Оптимистка с холодной головой

Глава восьмая

Я бегу через поле и уже почти пересекаю его, когда открываются "городские ворота", и из посёлка выезжает машина. Я знаю эту машину, я позавчера ездила на ней с Аркадием. И на ней же он был в самую первую нашу встречу.

Я уверена, что он видел меня, сложно было не заметить, я почти выскочила на дорогу. Машина быстро удаляется, подняв пыль.

Что ж, мы люди простые, не переломимся, позвоним. Звоню Аркадию, но он не отвечает.

Ах, так! Замечательно. Конечно, я не знаю, какая у меня была бы реакция, если бы я увидела подобную картину. Но было же очевидно, что я не обнимаю Артёма! И если ты видишь, что я несусь через поле галопом, как лошадь, неужели настолько сложно хотя бы выслушать?! А потом уж решать?! Мы ведь взрослые люди.

Хорошо же. Я давно приметила около "городских ворот" старую, чуть покосившуюся скамейку; видимо, она осталась ещё с тех времён, когда тут была не "Рублёвка штрих", а старые дома.

Опускаюсь на эту скамейку. Я буду ждать. Буду ждать столько, сколько нужно, пока Аркадий не вернётся. Хоть до завтра. Даже если он поехал к другой женщине. Я жду его, чтобы всё высказать.

Я сижу уже часа полтора, время переваливает за семь часов вечера. Вновь открываются ворота, и выезжает машина. Машина попроще, я бы так сказала. Мимо меня уже в обе стороны проехали несколько автомобилей, и всё один другого круче. А этот попроще. Свернув с дороги, машина останавливается, и с водительского сиденья выходит Володя. Подходит и садится рядом со мной. Мы приветствуем друг друга. Он знает меня по имени — отчеству. Видимо, ещё с того раза, когда они мой паспорт разве что на зуб не попробовали.

— Почему вы тут сидите, Кира Валерьевна? Давно?

— Жду Аркадия Романовича. Уже полтора часа. Вы домой едете? Рабочий день закончился?

— Да, — кивает он и лохматит рукой короткие светлые волосы. — Я не знаю, когда вернётся Аркадий Романович. И он оставил дома телефон. Конечно, у него всегда в машине есть запасной, но всё равно волнуюсь. Он будто не в себе был.

Вот как. Он забыл (или не забыл, а оставил намеренно!) телефон.

— Давайте я впущу вас в дом? Что вы тут будете сидеть? Вдруг Аркадий Романович допоздна уехал? Или…

— …или до завтра? Нет, Владимир, меня никто не приглашал в дом. Я не пойду туда. Буду ждать здесь. Зато точно не пропущу.

— Тогда я буду сидеть с вами и тоже ждать. Я не могу вас тут оставить, уже скоро вечер. Начальник не поймёт меня.

— Ваш начальник прекрасно видел, как я неслась через поле! Видел и уехал! И ему было вообще по барабану, как я тут одна! Так что ничего вам не будет, Владимир. Отправляйтесь домой. Вас семья ждёт, — я указываю на обручальное кольцо, украшающее безымянный палец его правой руки.

— Ждёт. Жена и две дочки.

— Вот! Ничего со мной не случится, Владимир.

Он продолжает сидеть. Даааа. Тут у каждого, похоже, свой кодекс чести.

— Я не поблагодарила вас как следует за Макара, — помолчав, говорю я. — Спасибо вам огромное! Даже не знаю, как отблагодарить. Могу всех подстричь. Но вы тут почти все под "спортивную", под машинку!

— Так удобнее, — я впервые вижу, как он улыбается. — Не надо нас благодарить, Аркадий Романович всем дал премию сразу после того, как нашли мальчика.

"Надо же!".

— Может, позвонить ребятам, чтобы вам чай принесли? — спрашивает он.

— Нет, спасибо!

Туча, сначала показавшаяся небольшой, затягивает небо, и начинается нудный дождь. Только этого не хватало!

— В дом? Или в машину хотя бы?

— Нет, — я непреклонна.

