Поезд из Венеции (сборник)

Прежде всего, как узнать, что случилось с человеком из поезда и кто он был. Шпион или аферист международного класса? Кальмар имел все основания предполагать и то и другое.

Тогда кому же возвращать деньги? Мог ли он явиться в консульство какой-либо страны (если предположить, что речь идет о шпионаже) и заявить: «Я хочу отдать деньги, которые один из ваших агентов оставил в Лозанне в автомате для хранения багажа, а ключ передал мне».

Но почему тот человек доверил ключ Кальмару?

Для того, чтобы отнес портфель некой Арлетте Штауб.

«Когда я пришел к ней, она была мертва…»

Нелепо! А если неизвестный связан с международной воровской шайкой? Кому в таком случае принадлежат эти деньги? Наверняка не человеку, ехавшему с ним из Венеции, раз они попали к нему незаконным путем. Предмет кражи, мошенничества или грабежа ни при каких условиях не может считаться собственностью преступника или его соучастников. Кстати, были ли соучастники? И кто?

Сначала положение, в котором он очутился, представлялось Кальмару довольно простым, но чем больше он размышлял, тем оно казалось сложнее, хотя Кальмар изо всех сил старался об этом не думать. Хоть бы хозяин зашел к нему в кабинет и дал срочную работу, которая заняла бы все его дни и ночи на целую неделю.

Соучастники!.. В этом деле не было соучастников, а если и были, то, вероятно, один из них решил выйти из игры и, работая уже на себя, убил Арлетту.

Как все запутанно! Кальмар вдруг покрылся холодным потом, к горлу подступила тошнота, захотелось побежать в туалет и выблевать вкусный, чрезмерно обильный, чрезмерно плотный завтрак, который он съел в «Кафе де ла Пэ».

Необходимо сейчас же внести во все ясность. Сначала — ключ. Это главное звено, поскольку тот, в чьи руки он попадал, мог стать обладателем полутора миллионов.

Итак, в воскресенье 19 августа на пути между Венецией и Миланом этот ключ находился в кармане неизвестного, который под предлогом, что его ждет самолет в Женеве и у него нет времени на остановку в Лозанне, передал ключ Кальмару.

Так на перегоне Милан — Лозанна временным обладателем ключа стал он, Жюстен Кальмар.

Кто знал об этом? Разумеется, человек, который отдал ему ключ. Но можно ли быть уверенным, что кто-то посторонний случайно не заметил этого? В течение многих часов большинство пассажиров не выходило из вагона, и любой из тех, кто толпился в проходе, мог увидеть то, что происходило в купе.

Исчез ли незнакомец добровольно? Но зачем ему было кончать жизнь самоубийством в Симплонском туннеле? И почему, если это произошло, в утреннем выпуске «Трибьюн» не упоминалось о несчастном случае? Ну что же, подождем до завтра.

Допустим, он пропал без вести. Но ведь кто-то в поезде, в Лозанне или где-нибудь в другом месте знал о существовании чемоданчика, раз Арлетту Штауб убили до прихода Кальмара. Знал ли тот, кто ее убил, что она должна была получить деньги — по всей вероятности, на хранение, а может быть, и для передачи третьему лицу?

Но если так, тогда почему убийство произошло до того, как она получила эти деньги? Ведь через полчаса, через час, самое большее — через два они уже были бы на улице Бюньон.

Ох, хватит… Он устал так, словно двадцать раз обежал по жаре Булонский лес.

— Ты совсем позеленел, старина. Если у тебя что-то с желудком, прими соды.

Боб очень проницателен, хотя и кажется ветрогоном. Он не верит в несварение желудка. И, должно быть, уже догадался, что его друга что-то мучает, и притом что-то очень серьезное.

А почему бы тому, кто прикончил Арлетту Штауб, не прикончить теперь и его, Жюстена Кальмара? Даже если у него уже не будет этих денег?

