Кассиопея

– Получилось, да? – Чонхо выныривает сбоку, смотрит в отражение и разевает рот.

Мингю хочется спихнуть его обратно, но вместо этого сам подходит к зеркалу вплотную по примеру Мина, все же замечая боковым зрением, как меняется лицо Чонхо, который заметил Тэёна. Секундная стрелка настенных часов отмеряет оставшееся время так громко, что каждый щелчок отдается где-то в затылке.

– Давай быстрее, – говорит Мингю, прижимая ладонь к поверхности зеркала; осознает, что его не слышат, но все равно продолжает: – Потом может не быть возможности, быстрее. – А сам думает: «Помедленнее».

Мин не может разобрать его слов, но понимает, кажется, – кивает. Смотрит себе под ноги и кивает снова. Тэён трясет его за руку под неодобрительное мычание Чонхо, который рядом стоит совсем – плечо к плечу. Словно вытеснить хочет куда-то в сторону. Мингю чувствует чужое тепло сквозь рубашку (черт, он забыл про свою одежду) и делает то, чего делать был не намерен: смотрит на Чонхо с мыслью, что больше его уже не увидит. На лице напротив улыбки нет уже – ни легкой, ни простой.

Мин прижимает ладонь к зеркалу с обратной стороны. Очертания их ладоней совпадают, и смотреть на это больно. Секундная стрелка продолжает надсадно тикать прямо в голове. Мингю зажмуривается изо всех сил, впуская в себя осознание того, что все. Спустя несколько долгих секунд на его плечо ложится чья-то теплая рука. Он открывает глаза и шумно выдыхает, ожидая увидеть рядом Тэёна.

Но видит почему-то Чонхо.

Мингю резко поворачивается обратно к зеркалу и смотрит на Мина и Тэёна, которые все там же – по другую сторону. Мин ударяет по своему отражению ладонью – на его лице написаны искреннее непонимание и растерянность. Тэён не отстает, но в его глазах Мингю видит еще и страх – громадный такой, скользкий. Собирается слезами в уголках глаз.

Часы щелкают, и отражение мутнеет, искажается рябью. Две секунды, три – и Мингю вновь смотрит на свое бледное отражение. Бледное и потерянное. Он оглядывается на часы: «1:15». Прошло две минуты. Не одна. Но… Почему?

Мингю оседает на пол перед зеркалом, не в силах отвести взгляда от своего лица. Тело становится ватным, непослушным. Чужим словно.

Они же все сделали правильно. В чем ошибка?

В ушах звенит. В голове – пусто. Невыносимо хочется лечь прямо на пол, закрыть глаза и уснуть. Сделать вид, что этой неудачной попытки не было. Что дождь сегодня не шел. Что вообще ничего не было.

– Пиздец, – нарушает тишину Чонхо.

У него на лице – война эмоций, и ни одна из них не может выиграть. Мингю глядит на него снизу вверх и хочет не то рассмеяться, не то застонать от бессилия. Пиздец, и правда.

– Что в этот раз не так? Чего не хватает? В чем, блядь, дело? Какого… – Чонхо шлепает ладонью по поверхности зеркала, и то ощутимо вздрагивает.

– Я не знаю, – тихо отвечает Мингю, – я без понятия. Не знаю. Ничего не знаю.

Он слышит чужой смех и вздрагивает; смотрит на Чонхо, как на ненормального. Тот садится рядом, не переставая смеяться, и подпирает одной рукой щеку. Заглядывает Мингю в глаза и резко обрывает свой смех:

– Придется тебе все-таки поносить свитера с оленями.

Он фыркает и немного расслабляется. Чувствует неуместное облегчение, которое вообще-то должен был испытать, оказавшись по ту сторону, но почему-то ощущает сейчас.

Они сидят пару минут в молчании. Мингю пытается прокрутить в голове события всех ночей до того, как оказался в этом мире, найти упущенную деталь, тот самый необходимый пазл, без которого картина не картина, а обглоданное нечто, но не выходит. Зато вспоминает другое.

– На каком факультете ты учишься? – поворачивается он к Чонхо.

– Факультет бизнеса и экономики, – отзывается тот. – Нашел время спрашивать.

– И не говори.

Чонхо вздыхает устало, на ноги поднимается. Идет в сторону двери, но оборачивается полпути:

– Спи сегодня здесь, не страдай ерундой.

Мингю смотрит ему в спину, облизывает губы, которые почему-то соленые. Хочется бросить какую-нибудь – любую – фразу Чонхо вслед, но тот уже ушел. Он слышит его тихие шаги за стеной, а после легкий хлопок двери. Мингю глубоко вздыхает и замирает.

В комнате пахнет дождем, сигаретами и немного – миндалем.