Озорные рассказы

— Презираю и тридцать тысяч раз проклинаю тех, кто вложил эту ерунду в вашу голову. У меня не было никого, кто не раскошелился бы меньше чем на тридцать тысяч экю.

Как ни осерчал король, а от улыбки не удержался и, дабы заставить умолкнуть злые языки, пробыл с нею еще месяц или около того. Тогда небезызвестная девица по имени Анна де Пислё решила, что не быть ей дамой сердца короля, пока не пустит она свою соперницу по миру. И многие желали красавице того же, хотя саму Анну де Пислё выдали замуж за молодого аристократа, который был с нею вполне счастлив, ибо любви и огня в ней было столько, что она могла бы перепродавать их дамам, коим свойственна холодность. Но я отвлекся.

В один прекрасный день королевская зазноба отправилась за покупками — шелковой тесьмой, шнурочками, тапочками, воротничками и прочей любовной амуницией. И до того она была собою прекрасна, что каждый, а особенно мелкие чиновники, завидев ее, думал, что перед ним распахнулись врата рая. Поблизости от Креста на Трауар[42], когда ее ножка уже спустилась с портшеза на мостовую, красавица вдруг заметила своего мужа. Она мгновенно, будто аспида живого узрела, укрылась за занавеской, что говорит о ее доброте, ибо многие знакомые мне женщины не упустили бы случая уязвить собственного супруга и, поправ его законные права, прошествовать мимо него с гордо поднятой головой.

— Что с вами? — забеспокоился имевший честь сопровождать нашу красавицу господин де Ланнуа.

— Ничего, — шепотом отвечала она. — Просто этот мимохожий — мой благоверный. О, бедняжка, как он переменился! Прежде он походил на обезьяну, а нынче это сущий Иов[43].

Несчастный адвокат стоял разинув рот, и сердце его таяло при виде обожаемой жены и ее прелестной ножки.

Господин де Ланнуа, будучи настоящим придворным насмешником, небрежно ему заметил:

— Будь вы даже сто раз ее мужем, это не повод преграждать дорогу.

При этих словах красавица расхохоталась, а бедный муж не только не убил ее на месте, а, наоборот, почувствовал, что ее смех разбил ему голову, сердце, душу и прочее и прочее, да так, что он пошатнулся и чуть не сбил с ног почтенного старика, который пускал слюни, пожирая глазами королевскую зазнобу. Взирая на прекрасный цветок, который достался ему в виде бутона, а с тех пор распустился, преисполнился благоухания и спеси, и на стан ее дивный, адвокат сделался еще более безумным и больным: никаких слов недостанет, чтобы сие описать, а дабы совершенно понять, до какого исступления он дошел, надобно самому быть пьяным от возлюбленной, которая вам отказывает. Хотя редко кто попадал в такую переделку, как он. И наш крючок поклялся жизнью, состоянием, честью и всем прочим, что хотя бы раз, но добьется желаемого и устроит себе пиршество любовное, пропади пропадом все его потроха.

— Ох! Да! Нет! Черт меня побери! Она будет моей! Я ее муж! Ох, будь я проклят! — так он метался, бил себя по лбу и охал ночь напролет.

Бывают на свете такие встречи, в кои люди ограниченные не верят, ибо оные происшествия кажутся им сверхъестественными, однако люди с богатым воображением принимают в рассуждение, что выдумать такое невозможно, а значит, это правда. И вот такая чудесная встреча случилась у бедного адвоката на следующий же день после того, как он целую ночь впустую перемалывал свою страсть. Один из его верителей, человек знатный и допущенный в свой час к королю, явился к адвокату с утра и сказал, что ему срочно нужна значительная сумма денег, а именно двенадцать тысяч экю. На что судейский крючок возразил, что, дескать, двенадцать тысяч экю на дороге не валяются и что, помимо гарантий и интересов, надобен человек, у которого есть свободные двенадцать тысяч, а таковых людей в Париже, как бы ни был он велик, мало и еще меньше в иных городах и весях, и сие доподлинно известно всем мало-мальски опытным дельцам.

