Тёмная лошадка

1

Феликс Полонский стоял в кабинете ветеринара.

Он смотрел, как тощая девчонка уборщица усердно трёт тряпкой пол, вполуха слушал, какой диеты должен придерживаться щенок лабрадудля у матери на руках, и думал о том, что ему срочно нужна жена.

Три года назад Феликс развёлся и в свои тридцать восемь ещё ни разу не пожалел об этом.

Его бывшая жена, эта чёртова интеллигентка с голубой кровью, работой в занюханном архиве академии наук и презрением к показному (а «показным» она считала всё — от косметики до одежды), так его достала, что, получив на день рождения очередной томик её любимого писателя (хотя Феликс тысячу раз просил не дарить ему книги), почувствовал такое острое желание, если не удавиться, то найти нормальную девчонку, с которой и посмеяться, и поебаться, и в люди выйти не стыдно, что в тот же день трахнул первую, что на нём повисла.

Изменил жене прямо на собственном юбилее, на который собрались его близкие, друзья, коллеги, партнёры, и на который жена, имея средства и возможности Феликса Полонского, владельца немаленькой строительной компании, между прочим, видимо, назло (других причин он не видел), заявилась как нищенка в старом, подчёркнуто неуместном, плохо сидящем на ней платье, села на краешек стула, как бедная родственница, поджала губы и ни разу за весь вечер не улыбнулась. Феликс изменил ей, наверное, от отчаяния — и не стал ни скрывать, ни оправдываться.

Бывшая жена до сих умудрялась сворачивать ему кровь. Именно благодаря ей желания привести в дом другую женщину у Феликса до сих пор не возникало. Но вчера он стал свидетелем разговора, после которого крепко задумался о перспективах, что может дать ему наличие жены.

Может, это была только производственная необходимость, может, он тупо истосковался по нормальной бабе, но у него возник повод задуматься.

Вчера был большой благотворительный вечер, устроенный Фондом развития территорий, и Феликс Полонский, как глава строительной фирмы, конечно, был приглашён.

Конечно, опять пришёл один, не тащить же с собой Шалаву, как называла мать его «подругу», которую он трахал на регулярной основе, но не рассматривал не только в качестве жены, но даже в качестве спутницы.

Шалава была прекрасна в коленно-локтевой позиции или с его хреном во рту, всё остальное время это была молодая недалёкая баба, которая несла чушь, хотела красиво жить и ничего не делать, кроме ногтей, ресниц и ламинирования волос. Пока они вписывались в отведённый бюджет, Полонского вполне устраивали их товарно-денежные отношения. Он не вкладывался в них ни эмоционально, ни морально. Он оплачивал её салоны красоты и поездки на море, она была всегда готова, не выносила ему мозг и сосала как богиня.

Но большинство коллег на вечере были с жёнами.

Те сбились тесным кружком, смеялись, что-то загадочно обсуждали.

Недалеко от Полонского у фуршетного стола с тарелкой в руках стоял Авдеев (глава строительного холдинга «Вершины»). К нему подошёл Знаменский (владелец «Строй-Инвест»), брезгливо скривился, разглядывая канапе, и качнул головой в сторону могучей женской кучки:

— Говорят, сейчас распределение госзаказов идёт только там, в женском кружке, — он оглянулся, но Полонский сделал вид, что очень занят своим телефоном.

— В каком смысле? — удивился Авдеев.

— Новый глава департамента, как там его…

Кудасов, — мысленно подсказал Полонский.

— Кудасов, кажется, — сам вспомнил Знаменский, — типичный каблук. Он без указок жены даже срать не сядет, не то, что квоту на строительство выдаст. Вон та, видишь, в зелёном платье? — поднял он наколотую на шпажку виноградину с сыром и махнул ей в сторону оживлённо беседующих женщин. Полонский тоже повернул голову.

— Толстая? — уточнил глава «Вершин».

— Упаси тебя бог такое сказать, — усмехнулся владелец «Строй-Инвест». — Тем более при Кудасове. В общем, сейчас всё решает она. Так что сочувствую, — похлопал он по плечу Авдеева, что недавно расстался с женой, и заторопился к своей благоверной, что в том кружке стояла ближе всех к Зелёному платью…

Девчонка, что оттирала пятно, сидя на полу, шмыгнула, вытерла жёлтой резиновой перчаткой нос, и Полонский отвлёкся от своих мыслей.

Всё на ней было какое-то не по размеру. Огромные перчатки, доходящие до локтей. Голубой халат уборщицы. Несуразные старушечьи башмаки на шнурках, из которых торчали худые лодыжки и голые пятки. Но рвение, с которым она оттирала разлитую зелёнку, вызывало уважение.

Девчонке, наверное, было лет двадцать или чуть больше. Стройная, скорее всего, высокая. С хорошей грудью, упругой попкой. Приятные черты. На лице признаки интеллекта. Это никак не вязалось ни с работой, что она выполняла, ни с усилиями, которые прилагала. Толковая симпатичная девушка могла взяться за такую работу или по идейным соображениям (в качестве волонтёра), или от безысходности, — вскользь подумал Полонский и снова задумался о своём.

После подслушанного разговора, стараясь не вызывать подозрений, он опросил нескольких знакомых насчёт Кудасова и его жены. И ужаснулся. Реальность оказалась куда хуже, чем он подумал. Реальность была похожа на бред, что не вписывался в картину мира Феликса Полонского (разве такое может быть в современных реалиях?), но ему ничего не оставалось — только принять правила игры.

Полонский остро нуждался в государственном контракте, если не хотел пойти по миру и оказаться в конце той очереди, где раздают квоты компаниям, что уже показали себя как надёжные партнёры государства. И может, новый чиновник был глуп и зависим, но через две недели его жена устраивала благотворительный вечер, куда вход будет только для дам, и все понимали, что именно там будет решена судьба текущего госконтракта.

Где ж найти такую Золушку, чтобы и дурой не была, и вопросов лишних не задавала, и в списках проституток, известных каждой службе безопасности, не состояла, и внешне хороша, чтобы в подлинность чувств верилось каждому, кто их вместе увидит.

Полонский с каким-то новым смутным чувством посмотрел на уборщицу.

Тёмные волосы выбились из-под заколки. Она подула себе на лоб, чтобы их смахнуть.

— Но мы покупаем очень дорогой корм, — объясняла мать Феликса ветеринару, что её любимый лабрадудль, один из коллекции «диких, но симпатишных мутантов», как звал её собак Феликс, похоже, питается лучше, чем единственный сын.

Мать увлеклась метисами пуделя, когда узнала, что у них гипоаллергенная шерсть. Два её вечных проклятья: любовь к собакам и аллергия на них, наконец, нашли способ смириться друг с другом. И в их доме появились собаки, породы которых звучали веселее, чем клички. Помимо симпатяги лабрадудля (помесь пуделя и лабрадора), у них жили: бишудль, кавапу, шипу, мальтипу, дудл и пугл.

Феликс едва выучил названия пород. Как мать называла своих странных зверушек, скорее похожих на эксперименты безумного учёного, чем на собак, он запомнить и не пытался. Главное, его старушка была счастлива и заботилась о четвероногих, а не о личной жизни сына, и за это он был им безумно благодарен.

— Вета, — просунулась в дверь женщина в таком же голубом халате, что и девушка на полу. Полонский отошёл в сторону, чтобы им не мешать. — Бросай ты это пятно. Там кошка в пятом всё обдристала, — громко зашептала она. — Надо убрать.

Девушка так проворно встала, словно её позвали есть торт, а не убирать экскременты.

Подтянула свои безразмерные перчатки, подхватила ведро, и, по-старушечьи шаркая большими башмаками, пошла на выход.