Татьянин муж

Глава первая

Этот типичный апрельский день не отличался ничем от предыдущих. Ветер по-прежнему носил по асфальту клубы пыли, образовавшейся после таяния толщи снега, иногда поднимая пыль выше и бодро забрасывая её в лица прохожих, так, что даже на зубах начинало противно скрипеть. Солнце палило нещадно, а теплоснабжающая организация упорно подавала тепло в дома: отопительный сезон ведь не закончился, и кому какое дело, что на улице +18? Пробивалась молодая несмелая трава, а на особо солнечных участках появились первые островки мать-и-мачехи.

Настроение у меня было с утра паршивое, как всегда в это время года, когда пейзаж напоминает пустыню. Я неистово ждала появления первой листвы, одуванчиков и прилёта ласточек.

В общем, день начался и продолжился в рабочем порядке, и если бы мне кто-то сказал, что этот день изменит мою жизнь, я бы рассмеялась в лицо этому человеку, заявила бы: Нострадамус из него никакой. Хотя что там «изменит»?! Во всех отношениях судьбоносный день положил начало перевороту всей моей жизни с ног на голову.

Но в это пятничное утро я ещё ни о чём не догадывалась и бодро поспешала в частную стоматологическую клинику «Данти», где работала администратором вот уже четыре года.

Вообще-то я окончила экономический факультет классического университета, где постигала бухгалтерский учёт, но по специальности работаю только на удалёнке. Просто в какой-то момент поняла, что общение с людьми для меня намного интереснее, чем цифры и даже числа.

Как раз в этот момент мне нужно было поменять пломбу в одном из зубов, и судьба забросила меня в «Данти». Увидев объявление о том, что клинике требуется администратор, я решила, что от добра добра не ищут, на следующий же день прошла собеседование в клинике и написала заявление об увольнении с прежнего места работы.

Сейчас мне двадцать семь лет, и четыре из них, как уже сказано выше, я отдала «Данти». В клинике все считают, что у меня врождённый талант к общению. Пока я не начала работать администратором, этого таланта никто не замечал. Меня приняли в «Данти» без особого энтузиазма, — я не соответствовала сразу двум из списка требований. Клиника искала администратора в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет с эффектной внешностью. Если перевести это с языка работодателей на общечеловеческий, то следует читать так: «Ты должна быть достаточно молода и привлекательна, но уже не в активном поиске, и с низкой вероятностью ухода в декретный отпуск».

Мне тогда было всего двадцать три года, да и внешность мою вряд ли можно счесть эффектной. Внешность у меня самая обычная: я, конечно, не дурнушка, но и красавицей меня назвать очень сложно даже с большой натяжкой. Рост средний — метр шестьдесят, фигура ничем и никуда не выдающаяся, волосы обыкновенного русого цвета без всяких там золотых, серебряных и медных оттенков, зелёные глаза, обычные черты лица.

Однако руководители и хозяева «Данти» ни дня не пожалели о том, что я была принята в обход требований (видимо, эффектные женщины от тридцати пяти до сорока пяти не очень-то спешили трудоустроиться туда, где рабочий день составлял двенадцать часов, а зарплата была вполне себе средней).

Вскоре выяснилось, что общение со мной успокаивающе действует даже на самых требовательных и скандальных клиентов «Данти». Одна из клиентов, Неонила Феофилактовна Кроль, перед которой трепетали все сотрудники клиники, вплоть до руководства, поворачивалась и уходила, если была не моя смена. Требовательная клиентка соглашалась общаться «только с Верочкой». То есть, со мной.

Сегодня была смена Тани, а значит, день удался (если не в плане погоды, то хотя бы в плане профессиональном). Таня — самая красивая, добрая, весёлая и остроумная из всех сотрудников клиники. К тому же, Таня — прекрасный специалист, и сама я хожу лечить зубы только к ней.

Когда мы пили чай, мне показалось, что Таня сегодня более задумчивая и молчаливая, чем обычно.

