал раньше".

Он влюбился, как школьник, ведь ему было всего шестнадцать, в одного из своих сокурсников, бунтаря с дикими глазами, который был на два года старше его. Это чувство было более чем ответным. Это было волнующее переживание до того момента, когда он узнал от своего обожаемого старшего партнера, что мужские отношения могут иметь и физическую сторону. Для молодого человека, который до сих пор только смущенно приставал к девушке на вечеринке, это было сокрушительным и шокирующим открытием того, что, как он знал из Библии, является позором и грехом. Он передал это ощущение деградации с таким эффектом, что сокурсник вышел из своей комнаты и покинул колледж.

В конце первого курса Фостеру представилась возможность, о которой мало кто из студентов мог мечтать. Императорское правительство Китая, которое "дедушка Фостер" представлял в Вашингтоне, наняло бывшего госсекретаря для консультирования своей делегации на Второй Гаагской мирной конференции в Нидерландах, и он взял своего внука с собой в качестве секретаря. Конференция была частью амбициозной программы, проводившейся по инициативе президента Теодора Рузвельта и российского царя Николая II, направленной на установление глобальных правил, снижающих опасность войны. История придает ей лишь скромное значение, но для девятнадцатилетнего Джона Фостера Даллеса она стала захватывающим знакомством с миром дипломатии высокого уровня и международного права. Он мог наблюдать, как государственные деятели десятков стран занимаются своим делом, а его дедушка был рядом, чтобы интерпретировать их цели, мотивы и тактику.

К моменту возвращения в Принстон Фостер решил, что станет не проповедником, как ожидали близкие ему люди, а "христианским юристом". Это "чуть не разбило сердце моей матери", - признавался он позже.

Далеко не каждый студент Принстона тех лет мечтал о жизни в политической и экономической элите. Один молодой человек, окончивший университет в 1907 г., на год раньше Фостера, выбрал принципиально иной путь. Это был житель штата Небраска Говард Баскервиль, как и Фостер, сын и внук священнослужителей, но движимый идеализмом иного рода. Ни Вашингтон, ни Уолл-стрит его не привлекали. По окончании университета он отправился в Иран в качестве школьного учителя. Когда он прибыл туда, страна была охвачена революцией. Он горячо поддержал захлестнувшее страну демократическое движение и, когда казалось, что оно вот-вот будет подавлено поддерживаемыми иностранцами роялистами, собрал отряд молодых бойцов для его защиты. 20 апреля 1909 г. он погиб в бою, став первым и единственным американским мучеником за дело иранской демократии. Эта новость потрясла Принстон. Не сохранилось сведений о том, как отреагировал Фостер - он уже закончил университет, - но жизненный выбор этих двух молодых людей отразил многое в их жизни. Они также предвещали роковое столкновение. Говард Баскервиль погиб, защищая парламентскую демократию в Иране; сорок четыре года спустя Фостер и его брат помогут ее уничтожить.

В 1908 г. Фостер окончил университет вторым в классе, получив степень по философии. Его дипломная работа, озаглавленная "Теория суждения", принесла ему годовую стипендию в Сорбонне в Париже, где он учился у философа и нобелевского лауреата Анри Бергсона. По возвращении в США он поступил на юридический факультет Университета Джорджа Вашингтона, который он выбрал, чтобы иметь возможность жить с "дедушкой Фостером". Трехлетний курс он закончил за два года. В свободное от занятий и учебы время он работал помощником своего деда.

В эти годы Фостер отточил свои амбиции. Он увидел, как эффективно "дедушка Фостер" использует инсайдерские знания в области политики и дипломатии для продвижения интересов корпоративных клиентов с глобальными амбициями. Он решил, что именно такая карьера ему нужна.

Алли приехала в Принстон через два года после окончания Фостером университета. Их кардинально разные впечатления от учебы в университете отражали ту психическую пропасть, которая разделяла их всю жизнь. Алли погрузился в сверкающий мир клубов, вечеринок и девушек. Это отвлекало его отца от работы и вызывало гневные ссоры всякий раз, когда он возвращался домой. Однако практика Алли по подготовке к экзаменам в последнюю минуту всегда срабатывала, и он, как и его брат, закончил университет с отличием. Его дипломная работа принесла ему денежный приз в размере пятисот долларов, на которые он заказал билет в Индию, где благодаря связям в Принстоне нашел работу преподавателя английского языка. Это был его первый шаг из-под долгой опеки семьи.

Среди многочисленных девушек, с которыми Алли встречался во время учебы в Принстоне, была изящная и хрупкая Джанет Эйвери, семья которой жила в Оберне, штат Нью-Йорк, куда преподобный Даллес переехал преподавать в Обернской духовной семинарии. Алли нашел Джанет степенной и скучной и быстро с ней расстался. Вскоре после этого Джанет стала объектом привязанности его старшего брата. Те черты, которые заставили Алли отказаться от нее, - уравновешенность, практичность, общепринятые взгляды, отсутствие легкомыслия - как раз и вызывали восхищение Фостера. С типичной для него точностью он назначил ей свидание, чтобы покататься на каноэ в тот же день, когда в Буффало должен был состояться экзамен на адвоката; если он будет уверен, что сдал его, он сделает ей предложение. Экзамен прошел успешно. Через несколько часов, катаясь на веслах, Фостер предложил Джанет выйти за него замуж. Она сразу же согласилась.

Как и предполагал Фостер, он легко сдал экзамен на адвоката. По предложению деда он подал заявление о приеме на работу в Sullivan & Cromwell, самую известную корпоративную юридическую фирму страны. Его анкетные данные впечатляли: отличная учеба в Принстоне, аспирантура в Сорбонне, глубокое понимание международного права, знание французского, немецкого и испанского языков и даже летняя закулисная работа на крупной дипломатической конференции. Партнеры Sullivan & Cromwell не были впечатлены. Они редко принимали на работу тех, кто не окончил юридический факультет Лиги плюща.