В результате бесконечных раздумий Кальмар уже готов был прийти к мысли, что необходимо сегодня же вечером вложить деньги в чемоданчик со вскрытыми замками и выбросить его в Сену в каком-нибудь пустынном месте, подальше от Парижа. Но что бы это дало? Если кто-то — а это вполне вероятно — знает, что деньги у него, он никогда не поверит, что Кальмар решил вдруг швырнуть их в воду.

И что тогда? Когда и где ему может грозить опасность? Когда он вернется домой? Возможно, там уже кто-нибудь спрятался. Нет, этого не может быть — ведь там еще мадам Леонар. Но после пяти часов в квартире никого не будет, и любой человек при небольшой сноровке без труда откроет замок входной двери.

Возможно и другое. Он пообедает у Этьена на бульваре Батиньоль, чтоб сделать приятное Доминике, затем вернется к себе, зажжет свет. Тем временем по лестнице поднимется какой-то человек и позвонит в квартиру. Может ли Кальмар не открывать двери, чтобы тот решил, что его нет дома? Ничего не получится: с улицы виден свет в окнах.

И даже здесь он не в безопасности. Вот сейчас он спустится в лабораторию и убедится, что и там нет надежного тайника для денег. Но пойдет он туда не только для этого: вернувшись из отпуска, надо все-таки поздороваться с Расине и Каду, которых он не видел две недели.

И вот пока он будет переходить двор, кто-то может наброситься на него или выстрелить из револьвера, а он и защититься-то не успеет.

Сегодня утром Кальмар впервые сделал открытие, которое поразило его особенно потом, когда он поразмыслил об этом: у себя дома, в своей собственной квартире он, тридцатипятилетний мужчина, психически нормальный, женатый, отец семейства, не имел даже уголка, куда мог бы положить что-либо втайне от остальных членов семьи. Не доказывает ли это, что у него нет личной жизни?

В самом деле, разве этот факт не означает, что он — пленник своего семейного очага? Если он возвращался поздно, от него требовали объяснений. Если тратил деньги, обязан был отчитаться. Не удавалось даже скрыть, когда у него болел живот. Более того, самый ничтожный клочок бумаги он не мог хранить так, чтобы никто об этом не знал.

— Папа, что в этой коробке?

Или же:

— Что у тебя в пакете?

То же самое продолжалось и на работе. Прежде он считал, что здесь он предоставлен сам себе. Ну, хотя бы в уборной он может запереться и остаться наедине с собой. Кальмар так и сделал. При виде унитаза он почувствовал приступ рвоты и не стал сдерживаться.

— Ну вот, ты уже лучше выглядишь, дружище! Пообедаем сегодня вместе в «Колокольчике». Я познакомлю тебя с Франсуазой, она веселая, сам увидишь. Никогда не встречал девушки с таким острым язычком!

— Очень жаль, но я занят.

Боб нахмурился. Он знал, что Доминика в отъезде. Знал также, что у Жюстена, кроме него, друзей не было и что вряд ли тот в одиночестве отправится обедать к свояченице или в Пуасси, к родителям жены.

Кальмар, заметив удивление Жува, поспешно добавил:

— Я познакомился в Венеции с одним человеком и обещал ему…

Ай-яй-яй, какая оплошность! Он должен теперь остерегаться таких промахов. Ведь Боб, встретив его с Доминикой, способен спросить с самым невинным видом: «Кстати, что слышно о твоем друге из Венеции?»

Кальмар решил исправить положение, но запутался еще больше.

— Когда я говорю — в Венеции, это не совсем точно. На самом деле я познакомился с ним в поезде.

— Француз?

— Нет, он из Центральной Европы, точно — не знаю откуда.

Вот до чего он дошел! Приходится следить за каждым словом, даже за выражением лица!

В безлюдном месте близ Сартрувиля Кальмар избавился от чемоданчика, который, конечно, вряд ли кто-нибудь мог опознать.

По иронии судьбы перед этим ему пришлось все же съесть жареную печенку.

— А, месье Кальмар, ну как провели отпуск? Как поживает прелестная мадам Кальмар?