— Таня, у тебя всё в порядке? Ты сегодня какая-то не такая, энергию не генерируешь, — всё же решилась спросить я.

Поправив длинные и блестящие пепельно-блондовые пряди, Таня как-то странно посмотрела на меня красивыми голубыми глазами.

— Раз уж ты сама заговорила об этом, Вера… Мне очень нужна твоя помощь. Я долго думала, к кому обратиться, и решила, что ты подходишь мне больше всех.

— Если нужна какая-то помощь, Таня, ты же знаешь, я всегда готова…

— Погоди, выслушай сначала, — Таня потёрла лоб, посмотрела в окно.

Странно. Что это за дело, о котором она не может вот так сразу рассказать, собирается с силами? Мне было бы сложно отказать Тане в помощи, потому что она всегда выручала меня и моих тётушек, когда у нас возникали стоматологические проблемы. Кроме того, Таня очень поддерживала меня на первых порах, когда я только привыкала к работе в клинике. Она всегда была и остаётся для меня самой человечной и понимающей из сотрудников клиники.

— Вера, ты ведь знаешь, что я замужем?

— Да, конечно, — кивнула я, хотя, если до сих пор ничего не понимала, то теперь не понимала совсем ничего.

— Моего мужа зовут Григорий. Мы знакомы с детства, потому что наши родители очень давно дружат семьями. Наши отцы вместе служили, потом женились на двух подругах. Мы с Гришей росли, как брат и сестра, но, как выяснилось позже, так думали только мы. Родители видели нас мужем и женой.

Я с интересом слушала, и история напоминала мне один из старинных романов. Не знала, что и в наши дни люди вот так вершат судьбы собственных детей.

— Десять лет назад, когда Гриша окончил медицинскую академию, а мне исполнилось двадцать лет, состоялась свадьба. Сейчас мне тридцать лет, а мужу — тридцать три. Детей у нас, как ты знаешь, нет. Гриша мечтает о детях, но я не хочу. А причина этого нежелания очень даже прозаическая: я не люблю своего мужа, никогда не любила и не планировала провести с ним всю жизнь. Нет, ты не подумай, я хорошо к нему отношусь, но мои чувства, как и раньше, больше похожи на сестринские. Как бы дико это ни звучало, но так оно, ничего поделать не могу.

— Зачем же ты согласилась на этот брак и мучаешься десять лет? — тягостно удивилась я. Мне стало очень жаль Таню.

— Мучений никаких нет, но вот Гришу я ввожу в заблуждение и трачу его жизненное время. Он-то любит меня и надеется, что скоро у нас родятся дети. А замуж вышла, потому что не смогла пойти против воли отца. Я папина дочь, и я очень любила отца, боготворила. Ослушаться его, расстроить, — это было немыслимо для меня.

— Средневековье какое-то, — печально пробормотала я.

Мне и в голову не приходило, что в семье Тани кипят нешуточные шекспировские страсти. Она всегда такая весёлая, активная, открытая… Никак её образ не вяжется с браком по принуждению.

— Два года назад папы не стало, — продолжала Таня. — Наверно, ты это помнишь?

— Да, помню, Таня, тебя не было в клинике почти два месяца.

— Всё верно. До сорока дней я была вообще никакая, и лишь потом немного пришла в себя.

— А чем я могу сейчас помочь, Таня?

— Вот к этому я и подвожу. Полгода назад я встретила одного человека… Он старше меня на десять лет, разведён. Работает в мэрии. Понимаешь, Вера, я только теперь узнала, что такое настоящая любовь, страсть… Когда вся жизнь, всё существование подчинено лишь мыслям о нём, мечтам, фантазиям. Есть только он, больше ничего и никого для меня нет. И Стас, мой возлюбленный, говорит, после развода думал, что больше никогда не женится, а сейчас только и мечтает о нашем воссоединении, о том, чтобы я принадлежала только ему, и навсегда.

— Так в чём же дело, Таня? Это легко решается.

Я честно не понимала суть проблемы. Мой личный опыт показывал, что такие дела решаются на раз-два, особенно, если нет детей.

Таня добавила нам чай, кинула в свою чашку две таблетки заменителя сахара, задумчиво помешивала ложечкой почти прозрачную жидкость. Таня всегда пила какой-то сложный белый чай.

Я, признаться, начала немного уставать от затягивающийся интриги, даже при всём своём хорошем отношении к Тане. Ведь женщинам свойственно любопытство, которое должно быть удовлетворено здесь и сейчас.

— Проблема в том, что уходя, папа взял с меня слово. И я пообещала ему, что сохраню нашу с Гришей семью. Не осуждай моего папу.

— И не думала осуждать. Чужая семья — потёмки.

— Да, — кивнула Таня. — Спасибо, Вера. С тобой так легко говорить, даже о сложном. Ты потрясающий человек. А папа просто был свято уверен в том, что лучшего мужа для меня и отца для моих детей, чем Гриша, не существует. Он желал мне добра и хотел уйти, будучи спокойным за меня. А теперь, получается, я должна нарушить обещание.

— Таня, но ты же не могла предположить…

— Конечно. Однако я не могу расстроить маму, которая присутствовала при разговоре с отцом.

— Таня, ну это бред какой-то! Прости, но ты же не рабыня и не крепостная! Есть твоя жизнь, твои чувства. Запасной жизни не будет, набело не перепишешь!

— Вот именно, Вера! Потому и нужно оставаться чистым перед памятью предков.

— Ну и ситуация… — я по-прежнему не могла отойти от шока, но главный сюрприз ждал меня впереди.

— Потому мне и нужна твоя помощь. Вера, ты уже два года одна, а тебе не восемнадцать. Конечно, по нашим временам, двадцать семь — это самый разгар молодости, но пора задумываться о семье, о продолжении…

— Каким образом моя задумчивость о семье и о продолжении способна помочь тебе, Таня?

— Очень даже может! Гриша — прекрасный человек, добрый, умный, работящий, заботливый, мечтает о детях. И верный до безобразия. Сам он мне никогда не изменит. Но надо, чтобы изменил именно он. А в идеале, чтобы ушёл от меня к другой. Тогда не придётся уличать его в измене и прилюдно полоскать грязное бельё. Уйдёт, и у меня будут руки развязаны.

Я молча смотрела на Таню, хлопая глазами. До меня, наконец, дошло, хоть мозг и отказывался принимать информацию в обработку.

— Таня, ты что, хочешь, чтобы Григорий изменил тебе со мной? И ушёл ко мне? — с трудом вымолвила я.

— Да, Вера! Я очень прошу тебя, не отказывайся!

Я с минуту молча смотрела на Таню, чувствуя, как во мне закипает гнев и ещё что-то тёмное, страшное. Такое, чего я сама боюсь. Нет, мне ничего не показалось и не послышалось, а Таня не шутит.

— Таня, ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к измене и предательству, — максимально спокойно и равнодушно заговорила я.

Отпила чай и не почувствовала вкус, только какую-то горькую жидкость во рту. Я всегда пью чёрный, с бергамотом, без сахара. Да, это он самый. Но мне настолько мерзко, что даже любимый чай приобрёл вкус мерзости.

— Вера, — Таня участливо и заботливо заглянула в мои глаза, и я вдруг всем существом ощутила на себе то, что называют поцелуем Иуды, хотя собеседница даже не прикоснулась ко мне. — Тебе плохо? Прости меня.

Вообще, Таня в моих проблемах не виновата. Просто разговор с ней всколыхнул во мне всю эту муть, поднял со дна давно забытый осадок.

— Нет, не плохо. Всё нормально, Таня. Продолжай.

— Я знаю, как ты относишься к этой теме. Помнишь, два года назад… Это был тяжёлый год для нас обеих. Я потеряла отца, а ты…