Вздохнув, Володя достаёт из машины большой чёрный зонт и открывает его над нами. Делать нечего, и под шум дождя он начинает мне рассказывать о дочках. Старшая окончила второй класс, отличница, гимнастка. Младшей пять, очень бойкая, и её отдали на тхэквондо, мальчишек гоняет там вовсю. Жена работает бухгалтером в детском саду. Я слушаю. Я умею слушать, и Володя рассказывает. Чувствуется, что он любит поговорить, но работа не располагает к словоохотливости. В выходные он ездит на дачу или на рыбалку с тестем. Тесть — мировой мужик, военный в отставке.

Мы забываем даже о дожде, который усиливается. Володя сидит со мной уже тоже полтора часа, итого я тут три часа. Начинаю подмерзать, но даже не думаю сдаться и уйти.

И вот мы как раз в середине какой-то забавной армейской истории от Володи (он служил в ПВО, как в песне, это я уже поняла), когда показывается автомобиль Аркадия.

Увидев наши посиделки, он всё же останавливается. Володя поднимается, пытается оставить мне зонт, но я складываю зонт и отдаю ему. Не сахарная, не растаю.

Володя, проходя мимо Аркадия к своей машине, что-то говорит. Видимо, обо мне. Аркадий кивает, вид у него, мягко говоря, виноватый. Но мне уже всё равно. Три с лишним часа ожидания сделали своё дело, я в тонусе, готова к боевым свершениям.

Володя уезжает, и Аркадий сразу бросается ко мне. Не тут-то было! Я отпрыгиваю на приличное расстояние, выставляю руки вперёд и провозглашаю:

— Не смей приближаться! Я здесь исключительно по делу.

— Зачем три часа сидеть на улице, Кира? Ты с ума сошла? Почему не пошла в дом? — он пытается медленно приблизиться.

— Ни с места! — я ещё отхожу. Дождь усиливается, а мы оба без зонта. — Я знаю, что ты меня видел! Видел и уехал! И оставил телефон! Так какого чёрта я забыла в твоём расчудесном доме?!

У меня всё клокочет внутри. Я близка к истерике. Видимо, всё напряжение этих дней готово выплеснуться. Опять! Опять я выхожу из-под собственного контроля, и опять всему виной он!

Я вижу, он прикидывает, как бы схватить меня.

— Даже не думай! — предупреждаю я. — Я всё скажу, и отправляйся туда, где был! Без телефона! Хоть без штанов! Мне всё равно. Я ждала тебя, а приехал Артём. Он хотел вернуть меня, ты был прав. Но я отказалась, в том числе, и от возвращения в салон. Сказала, что никогда не вернусь. Он всё понял и сказал: дай хоть обнять на прощание. Знаю, я должна была сразу оттолкнуть, тогда бы мне не пришлось вырываться. Это моя единственная вина.

Я уже промокла почти до нитки. Пора уходить.

— Я рассказала всё! Больше за мной ничего нет. Но ты же не дал мне и малейшего шанса. Просто взял и проехал мимо. Потому продолжай в том же духе! Желаю успехов! — и я бегом припускаю по полю, лечу во всю прыть.

Не знаю, переоценила ли я свою спортивную подготовку, или недооценила Аркадия, но он догоняет меня через несколько секунд. Прижимает к себе очень крепко, как тогда в саду. Я борюсь, пытаюсь вырваться, не сдаюсь.

— Прости! Ну прости, Кира! — повторяет он. — Боже, вся мокрая, замёрзла! Как я мог!

Он в отчаянии. Поскольку я продолжаю биться, Аркадий хватает меня на руки, тащит, запихивает в машину и каким-то хитрым способом блокирует двери. Я пытаюсь выбраться, и не могу! Он быстро садится за руль, "городские ворота" поднимаются, и мы въезжаем в посёлок.

Я прекращаю попытки вырваться на свободу; надувшись, молча смотрю в окно машины. Вскоре мы на месте. Аркадий просит кого-то из охраны загнать автомобиль, вытаскивает меня, и крепко держа за руку, ведёт в дом.

— Быстро позвони своим, чтобы не волновались, и телефон мне, — командует он, заперев двери.

Я выполняю приказ, и Аркадий отнимает у меня телефон.

— Все двери закрыть, все телефоны спрятать, — бормочет он. — Чтобы никто! Ничто!..

Потом он вновь хватает меня за руку, ведёт в душевую, начинает меня раздевать. Я смущаюсь, пытаюсь удерживать его руки, но всё напрасно.

— Я забираю это всё в стирку, — сообщает он, когда я стою перед ним нагая, кое-как прикрывшись полотенцем. — А ты быстро под горячий душ, греться!

Он захлопывает двери, но через пару минут стучится.

— Открой, я принёс тебе халат.

Я открываю, спрятавшись за двери, а он кладёт на батарею розовый халат с единорогами.

— Женька в подростковом возрасте была такая, как ты сейчас, так что не обессудь. Только такой.

Я послушно греюсь, долго не выхожу. Аркадий начинает стучать в двери душевой. Он выражает надежду, что я не собираюсь сидеть там до утра.

Едва выхожу, как тут же оказываюсь в его руках, и он ведёт меня в кухню.

— Есть хочешь?

Я молча качаю головой.

— Тогда чай. Я был у друга, того самого, директора физматшколы, а у него всегда есть чай на все случаи жизни. Как ты не отпускаешь Поля без витаминов, так мой друг не отпускает меня без чая.

Аркадий наливает в большие кружки дымящуюся рубиновую жидкость, садится рядом со мной. Ставит передо мной корзинку с печеньем; также на столе лежит плитка тёмного шоколада.

— Он же объяснил мне, что далеко не всё, кажущееся очевидным, очевидно на самом деле.

— А ты сам этого не знал?

Я впервые заговариваю с ним с тех пор, как он затолкал меня в машину.

— Знал, но ревность — очень нехороший, коварный спутник и советчик. А она сопровождала меня почти весь вечер.

Чай и правда необыкновенный, очень вкусный.

Тяжело вздохнув, Аркадий пересаживает меня со стула на свои колени, прижимает меня к себе.

— Быстро обещай, что выйдешь за меня замуж, и чем быстрее, тем лучше. Я жду, — говорит он мне в плечо.

Я молчу.

— Кира! Быстрее! Я потом обязательно попрошу твоей руки у всей вашей семьи, но сейчас мне нужно твоё личное согласие. Ты должна быть моей. Хватит. Букетно-конфетный период — это не наше, я уже понял. Кира!

Я уже давно всё простила, как устоишь перед таким напором!

— Я согласна, но учти, ты сам этого хотел, вини потом себя!

— Спасибо, любимая, спасибо! Ты не пожалеешь, Кира, никогда!

Обхватив меня за щёки, Аркадий целует меня. Поцелуй становится всё глубже.

Мы встаём, и Аркадий, быстро сняв с меня халат, отбрасывает его.

— Ну его, чувствую себя Гумбертом рядом с этими оленями!

— Это единороги, а не олени.

Аркадий делает шаг назад, рассматривает меня. Он тяжело дышит.

— Как ты прекрасна, Кира! — его пальцы легко касаются моей груди, и я не в силах сдержать стон. Закрываю глаза, ресницы мои трепещут, дыхание сбивается.

Аркадий в восторге от моего отклика, он целует мою шею, спускаясь губами и языком всё ниже; его руки мягко гладят мои бока, спину, бёдра, и я опять (или снова!) полностью теряю контроль над собой.

Обнимаю, отчаянно целую Аркадия, и с удовольствием вижу, что он тоже отпускает себя, полностью даёт волю чувствам.

— Что ты делаешь со мной, Кира! С первого дня, и чем дальше, тем меньше шансов на спасение!

Он подхватывает меня, и через несколько секунд мы в спальне. Я помогаю ему раздеваться. Мои ладони тянутся к до сей поры запретному и неизведанному, и Аркадий полностью теряет голову. Сама не помню, как мы очутились в кровати. Я слышу хриплый стон Аркадия, и через секунду он входит в меня.

…Я просыпаюсь от того, что чувствую, как длинные пальцы Аркадия перебирают и гладят мои волосы. Я вижу в его смеющихся глазах радость, вызванную тем, что я проснулась, и ещё что-то. Что-то такое, чего я никогда раньше не видела ни в чьих глазах. Наверно, потому мне никогда и не хотелось ни с кем быть рядом вечно, а с ним хочется. Чем больше он рядом, тем сильнее он мне нужен, необходим.

Уже утро, причём, не такое уж ранее. Мы не спали до глубокой ночи. Мы опять узнавали друг друга, и чем лучше узнавали, тем интереснее было узнавать ещё и ещё.