Точное определение

<p>

А не спеть ли мне песню

О любви?..

Чиж & Co. «О любви»

— Короче, доедешь — отзвонишься.

— Ага.

— Когда билет обратно возьмёшь, тоже позвони. Мы тебя встретим.

— Хорошо.

Под припорошенным снегом навесом здания автовокзала стояли трое молодых людей лет двадцати-двадцати пяти. Если бы какой-нибудь посторонний наблюдатель решил обратить в их сторону скучающий взгляд, то прежде всего приметил бы высокого широкоплечего парня в тяжёлой куртке-дублёнке и меховой «атаманской» шапке. Этакого Илью Муромца, темпоральным вывертом заброшенного в начало двадцать первого века. Однако столь внушительный персонаж вовсе не отодвигал на задний план своих менее колоритных спутников, каждый из которых тоже был чем-то примечателен. Первый, одетый в строгое зимнее пальто с накинутым на голову капюшоном, удерживал внимание естественным благородством осанки и, вопреки трескучему морозу, расслабленной неподвижностью позы. Второй же, в противовес товарищам, совершенно не мог стоять спокойно — пританцовывал, перекатывался с носка на пятку то ли от холода, то ли от затянувшегося ожидания посадки. Носил он обычный пуховик и обычную же шапку, зато вокруг шеи у него был намотан роскошный шарф крупной вязки, в который парнишка без стеснения прятал нос, оставляя на виду лишь большие золотисто-карие глаза.

В шеренге стоявших у дальнего края площади автобусов завёлся красно-бурый «Икарус», и беспокойный пассажир расстроенно замер: — Ой, нет!

— У тебя билет на «газель», — негромко успокоил его приятель в пальто.

— Вот именно, — подтвердил «Илья Муромец». — Причём место козырнейшее: рядом с водилой. Серый пять минут кассиршу уламывал, чтобы она нужный номер выбила. Поэтому ты, Валюха, поедешь натуральным королём.

— Правда уламывал? — радостно-смущённый Валентин даже из шарфа вынырнул. — Спасибо!

Их товарищ, названный Серым, едва заметно повёл плечом: можно подумать, здесь есть за что благодарить. Потом скинул капюшон, демонстрируя пепельно-русый цвет непокрытой шевелюры, и коротко указал рукой на стоянку: — Вон твой транспорт, тоже под парами стоит.

Польщенная тем, что её заметили, апельсиново-оранжевая «газелька» не стала более медлить и тронулась с места, выруливая к месту посадки. Среди мёрзнущих на улице отъезжающих возникло заметное шевеление: народ потянулся к краю низкой асфальтовой платформы.

— Так, Валёк, давай и ты в темпе вальса, — богатырь легонько подтолкнул товарища в нужном направлении. — Покуда не задубел окончательно.

— Да, иду, — Однако его слова отчего-то разошлись с делом: так нетерпеливо ждавший транспорта Валентин вдруг замялся, переводя взгляд с одного спутника на другого.

— Целоваться на прощание не будем, даже не думай, — на всякий случай предупредил «Муромец». — Общественность неправильно поймёт.

Уезжающий бледно улыбнулся шутке.

— Всё будет в порядке, — банальная фраза прозвучала из уст Серого необычно ласково.

Валентин кивнул, сделал пару шагов спиной вперёд и только затем развернулся, чтобы заторопиться к «газели».

— Привет передавай! — крикнул ему вслед богатырь.

— Обязательно!

Остающиеся проследили, как приятель легко запрыгнул на своё место в кабине, и отошли чуть в сторону, намереваясь дождаться отправления маршрутки.

— Дорога хорошая, сухая, — вполголоса заметил «Муромец».

Серый кивнул, соглашаясь.

— Меньше, чем через два часа дома будет.

Снова кивок.

— Так чего ты переживаешь?

Пожатие плечами: да вот, переживается. Салонная дверь «газели» наконец захлопнулась за последним пассажиром, и машина неторопливо покатила к выезду на проспект. Оба провожающих, как по команде, одновременно подняли руки в прощальном жесте.

— Ну, пора и нам, — встряхнулся богатырь, когда яркий кузов скрылся из виду. — Серёг, морозоустойчивый наш, ты б капюшон всё-таки накинул? А то на тебя даже смотреть холодно.

Серый послушно выполнил пожелание друга, спрятав за движением тёплую полуулыбку.

— Давай прежде в продуктовый заглянем, — предложил он.

— Зачем это?

— Увидишь.

Приятели скрылись за дверью входа в автовокзал, и случайный наблюдатель — если бы он был — теперь окончательно выпустил их из поля зрения.

***

Серый задумал на ужин макароны по-флотски и манник к чаю, для чего требовалось купить недостающие кетчуп, кефир и манку. Потом друзья весьма удачно подошли к остановке, успев на «халяву» — бесплатный социальный автобус, — и без приключений добрались до родного студгородка.

В январе темнеет рано и быстро, но прозрачные льдистые сумерки, когда в небе зажигаются первые звёзды, — время абсолютно волшебное. Уж на что Олег почитал себя лишённым всякой романтической жилки, однако и его проняло торжественным сине-снежным покоем зимней природы. Между тем, мороз крепчал, обещая ночью добрые минус тридцать, отчего валившие из-за общежития густые клубы пара выглядели на редкость инородно.

— Бля-я, — с чувством высказался Воевода, верно интерпретировав картину. — Отопление прорвало.

— Херово, — подтвердил Серый. — Зато теперь понятно, почему после обеда батареи еле грели. Посмотрим поближе?

— Угу.

Действительно, старые коммуникации не выдержали холодов и дали приличную течь. К положительным моментам можно было отнести только то, что на месте аварии уже вовсю суетились коммунальщики.