— Должно быть, — заключил адвокат, — вам попался слишком скаредный и неумолимый заимодавец?

— О да! — услышал он в ответ. — Все дело в королевской зазнобе! Никому ни слова, но нынче вечером с помощью двенадцати тысяч экю и моего имения Бри я ее урезоню.

Адвокат побледнел, точно труп, и вельможа испугался, что дело дрянь. Он только недавно вернулся с войны и знать не знал, что у королевской любовницы имеется в наличии законный муж.

— Как вы побледнели, — только и вымолвил он.

— У меня жар, — пояснил адвокат. — Так это с ней вы договорились о такой сумме?

— Ну да!

— И вы решаете все с ней напрямик?

— Нет, — отвечал вельможа, — все дела и делишки обделывает одна ее побегушка — свет не видывал такой ушлой горничной! Ее вокруг пальца не обведешь, и к ее ручкам наверняка что-то прилипает от ночей, позаимствованных у короля.

— Есть у меня один доверенный ростовщик, — не растерялся адвокат, — он сумеет вам посодействовать. Но я и пальцем не пошевелю, и из этих двенадцати тысяч вы и гроша ломаного не получите, коли эта самая горничная не явится прямо сюда и при мне не сложит в мешок сию немыслимую сумму за столь алхимическую услугу! Ей-богу, от такого даже кровь обратится в золото!

— О, куда как лучше взять с нее еще и расписку! — рассмеялся придворный.

Побегушка без разговоров согласилась на свидание с золотом, и вельможа сам проводил ее к адвокату. Дукаты выстроились на столе, точно монашки, направляющиеся к вечерне, и порадовали бы даже битого осла, такими прекрасными и сверкающими были эти славные, благородные, свеженькие столбики монет. Однако адвокат выложил их вовсе не для ослов. У служанки дух захватило от сей сияющей картины, она облизнула пересохшие губы и забормотала, замурлыкала себе под нос. Адвокат шепнул ей на ухо золотые слова:

— Это тебе!

— Ха! — вскрикнула она. — Мне отродясь никто так много не давал!

— Дорогая, — промолвил несчастный, — я тебя и пальцем не трону, ты получишь их за сущую безделицу… Твой доверитель не говорил тебе, кто я? Нет? Так знай, что я законный муж той дамы, с коей король распутничает и коей ты прислуживаешь. Отнеси ей эти экю и возвращайся сюда, я отсчитаю тебе твою долю при условии, выполнить которое тебе не составит ни малейшего труда.

Потрясенная побегушка пришла в себя, но ей стало страсть как любопытно узнать, за что ей предлагают двенадцать тысяч. Посему вернулась она очень скоро.

— Вот, моя милая, — сказал ей бедный муж, — двенадцать тысяч экю. На эти деньги можно купить земли, мужчин и женщин, а также совесть по меньшей мере трех слуг Господа нашего, а потому полагаю, что за эти двенадцать тысяч ты продашь мне не только душу, но и тело со всеми твоими потрохами. Я верю тебе, как законник: я — тебе, ты — мне. И я хочу, чтобы ты немедля пошла к господину, который рассчитывает провести эту ночь с моей женой, и остановила его, сказав, будто сегодня король сам решил пожаловать к ней на ужин, а он пусть со своими прихотями нынче вечером справится как-то иначе. А вместо этого красавца и вместо короля к ней приду я.

— Как это?

— О! Я же купил тебя вместе с твоей хитростью! Стал бы я тебе дважды показывать золото, кабы не верил, что ты придумаешь, как мне заполучить мою жену, поелику в этом случае и греха-то нет! Разве не благое дело — помочь святому соединению двух супругов, ведь их и только их сочетал узами брака священник перед алтарем?

— Что ж, пожалуй, вы правы! Приходите, — согласилась хитрая чертовка. — После ужина я погашу все свечи, и вы сможете насладиться моею госпожой, но при условии, что не пророните ни звука. К счастью, в эти часы она больше кричит, чем разговоры разговаривает, а вопросы задает жестами, потому что она страсть как стыдлива и не любит пошлой болтовни, подобно придворным дамам…

— О, возьми, возьми эти двенадцать тысяч, я обещаю тебе еще два раза по столько же, коли путем обмана заполучу то, что принадлежит мне по праву.

Они договорились о часе, двери, условном знаке, в общем, обо всем. Служанка в сопровождении дюжих молодцов удалилась, погрузив на мула звонкие монеты, отнятые законником у вдов, сирот и прочих бедняг, кои покорно плетутся к маленькому тиглю, в котором переплавляется все, даже наша быстротечная жизнь. И вот мой адвокат бреется, душится, надевает лучшее белье, отказывается от чеснока и лука, дабы дыхание было свежим, собирается с силами, завивается, как никогда, в общем, делает все, что жалкий судейский крючок может изобрести, дабы выглядеть точно разлюбезный кавалер. Он подбоченивается, словно молодой повеса, подзадоривает себя, дабы запастись дерзостью, и пытается как-то преобразить свою отвратительную рожу, но зря старается: от него за версту несет адвокатом. Прямо скажем, он был не так дальновиден, как прекрасная беломойка из Портильона, которая в один воскресный день, решив прихорошиться для своего возлюбленного, вымыла свой розан, сунула сами знаете куда свой безымянный пальчик, а потом его понюхала.

— Ах, ах! Миленький мой! — запричитала она. — Запашок-то еще тут! Ну ничего, я тебя прополощу чистой водичкой.

И, недолго думая, она присела на мелководье, и так расстаралась, что весь свой пыл остудила и естество ее съежилось да сузилось до невозможности.

Но наш крючкотворец считал себя прекраснейшим молодцем на всем белом свете, хотя на самом деле был не краше сушеной воблы. Короче говоря, он оделся очень легко, несмотря на собачий холод, и загодя устремился на улицу Ласточек. Ждать ему пришлось очень долго, но в ту минуту, когда кругом стемнело и он уже поверил, что его одурачили, служанка отворила калитку, и славный муж вне себя от восторга проник в королевский особняк. Побегушка спрятала его в закуток рядом с опочивальней, и он сквозь щелку в стене увидел свою жену во всей ее красе. Жена сняла с себя платье и украшения, а потом у очага облачилась в боевые доспехи, кои ничего не скрывают и не защищают. При этом, полагая, что их никто не слышит, она болтала со своей горничной:

— Ну разве я нынче не стою двадцати тысяч экю? Разве вот за это мне не причитается замок Бри?

С этими словами она слегка приподняла оба своих аванпоста, крепких, точно бастионы, и способных выдержать не один приступ, ибо, несмотря на бесчисленные атаки, они своей прочности не теряли.

— Одно это стоит целого королевства! — заявила она. — Я даже королю запрещаю к этому сокровищу прикасаться. Но, ей-богу, мне уже наскучило это ремесло. Работа есть работа, никакого удовольствия.

Горничная улыбнулась, и красавица добавила:

— Да, побывала бы ты на моем месте…

Горничная рассмеялась и сквозь смех промолвила:

— Тише, сударыня, он здесь.

— Кто?

— Ваш муж.

— Который?

— Настоящий.

— Тсс!

И побегушка выложила хозяйке все как на духу, ибо ей страсть как хотелось и расположение хозяйки сохранить, и двенадцать тысяч экю к рукам прибрать.

— Ну хорошо же! Пусть получит все, что ему причитается, — сказала жена адвоката. — Уж он у меня дождется. Если он хоть пальцем до меня дотронется, я утрачу весь мой лоск и стану уродливой, ровно макака. Ложись-ка на мое место и сама отработай свои двенадцать тысяч. Скажи ему, пусть уберется отсюда до зари, чтобы, мол, хозяйка не догадалась о твоей проделке, а я незадолго до того лягу к нему под бочок.