Румынская повесть 20-х — 30-х годов

ТРИ ПОВЕСТИ

Три повести — «Войка» (1924) Генриэтты Ивонны Сталь, «Чекан» (1930) Михаила Садовяну и «Адела» (1933) Гарабета Ибрэиляну, — произведения весьма различные, на первый взгляд их трудно поставить рядом. И вместе с тем в них ощущается как бы взаимное тяготение. Объединяет их то, что следует назвать нравственной проблематикой. На разном жизненном материале, в различной стилистической манере каждая из повестей рассказывает о любви, и общая тема, хотя и трактуется авторами всякий раз по-разному, сближает и объединяет их, создавая несомненное внутреннее единство самих произведений.

В свое время все три повести, каждая по-своему, произвели в румынской литературе сенсацию.

«Войка» поразила художественной зрелостью, пластикой, глубоким психологизмом, подлинностью и яркостью картин деревенской жизни — а ведь это было первое произведение автора, которым к всеобщему удивлению оказалась молодая женщина, француженка по происхождению.

«Адела» тоже была дебютом, но сенсацией было не раннее, а наоборот, слишком позднее начало: в качестве автора выступил человек не просто известный в румынской литературе, но весьма активно содействовавший ее развитию, критик и фактический руководитель крупнейшего литературного журнала «Вьяца ромыняскэ» («Румынская жизнь») — Гарабет Ибрэиляну.

Автором «Чекана» был в то время уже маститый, широко признанный прозаик, недавно избранный членом Академии, Михаил Садовяну. Сенсацией явилось то, что «зеленорубашечники», легионеры, так именовались румынские фашисты, быстро сообразив, что народная месть, к которой призывал своей повестью Садовяну, в первую очередь должна будет обрушиться на их головы, и в бессильной ярости прислали писателю разрубленный топором экземпляр повести, с угрозой поступить и с автором также, если он не отступится от своих демократических убеждений.

Сенсационность, как нетрудно заметить, была разная, но она не возникла бы, не отвечай эти литературные произведения запросам времени, не затрагивай они острых и больных проблем, как общественных, так и человеческих.

Первая мировая война перекроила политическую карту мира. Великая Октябрьская социалистическая революция расколола мир на две противостоящие системы. Великий лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — стал воплощаться в реальной и солидарной борьбе трудящихся действительно во всех уголках земного шара. В противовес рабочему интернационализму в мире эксплуатации укрепляется национализм, который напяливает на себя черные рубашки фашизма в Италии, коричневые в Германии, зеленые в Румынии, голубые в Испании. Фашизм рвется к власти, попирая человека, находящегося не только вне «движения», но и внутри его, превращая в слепое орудие дуче, фюрера или кондукэторула (вождя — по-румынски), и вызывает общественную необходимость бороться не за одну только социальную справедливость, но и за человеческое достоинство, гуманизм, этические принципы.

Пристальное внимание к этике было велением времени. Но к утверждению этических принципов каждый из трех писателей шел своим собственным путем.

Генриэтта Ивонна Сталь, как бы не стесненная никакими предубеждениями, посмотрела широко открытыми глазами на открывшийся перед нею мир румынской деревни и со всем пылом своих двадцати четырех лет описала судьбу Войки, молодой крестьянки, которой пришлось выдержать нелегкую борьбу с самой собою, со своими, а значит, и общедеревенскими вековыми предрассудками, чтобы сохранить свою любовь, а тем самым и себя как человека.

Непосредственность первого соприкосновения с крестьянской жизнью, искренность авторского сопереживания, достоверность чувств — все это шло от самой жизни.

Писательнице суждено было родиться в Лотарингии, но детство она провела в румынском селе. Ее родители, обосновавшиеся в Румынии, не возили слабую здоровьем девочку по модным курортам, они посылали ее на лето в деревню, где она жила в простой крестьянской семье. Год за годом она врастала в деревенскую жизнь, а деревенская жизнь занимала свое место в ее сердце, становясь родной и кровной. Таким образом, появление на свет деревенской повести «Войка» и рождение румынской писательницы Генриэтты Ивонны Сталь перестает быть загадкой: для впечатлительной девочки, потом подростка, румынская деревня стала вторым «я» в жизни и первым «я» в литературе.

Переживания Войки полны внутреннего драматизма. Молодая женщина трагически переживает, что у нее нет детей. Но не меньшей трагедией для нее оказывается, что у ее мужа, Думитру, есть сын: во время войны, оказавшись далеко от дома, он сошелся с цыганкой, родившей ему наследника. Именно то, что чужой ребенок будет наследником, больше всего пугает Войку: ведь ему достанется земля, которую с таким трудом и таким тщанием она обрабатывает. А потом, может, и выгонит неродную мать из родного гнезда. Пытаясь настоять на своем, Войка уходит из дома. Но любовь к Думитру заставляет ее вернуться, а великое чувство материнства повелевает прижаться к груди неродного ребенка.

Одним из первых, кто заметил повесть Сталь и дал ей высокую оценку, был Гарабет Ибрэиляну. Жизненная, психологическая и художественная правда слились, по его мнению, в этой повести воедино.

«…Писательница сохранила при описании характеров крестьян всю их грубость, примитивный эгоизм, свойственный темным и невежественным людям, занимающимся непосильным физическим трудом, — все это передано сильно и мастерски, вместе с тем мы «понимаем» этих людей, — писал известный критик. — В конфликте между мужем и женой писательница сохраняет объективность, не вмешиваясь в их споры, при этом ей удалось создать подлинную художественную реальность, как это, например, делают писатели. Поэтому оба главных героя правы и оба виноваты. Госпожа Ивонна Сталь руководствуется верным инстинктом, показывая нам мотивы поведения каждого из них».

С большим одобрением высказывался о повести и Михаил Садовяну.

Важно подчеркнуть, что с впечатляющей жизненной правдивостью в повести показано преодоление таких чувств, которые, казалось бы, исконны, как род человеческий, вроде крестьянской любви к земле и ненависти жены к незаконному ребенку собственного мужа. Писательница показывает зыбкость, относительность, условность и даже бесчеловечность таких чувств, на которых, начиная с 20-х годов, все откровеннее, все грубее играл румынский национализм, таких чувств, как «зов земли», «чистота крови» (а ведь сын Думитру, которого принимает в конце концов Войка, наполовину цыган, то есть принадлежит к последним париям, за которых почитали цыган румынские легионеры).

Не будем приписывать Ивонне Сталь, автору «Войки», сознательного намерения создать произведение, противостоящее бесчеловечной фашистской идеологии, написать разоблачительную повесть. Однако тем более она ценна, эта повесть, воспроизводя сложный клубок переживаний простых, естественных, непридуманных людей и показывая, что сама жизнь отвергает националистические «устои», что у народной жизни своя этика, что гуманизм трудового народа выше эгоистических принципов, которые национализм пытается раздуть до размеров чуть ли не всемирных.

Подчеркивая объективность и непреднамеренность автора «Войки», следует сказать, что и Михаил Садовяну, создавая свой «Чекан», не намеревался вступать в единоборство именно с фашизмом. И если его повесть была воспринята румынскими легионерами как личный выпад против них, то это произошло в соответствии с пословицей: на воре шапка горит. У Садовяну была другая внутренняя задача: он пересматривал так называемый попоранистский (и свой, конечно) взгляд на крестьянина, заимствованный в конце XIX века у русских народников, согласно которому румынскому пахарю якобы ничего не оставалось, как только ждать милосердия от тех, кто владел землей, имел деньги и вообще был у кормила власти. Решительным отрицанием подобного взгляда было потопленное в крови восстание крестьян в 1907 году, происходившее на глазах самого Садовяну и о котором он писал. А после войны столь же жестоко было подавлено Татарбунарское восстание, о котором хотя он и не писал, но не мог не думать, как и о множестве других крестьянских волнений, вспыхивавших в различных концах страны. Историческая активность трудового крестьянства воздействует на мировоззрение писателя, которое после первой мировой войны претерпевает радикальное видоизменение. Его творчество в послевоенные двадцатые годы свидетельствует, что народ перестает восприниматься им как пассивная масса, достойная только милосердия, участия, снисхождения. Народ осознается как активно действующая историческая сила, имеющая свои этические принципы, с высоты которых он может не только судить, но и приводить в исполнение свой приговор. Размышления писателя о социальной справедливости, о народном суде, о возмездии содержатся в его произведениях «Голубой аист» (1921) и «На постоялом дворе Анкуцы» (1923). Народному гуманизму, творческому гению румына пахаря и овцевода посвятил он свою речь на выборах в Академии (1923), названную им «Народная поэзия».

Повесть «Чекан» — итог многолетних размышлений писателя о судьбе народа, о его историческом праве на отмщение за многие столетия гнета и бесправия. Садовяну еще не говорит, что отмщение — закон как бы исторический, но готов уподобить его закону природы:

«Злодею не уйти от справедливой кары, — излагает автор мысли одного из героев повести. — На нем проклятие, его будут повсюду искать и непременно схватят. Людям само собой положено преследовать его. Но даже звери и птицы не остаются в стороне. Знал бы человек смысл движения ветров, птичьих возгласов, поскуливания зверей, бега насекомых и прочих знаков, кои, хоть и незаметны сразу, существуют на самом деле, виноватого можно было бы найти без труда».

Эпиграф к повести, взятый из народной баллады «Миорица», крепким узлом связывает два эти произведения, фольклорную балладу и историю поисков убийцы Некифора Липана, изложенную Садовяну, но уже в прозе.

Народная баллада представляет собой разговор Миорицы, овечки-вещуньи с хозяином, молодым чабаном. Миорица предупреждает хозяина, что попутчики, польстясь на добро, решили его убить. Далее следует как бы завещание чабана: что следует сделать, если недруги его одолеют, где похоронить, как рассказать о смерти неутешной матери.

Чисто фольклорным зачином начинает и Садовяну свое повествование о том, как жена Некифора Липана Витория отправляется искать мужа, который погнал на продажу отару овец и пропал, как она находит в конце концов убийцу. Не имея прямых доказательств, она ведет себя так, что этот убийца, Калистрат-Богза, припертый к стенке, сам выдает себя и гибнет от удара чекана, который наносит ему сын Некифора и Витории, Георгицэ. Все это происходит в гористых краях северной Молдовы, где испокон веков живет своим укладом, обусловленным временами года, горами, овцами, «удивительный народ — жители лесного нагорья! Непоседливые, переменчивые, словно вода, словно погода. Терпеливые в беде и в зимнее ненастье, беспечные в радостях и в летнюю пору, они превыше всего ставят любовь, застолье да стародавний дедовский обычай».