— Мужики, к утру сделаете? — громко вопросил Олег.

— А хуй его знает, — обнадёжил прораб в вырвиглазно-жёлтой жилетке.

— Пиздец. Серёг, как у нас с обогревателем?

— Умер своей смертью по весне. Реанимации не подлежит.

— Полный пиздец, — Воевода потёр переносицу. — И попросить-то не у кого: кто собирался уезжать — уже свалил в родные пенаты, а оставшимся такая корова сейчас самим нужна.

— Ничего, ночь и день продержимся, — чтобы заставить Серого паниковать, требовалась причина посерьёзнее, чем угроза вымерзания. — Удачно Валя уехал.

— Это да, — Хотя бы он гарантированно будет в тепле. — Ладно, пошли утепляться?

— Пошли.

Деревянные рамы общежитских окон — такая штука, которую можно заклеивать до бесконечности, и всё равно через них внутрь будет пробираться холод. Поразмыслив, обитатели комнаты 407/4 поступили радикально: закрыли окно и балконную дверь нашедшимися у Олега в загашнике покрывалами, аккуратно прибив их гвоздиками за уголки.

— Блокадный Ленинград, — невесело прокомментировал Воевода.

— Не согласен, — Серый сосредоточенно изучал свои запасы «согревающих тело и душу» специй, намереваясь устроить огнедышащий ужин. — Нам попроще будет.

Собственно, пока готовили да трапезничали, температурных перемен действительно не замечали. Но стоило после телефонной сказки для Елены привычно усесться за компьютеры, как уже через полчаса начали замерзать пальцы, а через час Воевода сдался и самым что ни на есть детским способом завернулся в снятое с постели покрывало. Серёга тоже решил не корчить из себя полярника, достав из шкафа тёплый вязаный кардиган. Одежда была не магазинная, ручной работы, причём складывалось впечатление, будто довязывал её кто-то другой — крупными, неумелыми петлями. Олег знал эту историю: кардиган вязала мама Серого в подарок мужу, но закончить не успела. Через полгода после её гибели, когда у Дим Юрьича нашлись силы на разбор вещей супруги, почти готовую вещь снова достали из корзинки для рукоделия. Оставалось совсем немного: десятка три рядов простенького узора да закрыть петли, — и Серёгин отец взялся закончить работу вместо жены. Результат получился исключительно для домашнего пользования, однако большего никому и не требовалось.

— А у нас тут ещё очень даже неплохо, — обрадовал соседа Олег, вернувшись из секции, где чистил зубы. — Тёпленько.

— Как водичка?

— Околонулевая. Рай для «моржей».

Серый поморщился и щёлкнул кнопкой чайника.

— Вот блин, а я не догадался, — протянул Воевода. — Можно ж было нагреть кружку.

— Утром будешь умнее, — с этими словами друг отправился совершать вечерние процедуры.

— Буду, буду, ежели, конечно, доживу, — ох-хо-хо, кровать-то тоже «околонулевая», а спать в одежде Олег терпеть не мог. «Думаю, Валёк не обидится, если я позаимствую у него одеяло. Хотя нет, пока не стоит. Вдруг у Серёги тоже планы на дополнительное утепление? Сейчас вернётся, и согласуем».

План у товарища, естественно, был, причём в характерном больше для Валентина непредсказуемом стиле.

— Двигайся давай, — сверху на зябко кутающегося в своё одеяло Воеводу легли ещё два соседских.

— В смысле? — ошалело захлопал глазами Олег.

— В прямом.

Пару секунд они с Серым молча играли в гляделки, а затем лучший друг беззлобно фыркнул: — Олежа, ты извини, но у тебя сейчас вид старой девы, которой досужий ловелас делает неприличное предложение. Успокойся, никто не собирается посягать на твои честь и достоинство. Просто так будет теплее.

Обидное сравнение ощутимо зацепило гордость: Олег с независимым видом отодвинулся к стенке, уступая место «досужему ловеласу» и его подушке.

— Гашу свет?

— Угу.

Щёлкнул выключатель, и комната погрузилась в кромешный мрак.

— Нормально наша светомаскировка работает, как считаешь?

— Угу.

— Олежа, ну ей-богу, не дуйся. Виноват, ерунду сказанул. Могу к себе уйти, если хочешь.

— Не хочу, — так уж и быть, обижаться он перестанет. Просто чересчур внезапно всё получилось — поди разбери, как реагировать.

«Какие-то взаимоисключающие параграфы. У вас ведь уже был секс, не так ли? И далеко не единожды». Секс — это другое дело. Там вообще можно такое, на что в обычной жизни никогда духу не хватит. Например, облечь в слова всю важность, жизненную необходимость для Олега… кого? любимых? друзей? друзей-любимых? Вот, сейчас он даже сформулировать толком не способен, а тогда всё вышло совершенно естественно, правильно, точно.

Да, будучи откровенным до конца, он бы ужасно хотел привнести в повседневность толику той, параллельной, сказочной реальности. Того безымянного, что порой проскальзывало между Серым и Валей по эту сторону границы. «Им проще, они с самого начала больше возлюбленные, чем друзья, а я, а мы…»

— Эй, — щеки коснулось невесомое тепло кончиков чужих пальцев. — Ты опять чересчур громко думаешь. И опять о чём-то малозначительном.

Всё так. Несмотря на темноту, Олег безошибочно поймал худощавую кисть друга. Выдохнул в центр ладони: — Займёмся любовью? — и сам не поверил смелости откровенных слов.

Темнота отозвалась тихим смешком: — Ай да Олег-царевич. Никаких сантиментов, сразу быка за рога.