Он зашел к Этьену еще засветло, и тот не преминул подойти к нему пожать руку.

— По-моему, вы что-то мало загорели, — заметил при этом он. — Даже не похоже, что вернулись из отпуска. Неважно выглядите. Вам сейчас подадут легкий обед: овощной суп и омлет с печенкой, пальчики оближете…

Кальмару опять пришлось подчиниться чужой воле, а то, к примеру, придут они как-нибудь с Доминикой в ресторан, и хозяин скажет: «Помните, как по приезде из Венеции вы пришли ко мне обедать и еще отказались от моего омлета с печенкой?»

Так жена узнает, что он не завтракал на бульваре Батиньоль. Начнутся расспросы… И ложь, ложь без конца. Кальмар уже сам себе не доверял…

А что, если… У него мелькнула новая идея, но ему претило рассматривать ее всерьез, если, конечно, не рассказать все Доминике. Как бы она отнеслась к этому? Конечно, она такой же честный человек, как и он. Доминика станет упрекать его, почему он сразу же не обратился в полицию…

Быть может, ему удастся убедить ее, что с той минуты, как он взял в руки ключ, всякое обращение в полицию исключено. Не может он пойти туда ни сегодня, ни завтра, да и вообще никогда, если только не произойдет что-нибудь неожиданное.

Кальмар все больше и больше начинал верить, что деньги останутся у него, что бы ни произошло. Если он расскажет о них Доминике, та, вполне вероятно, придет к тем же выводам, что и он, и уже сама станет принимать все решения.

«Надо прежде всего подумать о детях, Жюстен. Я всегда говорила, что воздух Парижа для них вреден. Вспомни-ка, ведь с первых дней нашего брака я настаивала на покупке загородного домика. Можно найти неплохой, в рассрочку на пятнадцать лет…»

Эта идея возникла у нее только потому, что ее родители переселились на покой неподалеку от Пуасси!

«Чем ты занимался, когда я с тобой познакомилась? Преподавал английский язык в лицее Карно, не так ли? И отказался бы от преподавания, чтобы больше зарабатывать. Ты ведь даже поговаривал в то время о диссертации. Ну вот, а теперь ты сможешь засесть за нее без всяких помех. Мы поселимся где-нибудь в живописном местечке у реки. Ты постараешься получить назначение в ближайший городок, в лицей. Избавившись от материальных забот, ты сможешь выбрать работу по своему вкусу, а дети будут крепнуть, живя на воздухе. Часть денег мы отложим на их образование. Ведь никогда не знаешь, что может произойти…»

Ну, нет! Деньги, из-за которых он так страдает и, наверное, будет еще немало страдать, не пойдут на воплощение мечты Доминики.

Прежде всего — потому, что это не его мечта. Она его никогда не прельщала, даже в ту пору, когда он делал вид, что разделяет планы Доминики. Например, проблема диссертации. Правда, он тоже подумывал об этом. Правда и то, что некоторое время ему нравилось представлять себя маститым ученым, в домашних туфлях, самозабвенно пишущим труды по сравнительному языкознанию или о каком-нибудь английском поэте, хотя бы о Байроне и его влиянии на литературу. Честно говоря, он выбрал специальность преподавателя потому, что один из учителей старших классов сказал:

— У этого мальчика способности к языкам.

Потом он добился стипендии. Далее — степени лицензиата. Затем сдал экзамены CAPES[5] по английскому и немецкому языкам, что позволило ему преподавать эти два языка в старших классах средней школы.

Все это происходило, когда он жил еще в Латинском квартале, в маленькой гостинице позади Винного рынка, и если бывал при деньгах, ходил обедать в «Колокольчик», где и познакомился с Робером Жувом.

Мать Кальмара радовалась, что сын стал учителем, и жалела только о том, что он назначен в Париж, а не в Жиен. Она не знала, что вначале он был лишь скромным репетитором. Впрочем, мать все равно не поняла бы разницы. Она с гордостью говорила своим покупателям: